Страница 1 из 6
Фрэнк О'Коннор
Скряга
Перевод Н. Рахмановой
1
Он сидел так целыми днями, глядя сквозь грязное окошко своей грязной лавчонки на Главной улице, - вытянутая, гладко прилизанная голова, мутные грустные немигающие глаза, отвисшая нижняя губа с прилипшим к ней окурком, отвисший небритый двойной подбородок.
Запоминающееся лицо: опухшее, тяжелое, красное, обрамленное очень черными волосами, намазанными медвежьим салом. И хотя постепенно волосы поседели, а лицо пожелтело, ничего, в сущности, не произошло.
Оттого что он всегда сидел в одной и той же позе, вы не замечали наступившей в нем перемены, вы его видели с улицы таким же, каким увидели впервые, - неподвижно торчащим на своем месте, точно какой-то дуб или скала. Он почти не шевелился и тогда,, когда ктонибудь толкал снаружи стеклянную дверь и скатывался по ступенькам в лавку. Казалось, ему трудно сделать минимальное усилие. Мутные, налитые кровью глаза медленно обращались к одной из полок, вяло протягивалась рука, монеты падали в кассу. Затем он принимал прежнюю позу и снова устремлял взгляд в окно. Иногда он заговаривал, и тогда вы вздрагивали от неожиданности, - словно статуя О'Коннела сошла с пьедестала и густым замогильным голосом со старомодной вежливостью справляется о здоровье кого-нибудь из членов вашей семьи. Именно это и ставилось ему в большую заслугу - он никогда не забывал старых соседей.
Порой его изводили дети: они заглядывали в окно и корчили за стеклом рожи, мешая его сосредоточенному созерцанию, - и он, не двигаясь с места, кричал на них.
Порой они не унимались, и тогда лицо его раздувалось и багровело, он с трудом добирался до двери и ревел им вслед зычным голосом, который был слышен на другом конце города. Но большей частью он сидел молча и неподвижно, и грязь и беспорядок вокруг него все сгущались, засаливая его волосы и одежду, и торжественное, как у Будды, лицо с двойным подбородком лоснилось от жирного соуса. Единственной роскошью, которую он себе позволял, была сигарета "Вудбайн", вечно торчавшая у него изо рта. Сигареты лежали на полке у него за спиной - достаточно было протянуть пазад руку, даже голову поворачивать не требовалось.
Он был последним из очень хорошей семьи Девере, когда-то крупных торговцев. В городе до сих пор помнили его старого отца, выезжавшего в собственном экипаже. Да, собственно, и самого Тома Девере еще помнили другим - щеголеватым юношей, курившим сигареты и каждый день вставлявшим свежий цветок в петлицу. Но потом он женился на женщине ниже себя по положению, и брак получился неудачным. У них родилась дочь Джоан, которая тоже получилась неудачной - родила ребенка и уехала неизвестно куда, - и теперь при нем не осталось никого, кроме отставного солдата по имени Фэкси, долговязого жилистого потрепанного субъекта. Этот беззубый полусумасшедший Фэкси как-то сам приставил себя к Девере денщиком много лет назад. Он кипятил чайник и приносил старику по утрам чашку чая.
- Приказ по части, генерал! - гаркал он, вытягиваясь по стойке "смирно".
И Девере со стонами и кряхтеньем выуживал из-под подушки шестипенсовик.
- Ну и какого черта я на это куплю? - огрызался Фэкси, и улыбка исчезала с его физиономии.
- Вот еще, - благодушно рявкал Девере, - на это можно купить отличный кусочек кровяной колбасы.
- А пить тоже кровяную колбасу вместо чая будете?
- Да коли у меня больше нету? - багровея, гудел старик.
- Ах, нету, слыхали? - шипел Фэкси, оскалясь, как волк, и переминаясь с ноги на ногу, точно застигнутый на месте преступления ребенок. - Ну, раскошеливайтесь живее! Что я, целый день тут буду ждать? Бакшиш! [Бакшиш (перс.) - подарок, милостыня, чаевые] Бакшиш, если сахиб [Сахиб (араб.) господин, хозяин] желает завтракать!
- Говорят тебе, убирайся и не приставай ко мне! - орал Девере, и Фэкси удалялся ни с чем. Добывать деньги или кредит было кошмаром его жизни.
- Да есть у него деньги, есть, - шипел Фэкси, перегибаясь через прилавок и пытаясь улестить лавочника, чтобы тот поверил в долг. - Целые сундуки, говорю вам, полным-полнехоньки, стоят заколоченные. Только под кроватью два здоровенных сундука.
В городе тоже ходила такая молва - все знали, что У семейства Девере всегда водились деньжата, и старый Том их не поубавил. Поэтому в то или иное время все лавочники по очереди предоставляли кредит, но в конце концов отказывали в нем, видя старика в окне изо дня в день, как будто он бессмертен.
2
Наконец его все-таки хватил удар, и Девере уложили в постель наверху, в вонючей комнате, где перекошенные оконные рамы были обиты войлоком и прибиты гвоздями, чтобы предохранять от ветра, задувавшего с Главной улицы; где цветастые обои, наклеенные слой на слой, отвисали гирляндами со стен. Фэкси тем временем приглядывал за лавкой и наживался на сигаретах и на всем прочем, что подворачивалось под руку. Не так чтобы там было на чем наживаться: керосин да свечи, да какое-то старье вроде ярлыков для бутылок с касторкой (ярлыки оставили коммивояжеры на всякий случай). Каждый раз, как раздавался стук двери, захлопнувшейся за покупателем, старый Девере колотил в пол, призывая Фэкси.
- Кто там вышел, Фэкси? - стонал он. - Я не узнал по голосу.
- Дочка Шиханов, что живут в переулке.
- Ты спросил, как здоровье ее отца?
- Не спрашивал я, у меня других забот хватает.
- Всё равно, надо было спросить, - ворчал больной. - За чем она приходила?
- За двумя свечками, - шипел в ответ Фэкси. - Еще какие будут вопросы?
- Нет, не за свечками, Доннел. Не думай, ты меня не обманешь. Я каждое словечко слышал. Она просила еще кое-что, я ясно расслышал.
- Значит, от удара у вас что-то со слухом стряслось, - огрызался Фэкси.
- Не думай, ты меня не обманешь, говорят тебе! - гудел Девере. - У меня все проверено, Доннел, каждая мелочь записана. Имей это в виду!
И вот в одно прекрасное утро, когда Фэкси курил сигарету и изучал во вчерашней газете результаты скачек, дверь в лавку тихонько отворилась и появился отец Ринг. Отец Ринг был благостный человечек, уроженец Керрп, с белесым личиком и копной рыжих волос. Вид у него всегда был словно умоляющий, виноватый, ходил он бочком, на цыпочках, с испуганным выражением лица - одни уроженцы Керри умеют такое из себя вытворить.