Вершинные люди

Травма стерла из памяти все, что было до нее: годы раннего детства, атмосферу семьи, привычки, образ жизни. Рая помнила только то, что росла в больнице, без родителей, без их ласки, заботы, без милых домашних вечеров, без праздников, среди чужих людей. А главное — без ровесниц и детских забав!

До прихода в девятый класс подруг у нее не было, она не умела их иметь и не понимала, зачем они вообще нужны. Но вот лечение было окончено, она выздоровела и к началу учебного года снова пошла в ту школу, где когда-то прозвенел для нее первый звонок. За одной с нею партой оказалась девочка с волнистыми темными волосами, белоснежным лицом и сверкающими глазами цвета молодой травы. Она прилежно сидела, сложив руки на парте, но вдруг незаметно толкнула Раю локтем.

— Ты кто? Наши девчонки тебя не знают.

— Раиса, — назвалась та полным именем.

— Это имя! — фыркнула девчонка. — А фамилия у тебя есть?

— Да. Иващенко.

— Не знаю, — растерялась соседка по парте. — Кто такие Иващенко?

— Мой папа работает сапожником в Доме быта…

— А-а, дядя Митяй!

Девочки подружились. Люба Николенко оказалась вовсе не такой бойкой, как можно было подумать сначала, но уникальной в своем роде личностью — за годы учебы в школе она не получила ни одной оценки, отличной от пятерки. Она знала все и по всем предметам, а математика и история вообще были для нее естественной средой, как воздух для нормальных людей, например.

— А ты что любишь больше всего? — спросила Люба у Раи, когда они вместе возвращались домой.

— Стихи, — ответила та и призналась: — мечтаю со сцены читать Маяковского.

— Что именно?

— Поэму «Во весь голос».

Из окон Любиной комнаты хорошо просматривался холм с Раиным домом на вершине. Фактически девчонки были соседями, поэтому в школу и со школы ходили вместе, и это их сблизило окончательно.

Со временем выяснилось, что Рая плохо знает материал неполной средней школы, особенно упустила точные науки. Как она могла их хорошо знать, если в больничной палате не было ни доски, чтобы писать формулы, ни реактивов, чтобы производить опыты, ни приборов для физических экспериментов?

Сельская школа располагалась в небольшом двухэтажном здании бывшей синагоги, места в ней всем не хватало, поэтому занятия шли в две смены. Старшеклассники занимались во вторую смену, начинавшуюся с четырнадцати часов. Ежедневно, выучив дома уроки по доступным ей предметам, типа географии или литературы, Рая шла к Любе и там занималась физикой и химией, решала задачи по алгебре и разбирала доказательства теорем по геометрии.

Настала зима с ее неустойчивыми морозами и оттепелями. Часто бывало, что с утра пускался снегопад, и тогда Рая шла к Любе раньше, чтобы успеть пройти балки пока их не засыпало снегом выше колен. Улицы села редко заметало так высоко как низины, да и дорожки тут протаптывались быстрее. Но однажды снег все падал и падал, и конца ему, казалось, не будет.

— Мы не пройдем к школе, — забеспокоилась Рая, выглядывая из окна в лежащий напротив переулок.

— Пройдем, — бодро ответила Люба. — Что с нами станется?

— Снега насыпало выше колен, — тоскливо пояснила Рая. — Если я наберу его в валенки, то простужусь. И у меня снова откроется туберкулез, — призналась она.

Туберкулез костей обнаружили уже в больнице, когда она лежала в гипсе. Что лечили дольше: его или перелом — Рая так и не поняла. Знала только, что — после семи лет неподвижности — еще год, когда она как раз училась ходить, ей пришлось пробыть на реабилитационном лечении в детском противотуберкулезном санатории в Алупке. Признаваться в том, что она болела таким страшным заболеванием, ей было стыдно. Но она очень боялась простуды…

— Я пойду впереди, — предложила Люба, когда девчонки вышли на улицу. — А ты ступай по моим следам.

