Страница 4 из 96
– Не узнаешь, милок?
– Кажись, узнаю, Егорыч. Дочь покойного Митрия, что с починка пришла. Видел разок.
– Вот и добро. Княгиня Марья Федоровна в сенные девки взяла, а потом о тебе вспомнила. Забирай, Демша, и чад плоди. Особливо мужиков. Матушке княгине добрый приплод нужен. Мужиков-то, сам ведаешь, негусто в вотчине. Плоди, Демша, хе-хе. Девка в самом соку. Будет тебе от княгини за каждого мальца награда…
Девка «для приплоду» оказалась хорошей женой. И нравом веселая, и к делам рачительная. Все-то спорилось в ее ловких усердных руках. Полюбил Демша Варьку!
– Сына тебе рожу, – замешивая тесто в квашне, как-то молвила жена.
Демша горячо обнял Варьку. Славно было на его душе. Теперь только бы жить да радоваться.
Через неделю, под вечер, набрели на починок десяток мужиков. Были в грязных посконных рубахах и драных сермягах. Шумные, кудлатые, вооруженные дубинами и рогатинами.
– Кого Бог принес? – спросил Демша.
– Меж двор скитальцы. Ходим по деревням, кормимся подаянием.
– С дубинами? – хмыкнул Демша.
Старшой ватаги глянул на огромного молодого мужика и криво ухмыльнулся.
– Ныне время лихое. Без дубины и шагу не ступишь. Но мы люди мирные. Коль нас не трогают, и мы тише воды, ниже травы. Не так ли, ребятушки?
– Воистину, Вахоня. Мухи не обидим.
– Заходите в избу, коль так. Накормлю, чем Бог послал.
– Благодарствуем, хозяин. Добрый ты человек. Может, и на ночлег нас пустишь?
– Оставайтесь. На сеновале места хватит.
Мудрено десять ртов прокормить, но Варька – щедрая душа – снеди не пожалела. Появились на столе и грибы, и моченая брусника, и гречневая каша, и горшок щей, и каравай хлеба.
– Добрая у тебя хозяйка, – кося похотливые глаза на округлую грудь Варьки, произнес Вахоня. – Вот кабы еще медовухи поставила.
– Не держим, – ответил за жену Демша. Он хоть и приветил незваных гостей, но душа к ним не лежала. Скитальцы походили на лихих людей, коих немало развелось за последние годы.
На другое утро мужики высыпали из сенного сарая. Вахоня окинул дегтярно-черными глазами двор и, увидев распахнутую дверь амбара, подмигнул мужикам и пошел к срубу, из коего раздавался стук топора.
– Аль чего ладишь, хозяин?
– Навес.
– Дело нужное. Мало ли какого скарбу можно сложить… А чего это у тебя слажено?
Демша оглянулся, и в тот же миг на его голову обрушился кистень. Удар был настолько неожидан и силен, что Демша без чувств рухнул на половицы амбара.
– Готов, детина. А теперь хозяюшку надо приголубить, хо!
Нескоро пришел в себя Демша, а когда поднялся и, шатаясь, побрел в избу, то первая мысль его была о Варьке.
Жена, вся оголенная, лежала на полу и тихо стонала. Меж ног ее чернела густая лужа крови. Она не прожила и двух дней.
Необузданная ярость охватила Демшу. Похоронив жену, он схватил топор и кинулся в лес, надеясь столкнуться с разбойной ватагой. Но ватагу как ветром сдуло…
Глава 3
Нежданный приезд
Мужик отмолчался, но дьяк повторил свой вопрос:
– И все-таки, как ты сюда угодил, мил человек?
– Мох понадобился. Пошел на клюквенное болото. Пальбу и гам услышал, вот и выскочил на дорогу.
Афанасий Иванович, сам роста немалого, но, когда встал супротив мужика, оказался на голову ниже.
– И с чего бы вдруг за господ заступился? Да еще на целую орду выскочил.
– С лихими у меня, барин, свои счеты.
– Бывает, – неопределенно хмыкнул Афанасий Иванович, продолжая пытливо посматривать на мужика.
– Чьих будешь, мил человек?
– Княгини Пожарской. На починке ее обретаюсь.
Лицо дьяка оживилось.
– Да нам тебя сам Господь послал. Как кличут?
– Демшей.
– Не проводишь нас до имения княгини Пожарской?
– Дела у меня, барин.
– А мы тебя долго не задержим, Демша. Получишь награду – и на свой починок. Вон и конь для тебя имеется.
