Страница 29 из 42
И хотя не было ни одного «живого» свидетеля, видевшего этот аппарат своими глазами, большинство из нас были уверены, что такой аппарат существует, а самые проницательные предполагали, что находится он в кабинете Главного инженера. Между тем те немногие, кому доводилось посещать этот кабинет, однозначно утверждали, что никакого аппарата в кабинете вообще нет.
Я работал в 3-м отделе НИИ, который возглавлял малоизвестный в то время и не отягощённый ещё званиями Героя Социалистического Труда и Академика Николай Алексеевич Пилюгин, будущая «правая рука» Главного Конструктора Королёва.
В один прекрасный день парторг нашего отдела Марголин попросил меня зайти в партком института, чем удивил меня несказанно: я в партии не состоял, хотя и был комсомольцем. В парткоме кроме Марголина был секретарь парткома института и начальник 1-го отдела.
Мне предложили сесть и подробно рассказать, чем я занимаюсь по долгу службы. У меня хватило ума ответить, что при поступлении в институт я дал подписку о неразглашении подобных сведений, поэтому ничего рассказывать не буду. Все трое дружно засмеялись, и объяснили, что это не распространяется на присутствующих. Однако я твёрдо стоял на своём и даже заявил, что о моей работе, если она действительно интересует присутствующих, их может проинформировать товарищ Марголин.
После такого оборота парторг института спросил, действительно ли я опытный радиолюбитель и хорошо разбираюсь в приёмниках. Я ответил утвердительно, и следующий вопрос был — смогу ли я без схемы и описания отремонтировать и привести в полный порядок неработающий немецкий приёмник — «Королевский Блаупункт». Я сказал, что попробую, но мне возразили, что никаких проб не будет: либо я гарантирую, что с работой справлюсь, либо вопрос можно считать закрытым.
Это задело меня за живое, и я. не раздумывая, ответил, что справлюсь. Марголин при этом откровенно облегчённо вздохнул, первым поднялся из-за стола и сказал, что остальные вопросы мы решим в рабочем порядке.
По дороге в нашу лабораторию он сказал, что работать мне придётся в другом помещении, оборудованном всей необходимой аппаратурой, а заодно напомнил, что данная мною подписка о неразглашении на этот раз полностью распространяется на эту мою работу.
* * *
С Блаупунктом я справился за два дня, идеально настроил его по приборам и предъявил Марголину. Он крутил-вертел его не менее двух часов, проверял на всех шести диапазонах, слушал музыку и речь почти шёпотом и «на полную катушку» и в конечном итоге не нашёл, к чему придраться.
Выключив, наконец, приёмник, он усадил меня за стол напротив себя и сказал:
— Вот теперь слушай меня очень внимательно и проникнись серьёзностью момента. То, что ты дальше услышишь, является особо секретной информацией, поэтому предварительно тебе придётся дать дополнительную подписку о неразглашении сообщённых тебе сведений. Ты согласен?
Я был просто потрясён услышанным, но ответил:
— Да, согласен.
Оказалось, что ремонт Королевского Блаупункта был всего лишь своеобразным экзаменом на мои технические возможности, а теперь мне будет доверена особо важная работа. Завтра в эту же пустую лабораторию привезут другой аппарат — сложный уникальный радиокомбайн немецкого производства, у которого предположительно вышел из строя усилитель низкой частоты. В отличие от Блаупункта на комбайн есть практически вся техническая документация, включая схему, но только на немецком языке. В крайнем случае, если возникнет необходимость, Марголин обеспечит своевременный перевод.
В заключение он сказал, что уверен в том, что с УНЧ я обязательно справлюсь, но на всякий случай дал мне возможность подумать до утра, оставляя за мной право отказаться.
* * *
Когда назавтра мы вместе с Марголиным пришли в спецлабораторию, посреди комнаты стояла та самая Легенда. Несмотря на почти полутораметровую длину и соответствующие высоту и глубину, Легенда не казалась громоздкой, хотя всем своим видом с первого взгляда внушала уважение. При этом она никак не ассоциировалась с радиоаппаратурой.
