Страница 1 из 5
Кэтрин Гарбера
Красивая, но одинокая
Глава 1
Коннер Макейфи давно привык к повышенному вниманию журналистов к нему и его семье. Двоюродный дядя Коннера был доверенным лицом Джона Кеннеди, и с тех пор семья Макейфи автоматически причислялась к высшим кругам общества — как политическим, так и деловым. Конечно, это имело свои плюсы, но сплетни и скандалы отнюдь не способствовали спокойной жизни.
Николь Рейнолдс, сотрудница газеты «Америка тудей», мало интересовалась скандалами. Что редко бывает с журналистами. Вот и сегодня она без всякого приглашения пробралась в особняк Бриджхэмптон не с целью собрать побольше сплетен для новой статьи, а всего лишь взять интервью у самого младшего Макейфи — Коннера. В Бриджхэмптоне именитая семья традиционно принимала гостей в честь празднования Дня независимости США. Некоторое время Николь слонялась с нарочито скучающим выражением лица среди чиновников и знаменитостей. Все они были ей неинтересны. Ей был нужен Коннер.
В углу зала она заметила Палмера Кассини, знаменитого игрока в поло, снявшегося недавно в рекламном ролике известной фирмы, выпускающей спортивную одежду. Коннер и Палмер вместе учились в школе.
Коннер знал, как его приятель любит повеселиться. Да, Палмер спортсмен, но чтобы он отказался от приглашения на вечеринку — такого еще не было. Коннер считал его одним из своих самых близких друзей. Однако сейчас все его внимание было сосредоточено не на нем, а на рыжеволосой журналистке. Ясно, для чего она явилась. Николь, приятельница Уиллоу Стед, продюсера реалити-шоу «Красивые, но одинокие», собирает материал о его брачном агентстве «Мэтчмейкерс, инк.». Но Коннер не баловал репортеров вниманием. Он их попросту игнорировал.
— Кто это, Коннер? — спросила Рутанн, его мать.
— Кто, мама? — решил уточнить он, с трудом отводя взгляд от Николь.
Секунду назад Коннер был уверен, что эта журналистка — единственное, что может быть здесь интересного. Эти огненно-рыжие волосы, струящиеся по оголенным плечам, это белое обтягивающее платье… Врать самому себе было бессмысленно. Он хотел ее и в первый раз в жизни пожалел о том, что уже дважды отказал ей в интервью.
— Женщина, с которой ты глаз не сводишь, — продолжила мама. — Я ее не знаю. Видимо, она не нашего круга.
Матери Коннера было шестьдесят пять лет, но благодаря активному образу жизни и постоянным занятиям спортом она выглядела лет на пятнадцать моложе. Она играла в большой теннис и занималась благотворительностью. Рутанн Макейфи не относилась к тем женщинам, которые сидят дома, и Коннер ценил это в ней больше всего. Даже когда при крушении самолета погиб ее муж, отец Коннера, она не потеряла самообладания. Рутанн не утратила его и во время скандала, разразившегося сразу после катастрофы. Обычная женщина этого не пережила бы.
— Это Николь Рейнолдс, журналистка, — пояснил Коннер.
Его мать терпеть не могла журналистов, и у нее на то были веские причины. Рутанн взяла сына за руку:
— Я догадываюсь, зачем она здесь.
— Да, она хочет расспросить меня о нашем брачном агентстве и о реалити-шоу, которое мы снимаем.
— И ты согласился? Это низко — выставлять напоказ свою частную жизнь.
Коннер улыбнулся. Сказать, что его мать — человек старой закалки, значит не сказать ничего.
— Я знаю. — Он наклонился и поцеловал Рутанн в лоб. — Думаю, от нее лучше избавиться, пока она не подкинула нам проблем.
— Правильно, — согласилась мама. — Как она проникла сюда?
— Наверно, пришла с какой-нибудь приглашенной знаменитостью.
— В следующий раз следует делать приглашения на одного человека, — пробормотала миссис Макейфи. — Я не хочу, чтобы такие, как она, портили нам праздник.
— Какие такие? — поинтересовалась неожиданно появившаяся рядом сестра Коннера, Джейн.
Джейн, как всегда, была одета по последнему писку моды. Она была ведущей кулинарного шоу и, в отличие от брата и матери, не чуралась прессы.
— Как та журналистка, — ответила Рутанн.
