Страница 3 из 4
Он бережно сложил письмо и, встав на цыпочки, положил его на самую верхнюю полку книжного шкафа, передвинув немного змейку, чтобы его охраняла. Он задул свечу, и пошел к семье.
"ПОСТСКРИПТУМ:
Я вижу, что теперь должен сказать последнее Слово - редкое удовольствие для человека, живущего в доме, в котором обитают одновременно (по последним подсчетам) еще восемь женщин. Мы предполагаем оставить Ридж, как только потеплеет, и отправиться в Шотландию, дабы выкупить там мой печатный станок и с ним вернуться в Америку. Путешествовать в наши времена - дело сомнительное и ненадежное, и я не могу предсказать, будет ли у меня возможность написать вам когда-нибудь снова. (Так же, как не знаю, получите ли вы это Письмо, однако всегда исхожу из необходимости Веры в то, что получите.)
Я хотел рассказать вам о Размещении Собственности, когда-то находившейся на доверительном попечении у Кэмеронов, для некого Итальянского Джентльмена. Я думаю, было бы неразумно перевозить это с собой, и потому поместил его в Безопасное Место. Джем это Место знает. Если в некоторое время вы будете иметь Нужду подобного свойства, скажите ему - Испанские Стражи. Если оно там, непременно убедитесь, что его Благословил священник; на нем есть Кровь.
Иногда я хотел бы увидеть Будущее; однако гораздо чаще я благодарю Бога за то, что не могу. Но я всегда буду видеть ваши Лица.
Поцелуйте для меня Детей.
Ваш любящий отец,
Дж. Ф."
***
ДЕТИ БЫЛИ УМЫТЫ, зубы начищены, их расцеловали и уложили в постель, а их родители вернулись в библиотеку, к своей "капельке" виски и к письму.
"Итальянский джентльмен?" Бри посмотрела на Роджера, приподняв бровь так, что на ум сразу пришел Джейми Фрейзер, и Роджер невольно взглянул на листок бумаги. "Он имел в виду..."
"Чарльза Стюарта? Он и не мог иметь в виду кого-то еще."
Она взяла письмо и прочитала постскриптум, возможно, уже в десятый раз.
"Но если он имел в виду Чарльза Стюарта, то его собственность..."
"Он нашел золото. И Джем знает, где оно?" Роджер никак не мог взять в толк это последнее замечание, и вскинул глаза к потолку, над которым его дети, вероятно, уже спали, мирно укутавшись во все возможные Добродетели, и в пижамы с мультяшными картинками.
Бри нахмурилась.
"Он? Это не совсем то, что пишет папа - и, если он знал... нет, это слишком большой секрет для того, чтобы просить сохранить его восьмилетнего мальчика."
"Ты права."
Восьми лет, или меньше - Джем всегда был хорош в сохранении любой тайны, подумал Роджер. Но Бри права - ее отец не обременил бы никого такой опасной информацией, не говоря уж о любимом внуке.
Конечно, не без уважительной причины - из приписки было ясно, что информация им предоставлена только для действий в случае крайней необходимости.
"Ты права. Джем ничего не знает о золоте - только об этих Испанцах, что бы это ни значило. Он при тебе никогда не упоминал что-то подобное?"
Она покачала головой, потом резко обернулась при внезапном порыве ветра из открытого окна; ветер дул сквозь занавески, неся с собой дыхание нескончаемого дождя. Бри поспешила закрыть окно, а потом побежала наверх, чтобы закрыть окна и там, махнув Роджеру, чтобы посмотрел те, что на первом этаже. Лаллиброх был большим домом, оборудованным замечательным количеством окон - дети уже пытались их сосчитать, но всякий раз их число не сходилось с прежним результатом.
Роджер подумал, что в один прекрасный день мог бы сходить и сосчитать их сам, урегулировав наконец этот вопрос, просто до сих пор не хотел поддаваться этому желанию.
Их дом, как и большинство старых домов, был ярко выраженной самостоятельной личностью.
Лаллиброх был гостеприимен, с этим все в порядке; большой, приветливый, скорее удобной, чем величественной постройки, и с отголосками поколений, тихо рокочущими в его стенах.
Но то было место, имевшее свои секреты - в этом тоже не было сомнений.
