Страница 70 из 88
Невозможно было даже предположить, какой глубины эта область. Хотя Барьер безостановочно теснил Эту Сторону на скорости в половину световой, точное значение этого процесса для Той Стороны оставалось неясным. С любой из Сторон Барьер казался расширяющимся согласованно, что ничуть не помогало в решении вопроса о том, все ли (а может, большая часть) из потусторонних структур сохраняют неподвижность, пока край их вселенной уносится прочь, или поведение их сложнее и напоминает ближнестороннее космическое расширение, при котором относительные скорости медленно возрастают с расстоянием. Пчелиные соты, разумеется, держались вблизи Барьера, но отсюда не следовало, что на небольшом расстоянии от них отыщутся и прочие потусторонние объекты. Применяя привычные подходы,
основанные на космологической однородности, исследователи рисковали выдать желаемое за действительное.
В продвижении сквозь Яркость было что-то успокаивающее. Искусственная внутрикорабельная гравитация сглаживала подлинное, не слишком ровное перемещение судна, и «Сарумпет» казался застекленной гондолой, подвешенной к незримому воздушному шару с горячим воздухом и дрейфующей в запыленной от многочисленных вулканических извержений атмосфере планеты. Хотя никаких визуальных ориентиров, помимо повсеместного мелькания домовых, не было, Чикайя сопротивлялся соблазну снова Замедлиться. Вместо того, чтобы окружить себя взятыми из воспоминаний виртуальными ландшафтами, они сидели и беседовали о своих странствиях. Мариама описывала хар’эльский Ренессанс, делилась наслаждением от пришедших ниоткуда перемен во всех аспектах жизни. Чикайя рассказывал о Пахнере и сходном оживлении, какое вызвал там наступавший на планету Барьер.
Они отвыкли от споров, обвинений и упреков, от привычки подпитывать друг в друге привязанность к прежним идеалам, будто те могли служить опорой. Они много повидали и прожили, позволили увиденному изменить себя. Все, что им теперь оставалось, так это терпеливо карабкаться по лестнице Шильда.
* * *
Пять ничем не омраченных дней миновало в Яркости, и Чикайя уже начал было опасаться, что они впадут в необратимое лениво-сонное оцепенение, как вдали возникла небольшая прозрачная структура, плывущая на небольшой скорости. Домовые, которых изменил и отразил объект, достигли их задолго до возвращения первых корабельных зондов, и почти час можно было сомневаться, а есть ли там что-то большее, чем необычно ста
бильный и локализованный в одной точке вихревой поток. Сформированная домовыми картинка в принципе походила на такой вихрь, и если вокруг самого «Сарумпета» по мере его продвижения завихрений не обнаруживалось, эго еще не значило, что правила, управляющие динамикой вендекотечений, не имеют ничего общего с обычными законами гидродинамики.
Когда они подошли ближе, зонды передали более детальное изображение. Внутри вихря виднелись вены и полости, наполненные вендеками, и ни на что ранее виденное ими они не были похожи. Некоторые смеси были сходны с популяциями, населявшими ячейки пчелиных сот, другие же резко отличались от них.
Они следили за объектом несколько часов, наблюдая, как тот управляет течениями. Свободные вендеки проплывали над ним и сквозь него, а внутренние структуры при этом странно искажались, но не так, как листва, которую колышет свежий ветерок: это менялись фундаментальные законы динамики. Некоторые разновидности внутренних вендеков гибли прямо у них на глазах, другие, казалось, вымывались и уносились но ветру. Это было похоже на пескоструйную обработку неведомого животного потоком бактерий и инородных клеток: от кого-то оно защищалось, кого-то поглощало, оказываясь в окружении целых поколений своих потомков. Объект вертелся и качался под их натиском, но продолжал функционировать.
Спустя восемь часов, проведенных в молчаливом созерцании этих подвигов самообороны, которые ни один из них не брался облечь в слова, Мариама наконец заключила:
― Оно живое. Это наш первый ксеноб.
Чикайя согласился.
― Как ты его назовешь?
―
Я
дала имя домовым. Теперь твоя очередь.
Внутренние структуры объекта походили на узелки увлечен
― Воздушный цветок.
Мариаму это развеселило, но возражать она не стала. Яркость не имела с воздухом ничего общего. Впрочем, по Ту Сторону и так не было ничего, доступного краткому определению на ближнестороннем языке.
Хотя воздушный цветок уже дрейфовал вверх, в направлении пчелиных сот, они последовали за ним. Библиокомплект не брался заключить, живое ли это существо, но наблюдения за ним уже обогатили его дюжиной новых методов, облегчавших продвижение «Сарумпета» по течениям Яркости.
― Может ли оно быть разумным? — задумчиво спросила Мариама. Воздушный цветок никак не реагировал на их присутствие, но ему вообще не было свойственно активно зондировать окружающую среду, да и корабль намного уступал цветку размерами. Небольшое искажение потока домовых — и пузырек «Сарумпета» уже становился неотличим от фоновой ряби.
Перед тем, как пересечь Барьер, они планировали вступить в контакт с теми, кто построил сигнальный слой, за счет простой мимикрии: начертить поверх этого слоя свой собственный, из вендеков, которые бы отстукивали ту же последовательность простых чисел. В сотах такой подход еще мог представлять какой-то интерес, а здесь это было все равно что общаться друг с другом в метель взмахами белых шелковых знамен.
Они посоветовались с библиокомплектом и в конце концов пришли к разумному компромиссу. Для этого они развернули поперек потока полотнище, достаточно крепкое, чтобы сдержать течения вендеков. Точная геометрия полотнища зависела от местной погоды, но вместо того, чтобы кодировать какую-то информацию его местоположением, они заставили степень прозрачности полотна для домовых меняться от одного состояния к другому так, что вспышками, как подъемами затвора, высвечивались простые числа.
Воздушный цветок уплыл прочь, сигнал его не заинтересовал. Они могли только гадать, пыталось ли «растение» по-своему ответить им, но если существо это создало сигнальный слой в чужеродном окружении на отмелях Той Стороны, намереваясь привлечь внимание существ из иного, даже более странного, измерения, с какой стати ему оставаться равнодушным, когда другая версия того же сообщения внезапно возникла прямо перед ним?
Возможно, к домовым цветок был абсолютно слеп. Здесь они представлялись разумной основой восприятия любого рода, но воздушные цветы могли эволюционировать в нынешнюю форму еще до их возникновения. В этом случае, займись они прояснением истинных механизмов сенсорики существа, на это ушли бы месяцы кропотливой работы.
Чикайя попросил библиокомплект прокрутить симуляции известных видов планковских червей, взаимодействующих с остовом пчелиных сот. Пока он обдумывал следующее задание, комплект вынес приговор: чисто статистически черви уже наверняка отыскали мутацию, позволившую им прогрызть и это препятствие. Как только им это удалось, они вполне могли бы приступить к заражению Яркости ближнесторонней физикой, распутывая нити замысловатых вендекогобеленов и преобразуя бескрайнее море в бесплодную пустыню однородной физики.
Библиокомплект пока не нашел способа справиться с этой угрозой, но одну возможность уже изучал. Представлялось целесообразным превратить всю область в некий аналог деготной ямы, достаточно глубокой и топкой, чтобы все разновидности планковских червей бесповоротно увязали в ней. Черви служили цепями распространения корреляций с обычным вакуумом, но не любое взаимодействие с ними влекло декогеренцию. Сотовые вендеки уже в какой-то степени научились противостоять ранним видам захватчиков, и достаточно разнообразная популяция — если понадобится, даже специально выведенная, — могла бы в принципе одолеть всех червей тем же манером.