— А, журналисты… Чума нашего времени. — Джейн подмигнула брату. — Где она? Я готова взять ее на себя.
Сестра любила доставлять окружающим неприятности, причем делала это виртуозно.
— Оставьте ее мне, — предложил Коннер, решив, что лучше не развивать тему.
Джейн внимательно посмотрела на журналистку:
— Мне ясно, почему ты так говоришь.
Коннер покачал головой и направился к Николь. Она стояла рядом с Палмером. Пробираясь через многочисленную толпу, Коннер взял у официанта бокал «Мохито».
Николь видела, что он приближается, и улыбнулась. Однако Коннер успел заметить, что этой улыбке предшествовал виноватый взгляд.
— Коннер Макейфи! — воскликнула она с наигранным энтузиазмом. — Человек, ради которого я здесь!
— Николь Рейнолдс, — негромко протянул Коннер, — человек, чье имя я не видел в списке приглашенных.
— Где женщина, там интрига, — вмешался Палмер.
— Это верно, — согласился Коннер. — Как вам атмосфера?
— Мне нравится, — ответил Палмер.
Николь схватила Коннера за руку и отвела его в сторону:
— Если бы я ждала приглашения, мне вряд ли выпал бы шанс попасть сюда и поговорить с вами.
— Потому что я не даю интервью.
Отец Коннера был политиком, но даже после того, как он отошел от дел, пресса и журналисты не оставляли его без внимания. Фотографии юного Коннера регулярно появлялись в газетах. В пятнадцать лет он дал себе слово не становиться публичным человеком. Кое-что ему удалось. По крайней мере, интервью он не давал и крайне редко попадал в объектив папарацци.
Николь не сдавалась:
— Думаю, у вас был негативный опыт. Но я обещаю не мучить вас.
— Что, если я люблю боль? — саркастично поинтересовался Коннер.
Даже если фраза прозвучала шутливо, в ней была доля правды. Нередко боль была единственным способом напомнить себе, что ты все еще жив.
Николь посмотрела на него прищурившись. Ей было интересно, что он имеет в виду.
— Так как насчет интервью?
— Отрицательно.
— Коннер, ради этого интервью я готова на все.
Твердость в ее голосе заинтриговала Коннера. Уже давно никто не говорил, что ради него готов на все.
— На все?
— Абсолютно, — подтвердила она. — В издательстве знают, что я способна добыть любой материал. Надеюсь, вы не испортите мне репутацию.
— Вы собираетесь брать интервью прямо здесь? — поинтересовался он, подходя ближе.
Для женщины Николь была довольно высока, почти сто семьдесят сантиметров, но даже при таком росте она доставала Коннеру лишь до подбородка. А ему нравилось ощущение власти, с которым он смотрел на нее сверху вниз. Коннер положил руку ей на плечо:
— Вы же знаете, как я отношусь к журналистам.
— Но это другое. Вы же делаете телевизионное шоу.
— Не я, а моя компания. Это разные вещи.
— Ваш отец общался с журналистами.
— Но я не он, — отрезал Коннер.
— Пожалуйста, — не унималась журналистка.
Ее пухлые алые губы отвлекали его. Желание овладевало им, и он был готов в любую секунду повести себя безрассудно.
— А что, если цена интервью будет слишком высока? — спросил Коннер.
— Назовите ее, — парировала Николь.
Он коснулся ее рыжего локона и намотал его на палец. Щеки Николь покраснели, она затаила дыхание. От этого прикосновения ее белая веснушчатая кожа покрылась мурашками.
Коннер хотел ее, но знал, что у них ничего не получится. Он не мог спать с женщиной, которой не доверял. Тем более с журналисткой. Но отпустить ее, не поцеловав, он тоже не мог. Коннер не сомневался, что, назвав цену, он спугнет Николь и сделает столь желанный поцелуй невозможным. Тем не менее он заявил:
— Я дам вам интервью, если вы станете моей любовницей.
Николь посмотрела ему в глаза — это были самые голубые глаза, которые она когда-либо видела. Она не ослышалась? Он действительно это сказал? Ей было странно слышать такие слова от человека… консервативного. Именно таким она считала Коннера Макейфи. Да, наверное, это самое подходящее определение — консервативный. Вряд ли он сказал это серьезно, ведь она совершенно не вписывается в его круг общения.