Укрощение

— Ну-ка, собрались, девчонки!

Раздражение в ее голосе слышалось на весь манеж. Юные наездницы были напряжены, а Марте только это и было нужно. Без чувства страха они ничему не научатся.

— Чем ты занимаешься, Тиндра? — Преподавательница строго посмотрела на светловолосую девушку, пытавшуюся преодолеть препятствие.

— Фанта не хочет! — пожаловалась та. — Она все время закусывает удила.

— Управляешь ты, а не лошадь, запомни это.

Фру Перссон мысленно задалась вопросом, сколько раз она уже повторяла эту фразу. Она перевела взгляд на Молли, которая держала Скирокко под контролем. Перед соревнованием дочь смотрелась в седле отлично. Они все же неплохо подготовились.

Тем временем Фанта в третий раз отказалась брать барьер, и терпение Марты лопнуло:

— Не понимаю, что с вами сегодня. Либо вы возьмете себя в руки, либо прервем урок! — воскликнула она и с удовлетворением отметила, что девочки побледнели. Все замедлили темп, повернулись к середине и остановились перед инструктором.

Одна из всадниц откашлялась:

— Мы просим прощения. Но мы слышали про папу Тиры… вернее, ее отчима…

Стало быть, вот чем объясняется нервозная атмосфера в группе! Марта вздохнула. Она должна была это сообразить, но стоило ей войти в конюшню, как весь мир за ее стенами переставал существовать. Казалось, все мысли, все воспоминания вытесняются, и остаются только конские запахи, издаваемые ими звуки и то уважение, с которым лошади относятся к ней, — неизмеримо большее, чем когда-либо оказывали ей люди. В том числе и эти девчонки.

— То, что произошло, — ужасно, и я прекрасно понимаю, что вы сочувствуете Тире, однако это не относится к тому, чем мы сейчас занимаемся, — сказала фру Перссон. — Если вы не можете перестать думать об этом, если на вас влияет нечто иное, а не то, что происходит здесь и сейчас на этом манеже, то остается только спешиться и уйти.

— У меня нет проблем с сосредоточенностью. Ты видела, как мы взяли тот высокий барьер? — спросила Молли.

Преподавательница увидела, что остальные девочки только подняли глаза к небу. Странное дело — у ее дочери полностью отсутствовало внутреннее ощущение того, что можно говорить вслух, а о чем только думать про себя! Сама-то она всегда владела этим искусством в совершенстве. Сказанные слова уже нельзя взять назад, плохое впечатление невозможно изменить задним числом. Мать просто не понимала, как Молли может быть такой легкомысленной.

— Так тебе что, медаль за это дать? — поинтересовалась она еще более жестко.

Молли съежилась, и Марта увидела плохо скрываемое злорадство на лицах других девочек. Именно на это она и рассчитывала. Ее дочка никогда не станет победителем, если в ней не будет желания взять реванш. Юнас этого не понимал. Он всегда гладил ее по шерстке, баловал ее и тем самым лишал шансов стать сильной личностью.

— Поменяйся лошадью с Тиндрой, Молли. Вот и увидим, будет ли и на этот раз все так прекрасно — или же это заслуга твоего коня, — распорядилась инструктор.

Поначалу казалось, что Молли будет протестовать, однако девочка сдержалась. Видимо, еще свежи были ее воспоминания о пропущенных соревнованиях, и она не хотела упустить шанс выступить на следующих. Пока ее судьбу решали родители, и она прекрасно это осознавала.

— Марта! — Голос Юнаса с трибуны заставил преподавательницу обернуться. Муж помахал ей рукой, и выражение лица его заставило ее поспешить к нему.

— Продолжайте, я сейчас вернусь! — крикнула она ученицам и поднялась по лестнице к ветеринару.

— Мы должны кое о чем поговорить, — сказал тот, потирая ладонь.

— Нельзя поговорить чуть позже? У меня занятие в разгаре! — сказала его жена, хотя по его лицу ей уже было видно, каков будет ответ.

— Нет, — ответил Перссон. — Мы должны обсудить это прямо сейчас.

Они вышли из манежа. У себя за спиной Марта слышала топот скачущих лошадей.

