Звезда над нами

- Значит, вы сделали это намеренно?

- Вы просто не понимаете меня, мистер Драйден. При теперешней ситуации победу одержат ацтеки. Другими словами, будущее принадлежит их цивилизации, если только вы не предпримете ответные шаги. Конечно, история будет развиваться - у наших предков в прошлом были куда более черные страницы, чем человеческие жертвоприношения. Если вы уничтожите моих лошадей или помешаете мне их использовать, вы будете убийцей всех до одного индейцев от наших дней и до конца времен. Так что не читайте мне лекций о морали, Уэйд. Вы находитесь точно в таком же положении, как и я, и хорошо это понимаете.

- Послушайте, - сказал Уэйд, - ведь наша цивилизация существует в 2080 году - вы не можете этого отрицать. Вы пытаетесь играть роль господа бога, но решение, которое вы приняли, вам не по силам.

- Чепуха! - отрубил Хьюз. - В тот момент, когда история может быть изменена, возникает проблема выбора. Всякий раз, когда вы по своему желанию уничтожаете какую-то культуру, вы выносите ей свой приговор. Вы заявляете, что стоите на более высоком уровне, чем тот, к которому могло бы привести развитие данной культуры. А я утверждаю, что это не что иное, как эгоизм чистейшей воды.

- Это вы выносите свой приговор.

- Конечно, я всего лишь хотел указать, что вы находитесь в таком же положении. Вопрос о том, что же правильно, во многом зависит от того, где вы находитесь. Что правильно для этого века, неправильно для 2080 года. А что правильно для 2080 года, точно так же неправильно здесь.

Уэйд решил не спорить. Хьюз был убежденный релятивист в области культуры, и вряд ли его можно было убедить с помощью доводов разума. Поэтому спор был напрасной тратой времени.

Опасность заключалась в том, что Хьюз был далеко не глуп и его позиция была достаточно надежной.

- Почему вы решили, Дэн, что эта культура выше нашей? Давайте на время забудем о национальной принадлежности. Обещаю, что не буду размахивать перед вами американским флагом. Мне просто хочется понять.

Хьюз улыбнулся.

- Я и не думаю, что ацтеки лучше нас, - к изумлению Уэйда сказал он. - И не знаю, может ли один образ жизни быть лучше другого. Я даже не имею представления, что в этом контексте означает термин "лучше".

- Тогда зачем вы все это затеяли?

Хьюз посмотрел Уэйду прямо в глаза.

- Я полюбил, - сказал он. - Полюбил индейскую девушку. Не думаю, что вы поймете меня, но других объяснений вы не дождетесь.

Уэйд медленно обернулся и посмотрел назад. Красавица-индианка по-прежнему стояла в полумраке, держа в руках винтовку. "Ради нее, - подумал Уэйд, - ради нее он готов погубить весь мир".

А впрочем, с его точки зрения, почему бы и нет? Во время одного из своих ранних исследовательских путешествий Хьюз встретил девушку и полюбил ее. Он не мог взять ее с собой; провезти ее контрабандой через станцию Цинциннати в 2080 год было невозможно. А что было главным в характере Хьюза? То, что он не подходил к своему обществу. Он не любил свою работу, потерпел неудачу в осуществлении своей мечты. Был равподушен к жене. Детей у него не было. Его лучший друг, поэт Карпентер, был слишком честен, чтобы льстить ему. Так почему Хьюз должен быть предан цивилизации, его породившей?

- Но послушайте, - сказал Уэйд. - Зачем вам лошади? Вы можете остаться здесь и жить с ней. За время вашей жизни Кортес не высадится в Америке. Надеюсь, я сумею добиться, чтобы вас оставили в покое, если вы пообещаете мне не делать глупостей.

- Скажите, Уэйд, вы когда-нибудь любили?

Уэйд не ответил.

- Я хочу, чтобы у меня были дети, - продолжал Хьюз. - Я не могу привести детей в мир, который рухнет у них на глазах, ведь я знаю, что их мир будет уничтожен; это совсем не предположение, а уверенность. Я впервые почувствовал, что такое счастье, здесь, с моей женой. И я хочу сделать для ее народа все, что в моих силах. Если вы считаете это преступлением, мне остается только ответить, что ваше мнение мне совершенно безразлично.