С той поры как умерла Варька, Демша в Мугрееве не показывался. Надо бы приказчика Худяка упредить.
– Добро, барин.
Не гадала, не ведала Мария Федоровна, что ее когда-нибудь навестит Афанасий Иванович Власьев. Влиятельный человек, ближний царев дьяк, кой в самой Боярской думе заседает, и кой когда-то помог ей получить во владение Мещевское и Серпийское поместья, что за рекой Угрой. Думный дьяк жил неподалеку от хором Пожарских, на Сретенке, и знавался с покойным супругом.
Встретила княгиня Афанасия Власьева с особым почетом, ибо не бедствовала. На ее обширном дворе: поваренная изба, житница, сушила, погреба, ледники, клети, подклети, сенницы, конюшня, баня-мыленка. Всяких запасов было вдоволь: на железных крюках в сараях – мясо, солонина, языки, на погребцах – сыры, яйца, меды, квасы, настойки вишневые, смородинные и брусничные…
Столы ломились от яств и питий, но дьяк на вино и снедь особо не налегал. Пригубит серебряную чарочку, закусит хрустящим боровым рыжиком на конопляном масле и затем надолго не прикасается к следующей чарке, ведя неторопкий разговор о детях Марии Федоровны. Та, так же неторопко, обстоятельно рассказывала, как она с малых лет пестовала своих чад и с каким рвением приучала их к наукам, хотя в голове ее крутился назойливый вопрос: зачем все это надо знать Афанасию Ивановичу?
– Радение твое к чадам, княгиня Мария Федоровна, Бог не забудет. Зрел как-то твоего сына Дмитрия. Зело в грамоте преуспел. Никак, и Василий многое постиг?
– Я старалась вложить в сына не только Псалтырь и Часослов, – с достоинством ответила Мария Федоровна.
– А нельзя ли мне глянуть на Василия? Я ведь его всего единожды видел, когда тот еще в мальцах пребывал.
Княгиня звякнула в серебряный колокольчик. Вошедшему в покои слуге приказала:
– Позови княжича Василия.
Афанасий Иваныч головой крутанул.
– В доброго отрока вымахал. Скоро, никак, на государеву службу?
– Вестимо, господин. В новолетье и отправлюсь, – бойко ответил Василий.
– А скажи мне, отрок, что означает «Четьи Минеи?»
– Божественные книги, в коих ведется сказ о житиях святых.
– А в каком порядке, отрок?
– В порядке поминания их в церковном месяцеслове.
– А давно ли составлено собрание «Житий святых»?
– При великом князе Василии Третьем.
– Похвально, зело похвально, юнота.
А раскрасневшийся отрок, глянув на довольное лицо матери, продолжал удивлять:
– Чел я и книгу древнего грека Аристотеля.
– Кто такой? Не ведаю, – прикинулся Афанасий Иванович.
– Был двадцать лет учеником Платона, затем стал наставником знаменитого полководца Александра Македонского.
– Ай да отрок!
Афанасий Иванович вышел из кресла и обнял Василия за плечи.
– Разумник. Уж, не в прадеда ли Ивана Берсеня пошел? Дай тебе Бог прослыть большим книгочеем, дабы ведать не только русские, но и зарубежные литературные творения. Постигай мир, княжич Василий!
Отпустив отрока, Афанасий Иванович вновь пригубил чарку, вытер шершавые губы льняным рушником и залюбовался его искусной вышивкой.
– Златошвейка травами расписывала?
– Сама, Афанасий Иванович. Я ведь с малых лет сим издельем увлеклась.
– Занятно, занятно… Не покажешь ли свои вышивки, княгиня?
Мария Федоровна посмотрела на царева дьяка вопрошающими глазами.
– Какая надобность, Афанасий Иванович? Стоит ли на пустяки дела свои отрывать?
Княгиня в толк не могла взять: с чего бы это вдруг пожаловал в имение ближний человек царя Бориса Годунова? Проездом в какой-то город? Но о том он и словом не обмолвился. И с какой стати он к женскому рукоделию проявил интерес?
– Да уж не откажи, матушка княгиня. Душа радуется, когда на златое шитье любуюсь.
– Изволь, Афанасий Иванович.
Показала Мария Федоровна златом и серебром расшитые рушники, браные скатерти, головные убрусы, полавочники…
Афанасий Иванович смотрел, восхищался и все приговаривал:
– Лепота, сущая лепота, княгиня.