Эрика свернула перед кафе в Хамбургсунде. Дорога от Фьельбаки оказалась очень красивой, так что женщина наслаждалась кратким моментом тишины и спокойствия. Когда она позвонила пожилой чете Валландеров и изложила суть дела, те поначалу заколебались. Некоторое время супруги совещались между собой — в трубке слышалось их неразборчивое бормотание. Но потом наконец они согласились встретиться с ней, но не дома, а в кафе в центре поселка.

Едва войдя в кафе, писательница увидела их обоих и быстро направилась к их столику. Они поднялись и смущенно поприветствовали ее. Тони, глава семьи, был высоким мужчиной мощного телосложения и с татуировками на руках, одетым в клетчатую рубашку и рабочие брюки. Его жена Берит рядом с ним казалась совсем маленькой, но ее миниатюрная фигурка выглядела жилистой и сильной, а лицо свидетельствовало о том, что она проводит большую часть времени под открытым небом.

— Ах, вы уже взяли себе кофе! — воскликнула Эрика, кивнув на их чашки. — А я собиралась вас угостить.

— Да, мы пришли немного раньше, — сказал Тони. — И нас вовсе не обязательно угощать.

— Но ты наверняка сама хочешь кофе, так что пойди и купи себе чашечку, — любезно проговорила Берит.

Фальк почувствовала, что ей понравились эти люди. «Основательные» — таково было первое слово, возникшее у нее в мозгу для их описания. Она подошла к кассе, заказала кофе с булочкой и уселась рядом с ними.

— Кстати, почему вы предпочли встретиться здесь? Я могла бы приехать к вам домой, и тогда вам не пришлось бы приезжать сюда, — сказала она, откусив кусок булочки, которая оказалась свежеиспеченной и очень вкусной.

— Да нет, мы сочли, что это не совсем удобно, — ответила фру Валландер, опустив глаза и глядя на скатерть. — У нас дома такое уныние и беспорядок. Мы не могли пригласить к нам такого человека, как ты.

— Боже мой, как жаль, что мой визит вызвал у вас такие чувства! — воскликнула Эрика: теперь настала ее очередь смутиться. Она терпеть не могла, когда к ней относились по-особому, словно она была не такой, как все, и даже в чем-то лучше, только потому, что мелькала иногда в телевизоре и в газетах.

— Что ты хотела узнать о Луизе? — спросил Тони, дав ей шанс выкарабкаться из неприятной ситуации.

Писательница бросила на него благодарный взгляд и отхлебнула глоток кофе, прежде чем ответить. Кофе был крепкий и тоже на редкость вкусный.

— Ну, во-первых, меня интересует, как получилось, что вам отдали на воспитание Луизу. Ведь ее брат остался у бабушки, — проговорила она.

Муж и жена посмотрели друг на друга, словно решая, кто из них будет отвечать. В итоге заговорила Берит:

— Мы сами до конца не поняли, почему бабушка не захотела взять обоих детей. Возможно, на двоих у нее просто не хватило сил. Кроме того, Луиза была в худшем состоянии, чем ее брат. Как бы то ни было, мы получили сообщение от муниципалитета, что семилетней девочке срочно нужен новый дом и что она пережила травматические события. Она попала к нам прямо из больницы, а потом уже мы узнали подробности от сотрудника социальной службы.

— Какой была Луиза, когда приехала к вам? — поинтересовалась Эрика.

Тони сложил руки на столе и чуть наклонился вперед. Взгляд его устремился в невидимую точку за спиной писательницы, словно переносясь в то время, когда они взяли в свою семью Луизу.

— Она была тощая как щепка, и все ее тело было покрыто синяками и ранами, — стал вспоминать мужчина. — Но в больнице ее помыли и постригли ей волосы, так что вид у нее был не такой дикий, как на тех фотографиях, когда ее только что нашли.

— Она была милая, очень милая, — добавила Берит.

Ее муж кивнул:

— Да, ничего другого не могу сказать. Но ее нужно было откормить и помочь ей залечить раны — на теле и в душе.

— Как она держалась? — спросила Фальк.

— Очень замкнуто. В течение первых месяцев мы ни слова от нее не могли добиться. Она просто сидела неподвижно и изучала нас, — рассказал Валландер.

— Так она вообще ничего не говорила? — удивилась Эрика. Она подумывала о том, чтобы начать записывать услышанное, но потом решила лишь внимательно слушать и потом зафиксировать все по памяти. Когда пыталась одновременно задавать вопросы и вести записи, то нередко упускала разные нюансы.