Внешне это был скорее элемент какого-то большого мебельного гарнитура, что, скорее всего так и было на самом деле. Корпус футляра был отделан тёмно-коричневым орехом и покрыт матовым лаком. Сверху футляр закрывался тремя откидными крышками, скрывавшими три самостоятельных отсека. Открывались крышки скрытыми электроприводами при нажатии соответствующей кнопки на небольшом пульте управления.
В первом, левом отсеке располагался центр управления приёмником с большой, во всю ширину отсека самосветящейся (без видимых шкальных лампочек) стеклянной шкалой, ручками управления и кнопочной станцией переключателя рода работ и выбора диапазонов.
Средний отсек, самый широкий, занимал автомат проигрывания грампластинок с двумя отдельными дисками и рукой-манипулятором, о работе которого будет дальше рассказано более подробно. В третьем отсеке располагался звукозаписывающий аппарат, производивший с помощью собственного рекордера записи-оригиналы на специальные виниловые диски наподобие обычных грампластинок.
Переднюю стенку корпуса я поначалу принял за сплошную монолитную деревянную панель, но оказалось, что это совсем не так. На самом деле это был набор узких планок из специальной пластмассы, идеально имитировавшей натуральный «орех». Планки были наклеены на две парусиновые ленты, и при нажатии на кнопки доступа к приёмнику и проигрывателю пластинок автоматически раздвигались в стороны, уходя в «карманы» за боковые стенки футляра и открывая задрапированный тёмно-серым шелком щит с восемью громкоговорителями.
Как заворожённые смотрели мы с Марголиным на это произведение искусства — оказалось, что Марголин, так же как и я, видит аппарат впервые.
* * *
Ограниченный размер статьи не может вместить всего, что следовало бы сказать об этом радиотехническом чуде.
Оно было создано инженерами 4-х ведущих немецких радиотехнических концернов — Телефункен, Сименс, Блаупункт и Норд Менде для демонстрации достижений немецкой инженерной мысли и технологических возможностей немецкой индустрии. Радиокомбайн и впрямь поражал обилием технических решений, многие из которых, как выяснилось много позже, на десятилетия опережали уровень развития мировой радиотехнической мысли.
Комбайн был назван именем Фюрера и преподнесён ему в день рождения. На внутренней стороне откидной крышки центрального отсека золотыми буквами было набрано название комбайна
A D O L F H I T L E R
а чуть ниже методом инкрустации из более чем двадцати пород дерева, был выполнен цветной портрет Гитлера в позе нацистского приветствия.
* * *
Первый из отведенных нам трёх дней ушёл полностью на изучение электрических схем комбайна. Буквально каждый её узел вызывал неподдельное восхищение. Первый шок вызвала схема блока питания. С нарочитой лаконичностью и скромностью в инструкции было сказано, что комбайн может питаться от любого электрического источника энергии переменного или постоянного тока мощностью не менее 300 Вт в диапазоне напряжений от 24-х до 240 вольт… без каких-либо переключений!!! либо работать ВООБЩЕ БЕЗ ВНЕШНЕГО ИСТОЧНИКА!
Как бы вы, сегодняшние читатели, отреагировали на такую информацию, сообщённую вам в… 1948 году! Вот то-то и оно!
В ходе дальнейшего знакомства выяснилось, что основой блока питания служит особый «секретный» (скорее всего — серебряно-цинковый?) аккумулятор напряжением 24В и ёмкостью не менее 300 ампер/часов. Аккумулятор питал напрямую собранный на шести мощных ламповых триодах прямого накала типа АБ-1 генератор с частотой 30 кГц мощностью около 100 Вт, напряжение которого затем трансформировалось, выпрямлялось, фильтровалось и обеспечивало питание анодных цепей всех ламп комбайна. От этого же аккумулятора осуществлялось и питание накальных цепей всех ламп.