Всю дорогу до школы Люба старательно топтала дорожку, а Рая безопасно продвигалась вслед за нею. Она и теперь, закрыв глаза, четко видела высокую тоненькую фигурку своей подруги в больших валенках, которые та специально надела вместо сапожек, чтобы ими удобнее было разгребать снег. Вот так за ее узкой спиной Рая три года пряталась от ветров, а отпечатки Любиных ног вели ее не только по нетоптаным снегам, но и по скалистым тропам наук.

— Рая, — сказала на последнем уроке в одиннадцатом классе Татьяна Николаевна, учительница математики, перед тем, как объявить оценки, выставляемые в Аттестат зрелости, — дай слово, что ты не будешь поступать туда, где изучаются точные науки, и тогда я поставлю тебе четверку.

— Я буду поступать на филологический факультет университета, — ответила Рая. — Вашего предмета там нет.

Не все, но большинство учителей оставили хорошую память по себе. Раиса Дмитриевна до сих пор помнит их имена.

— Спасибо, — сказала она Татьяне Николаевне после выпускного вечера. — Во взрослой жизни я постараюсь быть похожей на вас.

— Любу благодари, — грубовато ответила Татьяна Николаевна, — это она просила меня помочь тебе».

Здесь ответы на все вопросы.

***

Но это отрывок из художественного произведения, здесь есть авторский вымысел, смещение акцентов, фактические неточности. На самом деле оказалось, что по окончании неполной средней школы, что было еще в лечебном учреждении, Рая пыталась поступить в медицинское училище, но не прошла по конкурсу. Знания ее явно не дотягивали даже до уровня среднего по успеваемости ученика обыкновенной школы. Понятно — в больнице ее лечили, а учили уже потом, вторым порядком. Хуже, что не привили навыков самообразования, которые ей очень бы пригодились. Хотя чего Бога гневить? — и на том спасибо, что осталась жива, здорова и красива.

Со временем выяснилось, что моей новой подруге особенно не давались точные предметы; вообще все, связанное с систематизацией и логикой. Она к ним просто не была способна, как некоторые не способны к рисованию или пению. Меня это поразило. Раньше я думала, что некоторые ученики просто ленятся учить или у них нет сил для этого, потому они и не знают азов. Но в случае с Раей я наблюдала энергичное, настойчивое и искреннее старание понять алгебру и геометрию, физику и химию. И убеждалась в абсолютной бесполезности этих мучительных усилий. Поначалу я испытывала шок, не соглашаясь отдавать отчет, что в мире существует что-то, что я легко понимаю, а другим оно кажется непостижимым и сложным. Раю это поражало иначе: она смотрела на меня, как на существо из иного мира. Казалось, она все время выискивала во мне некий орган, в котором гнездились мои способности, который сообщал мне преимущества перед нею и которого не было у нее.

В меру своего тогдашнего умения я давала Рае уроки. Впрочем, тогда было принято, чтобы отличники занимались с отстающими учениками, и многие неуспевающие одноклассники ежедневно приходили ко мне за консультациями. Иногда, правда, просто списывали, но все равно требовали объяснений.

Рая занималась упорно, не давая себе спуску. Где ей не удавалось понимать, то она старалась запомнить. И это вознаграждалось. По крайней мере она наполняла свой сосуд чем-то, что позволяло ей ответить урок. Этого было достаточно.

Позже, обучаясь в высшей школе, я тоже столкнулась с предметами, которые осваивала не сразу. Но прикладывать героические усилия для их постижения, как делала это Рая в школе, у меня не было ни сил, ни времени — в вузе материал начитывается быстро, без долбежки и разжевываний. Там останавливаться мы не успевали, основное — двигаться вперед! У меня были все основания полагать, что я эти предметы начисто упустила и знать не должна. Каково же было изумление, когда всего через несколько лет мне довелось эти предметы преподавать в вузе, и я убедилась, что понимаю и знаю их просто отлично! Опорные реакции, эпюры поперечных сил и изгибающих моментов для балок, закономерности которых мне не сразу открылись в период учебы, теперь оказались сущими семечками, и я читала их не то, что без карандаша, но даже издалека. Думаю, что и Рая в более поздней жизни все наверстала, ученическим усердием накопив в себе потенциал, который до поры до времени не раскрывался, а потом раскрылся.