Вершинные люди

Кажется, вечером я даже рассказала о ней подругам, и мы немного поговорили об этом.

Вскоре наступил сентябрь, школьная пора, учеба в старших классах.

Для меня это было особое время, потому что мы переселялись жить в новый дом, который строили два года. Был он не во всем завершенным — например, оставалось нанести второй слой глины на потолочное перекрытие, чтобы упрочить его и сделать теплее — но зато каким просторным и светлым! Недоделки — естественное дело. Доводить до готовности что-то возведенное, совершенствовать его можно до бесконечности, и это даже представлялось приятным, потому что таким домом хотелось заниматься. Главное, что это был дом, в котором никогда не жила черная сила, доставляющая нам только неприятности. Где-то в стороне, в стенах старого дома, остались и воспоминания моих родителей о военных трагедиях, и папины легкомысленные проделки и моя сестра с ее непослушанием и скандалами с мамой. Здесь, в этих комнатах, жизнь начиналась с нуля.

В школе у нас тогда все было правильно и удобно организовано: за классами закреплялись отдельные комнаты, и не ученики на каждой переменке бегали по школе беспорядочной гурьбой, вздымая пыль и таская вещи, на ходу глотая бутерброды, как делается теперь, а учителя шли туда, где должны были проводить урок. Только на уроки физики и химии мы ходили в специальный кабинет, расположенный в Красной школе, и то не всегда, а лишь на лабораторные работы. В тот год нам, девятиклассникам, выпало занимать комнату в Красной школе, где традиционно проводились вечера и устанавливалась новогодняя елка. Эта комната была самой большой.

Обо всем не расскажешь. Тогда, например, не было воровской традиции обдирать родителей и за их счет или их силами ремонтировать школу. Об этом родители даже не думали. Классы капитально ремонтировались, парты обновлялись и заменялись новыми в какой-то интригующей неизвестности, и мы приходили в школу на все готовое. В торжественной обстановке нас заводили в отведенные аудитории, отремонтированные и приятно пахнущие, словно вручали от государства подарок к началу учебного года, словно это был привет от сентября и поздравление с новыми знаниями, обитавшими тут в ожидании нас.

Торжественный момент, когда ученики стайкой стояли во дворе и ожидали открытия школы, я пропустила. Я зашла в свой класс, когда там уже шумели одноклассники и разбирались, кто за какой партой будет сидеть. К удивлению, я в толпе увидела и ту девочку, которую запомнила по случайной встрече летом. Что сказать? Мы в том возрасте все еще и чувствовали себя детьми, и оставались ими по существу, несмотря на то, что задумывались о будущей юности и зрелости. А эта девушка, будучи лишь на год старше, имела вид взрослой дамы.

Мы тут же улыбнулись друг другу и заговорили. Тем временем парты были поделены, и нам осталась последняя в правом ряду, самом дальнем от окон, парта под вешалкой. Там мы и сидели весь год.

Рая оказалась не просто девочкой, а девочкой с грустной предысторией, чем и объяснялась ее необыкновенная стать и преждевременная, кажущаяся нам несуразной, взрослость. Вот как я об этом писала в одной из повестей:

«Рае шел восьмой год. В сентябре она пошла в школу и с первых дней радовала родителей своей хорошей памятью и усердием. Трудно сказать, насколько самостоятельным и приспособленным к жизни ребенком она была. Убедиться в этом пока что не возникало необходимости — ее мама, Анна Ивановна, никогда не работала, и без присмотра младшую дочь не оставляли. Но все когда-то случается впервые.

Наступила ранняя весна, март — время светлое, обнадеживающее, да только мокрое и промозглое. По ночам разжиженную землю, повсеместные осевшие сугробы, талые лужи и мелкие речушки насквозь прохватывал мороз, а днем отпускал их. И тогда застывшая твердь опять раскисала, превращалась в вязкое месиво, которое налипало на обувь, пропитывало ее влагой, проникающей до ног. Такая погода вообще характерна для наших степных мест. Мощеных дорог тут не было, вокруг простиралась степь — тучные черноземы, давно лишенные спасительного травяного покрова, превращенные в хлебные поля и овощные огороды. Круглый год земле не давали покоя. Весной ее культивировали, скребли сеялками и прополочными аппаратами, летом убирали урожай, осенью — перепахивали. Круглый год людей донимала пыль, а в мокрое время года — эти глубокие хляби.