И то, что он прячет ото всех настоящее количество своих окон, вполне в соответствовало образу дома, как существа довольно игривого.
Окна в кухне, теперь оснащенной современным холодильником, плитой Aga и достойной сантехникой, но все же с прежними, древними гранитными столешницами, окрашенными соком смородины, кровью птицы и дичи - все оказались закрыты; тем не менее, он их проверил все подряд и отправился дальше, в кладовые.
Свет в заднем зале был выключен, но он все равно мог видеть решетки в полу у стены, которые пропускали воздух в Дыру священника, внизу.
Там прятался его тесть - недолго, в течение нескольких дней после Восстания - перед тем, как был заключен в тюрьму в Aрдсмуире.
Роджер как-то спускался туда - тоже ненадолго, когда они только купили дом - и выбрался из промозглой, зловонной и тесной Дыры с полным пониманием того, почему Джейми Фрейзер решил жить в пустыне, на удаленной горе, где вокруг не было видно никаких границ, куда ни посмотри.
Годами по чьему-то принуждению, против воли скрываться от заточения, от полного лишения свободы...
Хотя Джейми Фрейзер не был существом политическим - уж он-то знал лучше, чем большинство его соотечественников, какова истинная цена войны, независимо от ее предполагаемых целей.
Роджер, совсем как живого, увидел перед собой тестя, и рассеянно потер запястья, где следы от оков давно исчезли, а вот память об их тяжести - нет.
У Роджера не имелось ни тени сомнений в том, что жить Джейми Фрейзер мог только свободным - или умереть. И на мгновение с тоской, от которой заныли кости, он пожелал снова оказаться там, чтобы сражаться с ним бок о бок.
Начался дождь; он слышал, как тот стучит по шиферным крышам хозяйственных построек; к этому вопросу он подошел серьезно, надежно упаковав дом от туманов и непогоды.
"Для себя... и для наших потомков,"- сказал он вслух, только очень тихо. Это была сделка между двумя мужчинами - невысказанная, но обоим совершенно понятная. Ничто не имело значения - кроме того, что семья сохранится, и дети всегда будут защищены. И если оплатить эти счета можно только ценой его крови, пота, или ценой души - они будут оплачены.
"Oidche mhath,"- сказал он, коротко кивнув в сторону Дыры священника. Тогда спокойной ночи.
Он постоял в старой кухне немного подольше, ощущая всем телом объятия Дома, их надежную защиту от любого шторма.
Эта кухня всегда была сердцем дома, подумал он, обнаружив, что тепло от плиты может быть таким же уютным, каким был когда-то огонь ныне пустующего очага.
Брианну он встретил у подножия лестницы; та уже переоделась ко сну - но так, словно спать и не собиралась.
Воздух в доме всегда был прохладным, и сейчас, с наступлением дождя, температура упала еще на несколько градусов. Но несмотря на это, Брианна была одета не "в шерстяное и мохнатое" - больше того, теперь на ней была тонкая ночная рубашка белого хлопка, обманчиво невинного вида, и с небольшой красной лентой, продернутой сквозь легкую ткань у нее под грудью. От этого белая ткань прильнула к груди, как облачко к вершинам горы. Он ей так и сказал - а она рассмеялась, и не возражала, когда он сложил руки вокруг них чашечками, и соски в его ладонях сразу стали круглыми, как пляжные камушки, розово просвечивая сквозь тонкую ткань.
"Наверху?"- прошептала она и, опершись на него, пробежала кончиком языка по его нижней губе.
"Нет,"- сказал он и крепко ее поцеловал, вздрогнув от неожиданной щекотки. "На кухне. Там мы этого еще не делали."
Он взял ее, склонившись над древним прилавком с таинственными пятнами - звук ее маленьких вскриков аккомпанировал порывам ветра и дождя за старинными ставнями. Почувствовал ее дрожь, и сладкую влажность - и наконец ее отпустил; колени дрожали так, что он медленно упал вперед, ухватился за ее плечи и зарылся лицом в пахнущие шампунем ароматные волны ее волос; старый гранит под щекой был гладок и прохладен. Сердце у него билось медленно, тяжело и ритмично, как бас-барабан.