- Нет, - медленно выговорил Уэйд, - это не преступление. Я сам не знаю, что это такое.

Уэйд рассматривал циновку, на которой он сидел. Он был глубоко обеспокоен; аргументы Хьюза нельзя было просто отбросить. Уэйд не пробовал обмануть себя избитыми истинами. В настоящий момент существовали обе цивилизации. Ведь нельзя твердить, что одна из них лучше лишь потому, что один раз она существовала. Кто знает, каким был бы мир при другой цивилизации?

В этой ситуации не было правильного и неправильного.

Хьюз не был преступником, так же как и Уэйд не был героем.

Хорошо. Тогда упростим ситуацию до предела. У них разные симпатии и антипатии, разные представления о чести. Жизнь Уэйда немыслима вне 2080 года. Если ему не удастся остановить Хьюза, он погибнет. А у него нет никакого желания приносить себя в жертву.

Все очень просто.

Он должен действовать. Но как?

Заря уже занималась на востоке, и в хижину проникал холодный серый предутренний рассвет.

Уэйд перешел в наступление.

Он целился в самолюбие Хьюза и надеялся не промахнуться.

- Перед отъездом я видел доктора Клементса, - сказал он. - Ваш босс сказал, что ваша последняя работа - помните, об урбанизме - настолько ни в какие ворота не лезет, что он вынужден поставить вопрос о лишении вас ученой степени.

Это явно произвело впечатление на Хьюза.

- Что? Не может быть! Степень присваивается пожизненно. Клементс - осел. Мое исследование было чертовски удачным, и он знает это. Какого дьявола вы...

- Ваша жена покончила жизнь самоубийством, - хладнокровно прервал его Уэйд.

- Я вам не верю.

- Я встречался с Карпентером. Вам известно, что у него сохранился один экземпляр вашего романа? Я прочитал "Окно к звездам". Это дребедень, но в одном месте у вас получилось неплохо.

- Сохранился экземпляр? Что это за место?

Уэйд ненавидел себя в этот момент, однако разозлить Хьюза было необходимо.

- Вы никого не любите, Дэн. Вы неудачник и пытаетесь скрыться от самого себя. Но убежать от себя нельзя. Вы и здесь потерпите неудачу. Вы будете вечным неудачником...

Хьюз вскочил на ноги. Несмотря на бронзовый загар, лицо его побелело. Он тяжело дышал.

- Вы лжете! Лжете! Я докажу вам, всем вам...

Вот он, этот момент!

Уэйд бросился в сторону на циновку, покатился кубарем и рванулся к одеялу, которое закрывало дверной проем. Оказавшись снаружи, он мгновенно шагнул в сторону.

Щелкнул выстрел, и пуля пробила одеяло.

Уэйд схватил веревку, висевшую рядом с дверью, и кинулся к коралю. Лошади тревожно храпели и топтались внутри. Он рывком открыл ворота. Второго выстрела он не слышал, только почувствовал на щеке ветерок от пролетевшей пули.

Уэйд вскарабкался на ограду, с диким криком бросил лассо и прыгнул на спину пойманного жеребца. В следующее мгновение он свалился на землю, но снова вскарабкался на лошадь и изо всей мочи вцепился в гриву.

Он снова крикнул и начал хлестать лошадей свободным концом веревки. Лошади начали метаться.

Жеребец под ним задрожал, но не сдвинулся с места. Уэйд заметил, что жеребец привык ходить под седлом - на нем еще остались следы от ремней. Испуганные лошади метались. В корале царил настоящий бедлам. Уэйд расслышал щелчок выстрела. Рядом с ним почти по-человечески вскрикнула кобыла, в которую попала миновавшая его пуля.

Уэйд сжал коленями бока жеребца и покрепче вцепился свободной рукой в гриву. Он испустил вопль, который сделал бы честь любому ковбою, и галопом устремился к открытым воротам. За ним последовали почти все лошади - они дико вращали глазами и с храпом хватали холодный утренний воздух.

Не меньше десяти минут Уэйд дал жеребцу скакать во главе табуна; было почти невозможно управлять им с помощью накинутой на шею веревки. Уэйд думал только о том, как бы не свалиться, подпрыгивая на мокрой спине жеребца, и проклинал про себя развевающуюся жреческую тогу.