Дом, в котором жила Рая, довольно большой на четыре входа с разных сторон — когда-то богатое барское имение, чудом сохранившееся после революции, — достался им от деда с бабкой. Он стоял далеко от остальных жилищ, занимая вершину обособленного холма, склоны которого были распаханы под огород, переходящий в луг, что спускался к Осокоровке. Эта река плавно огибала холм и отрезала его от нашего села. По остальным бокам холма лежали пологие влажные ложбины, заросшие целинным сеном, да глубокие овраги, доверху заполненные кустами ежевики и дерезы. Чтобы попасть в село, где была школа, Рае в сухое время приходилось перепрыгивать через ручей или переходить его по мостикам из проложенных между берегами досок. Зимой же она шагала по льду. А вот когда от тающих снегов речка разливалась и отрезала их дом от цивилизации, иногда приходилось неделю-две сидеть дома. Случалось это весной и осенью.

Как-то утром Рая пошла в школу по глубоким снегам, а днем снова припекло солнце, и дороги превратились в бурно кипящие ручьи, сбегающие во вспучившуюся Осокоровку. Под вечер Рая возвратилась домой с мокрыми ногами, забрызганным подолом, продрогшая, а на следующее утро проснулась с температурой — простудилась.

Анна Ивановна не отходила от дочери несколько дней, пока у той не спал жар и она не начала вставать с постели. Как на беду, в это время заходилась телиться Зорька, их корова, кормилица, и Анне Ивановне пришлось дежурить возле нее. Из-за паводка ветеринар к ним добраться не мог, вот и оставалось рассчитывать только на себя. Для нее это было делом привычным. Но как быть с больным ребенком? Подумав, Анна Ивановна нашла выход из положения.

— А посмотри, что мы нашей дочке купили! — с этими словами она вывезла из кладовки детский автомобиль с блестящим шпилем на носу.

Скоро Рае должно было исполниться восемь лет, и родители приготовились к этому заблаговременно. Теперь же мама решила отдать подарок раньше срока, чтобы чем-то занять ребенка на время своей отлучки. Игрушка была хороша, что и говорить, однако, проехав несколько раз по тесной комнате, девочка почувствовала слабость и перестала ею интересоваться. Поблескивая никелированными частями, машина осталась в стороне, а Рая взобралась на стул и потянулась за толстенной книгой, из которой родители читали ей на ночь сказки. Книга стояла на верхней полке этажерки из лозы и была такой тяжелой, что Рая качнулась под ее весом в сторону, потеряла равновесие и упала.

Анна Ивановна нашла девочку на полу со сломанным о шпиль машины позвонком. Удар пришелся на область шеи.

Восемь последующих лет Рая лежала в гипсовом корсете, панцирем облегающем ее тельце от ушей до талии. Двухкилограммовая гиря, прикрепленная к месту травмы для того, чтобы при срастании костей на позвонке не сформировался горб, прижимала ее к кровати и больно сдавливала грудь. К тому же, как известно, беда не приходит одна — у нее развился туберкулез кости. Какая это была жизнь? Для лучшей вентиляции легких больную каждый день заставляли делать скучные дыхательные упражнения, ей подолгу массажировали открытые части тела, иногда протирали кожу косметическими растворами, но это не спасало от пролежней и тяжелого запаха. Двигаться она не могла, переворачиваться ей не разрешали. Видя, что лечение займет не один год, Рае разрешили продолжить учебу. Лежа без подушек на жестких досках, она постигала тайны простейших знаний от приходящих учителей.

Когда пришел срок и ей разрешили встать с кровати, оказалось, что она разучилась ходить, всему надо было учиться заново. Еще год с нее не снимали все тот же корсет, так что у Раи невольно сформировалась горделивая осанка с высоко поднятой головой и выработалась осторожно-выверенная походка, оставшаяся на всю жизнь. Не зря я с первого взгляда обратила внимание на ее вид и несколько искусственные движения, за что в школе девчонки дразнили Раю задавакой.