Страница 96 из 217
ними чинно покачивались чёрные шапки сосен; несколько мелких звёзд среди ветвей теплились, словно
невообразимо далёкие костры, неровным дрожащим светом.
– Жрицы отбывают с восходом солнца, – сказал юноша, – вас мы выведем к озеру ночью, так
положено, необходимая предосторожность, во мраке сложнее запомнить дорогу…
Аль-Мара вздохнула.
– Ну что, будем прощаться?
Асан молчал, вращая на хрупком запястье свой гладкий прохладный браслет. Обоим было
очевидно, что, скорее всего, им не суждено увидеться снова. И так же оба чувствовали, что между ними,
если они расстанутся сейчас, останется недосказанность, незавершённость. Нужно было утолить ту
трепетную тоску, то робкое искание, которые каждый из них находил в себе.
– Ты так и не сказал, для чего он тебе, – Аль-Мара придвинулась к Асану, и робко дотронулась
пальцем до гладкой поверхности браслета.
– Ты разве ещё не догадалась? – спросил юноша; в темноте Аль-Мара не видела его лица; они
намеренно ушли от костров, чтобы побыть наедине, но судя по голосу Асан был немного смущён. Аль-Мара
не настаивала на ответе, она опять спросила про браслет просто чтобы что-то сказать, чтобы не молчать
тягостно и многозначно, как всегда молчат при прощаниях.
До слуха молодых людей издалека, как будто откуда-то из параллельного пространства доносились
гитарные аккорды, восхищённые возгласы, аплодисменты…
– Как же вы осенью, зимой? – спросила Аль-Мара, – в палатках же холодно и сыро?
– У нас есть утеплённое подземное зимовье, – прошептал Асан в самое ухо девушки, ненароком
коснувшись щекой воздушного облака медно-рыжих волос, – был один умелец, инженер, он ухитрился даже
провести туда электричество, эти линии, высоковольтки, тянутся на многие мили через лес…
– Вы сами выкопали землянки?
– Нет, конечно. Так случилось, что неподалеку здесь планировалось строительство
трубопропровода, и экскаваторами были вырыты глубокие канавы; после того, как строительство
заморозили, часть из них засыпали, но не все; под землянки мы использовали их.
– А где живут жрицы?
– Никто точно не знает; одни говорят, будто у них дома на колесах, микроавтобусы со всеми
удобствами; другие – будто они обитают в заброшенном замке… Третьи вообще верят, что эти женщины
спускаются с небес. Как ангелы. Жрицы – это тайна.
– Но ведь у всякой богини должен быть Храм?
– Не у этой. Она везде и всюду. Каждую весну Земля рождает траву и цветы; каждая жрица – сама
является храмом своей богини, ибо храм Прорвы – есть женское чрево, дающее жизнь…
– А браслет, – добавил он несколько мгновений спустя, – символизирует дар мужчины великой
Прорве за то, что в лице одной из своих дочерей, она распахивает перед ним двери священного Храма
Вечной Жизни…
От большого костра по-прежнему доносились песни и голоса; но глухой шум мощных сосновых над
головами казался громче, темнота отступала со всех сторон, во мху, возле самих ног Аль-Мары, словно
осколок звезды, упавшая с неба искорка, зажегся огонёк светляка.
Совершенно новое, необыкновенно печальное и нежное чувство переполняло сердце девушки; ещё
несколько дней назад она и представить себе не могла, что после всего случившегося тогда, в гавани, много
лет назад, она сможет испытывать такое по отношению к юноше…
В шатрах лагеря начинали загораться ночники; отсюда, с небольшого холма, освещенные изнутри
палатки казались светляками во мху.
Аль-Мара не понимала причин этой внезапной перемены в самой себе, она знала только, что теперь
исцелена; толстые стволы могучих сосен, словно колонны древнего храма отступали со всех сторон юношу
и девушку, сидящих в тишине; Аль-Марой овладела в этот миг такая горячая стихийная благодарность
Асану, его робости, веснушкам, кривому зубу, который было иногда видно, когда он говорил или смеялся.
Придвинувшись к юноше вплотную, она нашла на ощупь кисть его руки.
– Скажи, а могу я тоже побыть богиней, хотя бы недолго…
– Она везде и всюду, – прошептал Асан, и ликуя, и не веря себе, и падая жарким лицом в пропахшие
лесом и костром рыжие облака.
12
В шатре, когда они остались совершенно одни, и в последний раз качнулась яркая входная
занавеска, взбудоражив потоком воздуха пламя свечей, Магатея наконец повернулась к Эрмесу лицом. Они
стояли так некоторое время – просто глядя друг на друга и не произнося ни слова.
– Время пришло, – она как будто с усилием нарушила это немного затянувшееся молчание, – ты
здесь…
Эрмес ничего не ответил; он смиренно опустил взор и смотрел теперь не на возлюбленную, а прямо
перед собою, на застланный мягким узорчатым ковром и усыпанный сухими розовыми лепестками пол.
Порхающее пламя нескольких свечей освещало шатёр загадочно и нежно. По стенам, словно птицы,
пролетали неуловимые полутени. Магатея шагнула к Эрмесу. Длинный подол платья потревожил лепестки
на полу, с лёгким шорохом они немного переместились вслед за лёгкой тканью, увлекаемые ею. Наверное,
именно они источали этот тонкий сладковатый аромат, что иногда накатывал волнами, стоило всколыхнуть
тёплый воздух в шатре. Магатея взяла руку Эрмеса с браслетом, поглядела на него, насладилась игрой света
на голубоватой гладкой поверхности шлифованного камня, потом чуть сдвинула браслет и нежно
поцеловала то место, где он был, тонкую кожу запястья со сплетёнными ниточками бледно-синих вен.
– Берёг всё-таки, упрямец… Страшно подумать, скольким девушкам это стоило слёз, – с ласковой
укоризной произнесла она, – я же никогда не хотела быть собакой на сене, я ведь говорила тебе много раз,
что ты можешь быть свободен, и в любом случае я позову тебя, когда придёт время…
– Я помнил об этом, Мэг… Я помнил каждое твоё слово… – игравшие на лице юноши краски
обретённой долгожданной радости и стыдливого предвкушения делали его ещё красивее, – я не мог, я хотел
только тебя…
Магатея сделала ещё один небольшой шаг вперёд, а потом вдруг порывисто прильнула к нему:
рядом с высоким мужественным Эрмесом она оказалась ещё меньше, ещё изящнее. Словно игрушечная. В
кольце его крепких рук она наконец позволила себе почувствовать всю глубину собственной
беспомощности, слабости и всецело отдаться безнадёжному ужасу перед тем Храмом, что она воздвигла в
собственном сознании. Магатея тихо всхлипывала, тесно прижимаясь к выступающим мышцам его груди
словно к камням стены плача… Он несколько раз поцеловал её склонённую русую голову.
– Я нашёл его! – Эрмес подцепил что-то пальцами у Магатеи на макушке.
От неожиданности она на миг отпрянула от него.
– Что?
– Серебряный волос! Смотри. Вот он, у меня…
Юноша раскрыл ладонь: тонюсенький седой волосок был трудно различим на ней, он казался
прозрачным точно леска, и если бы не тень, отбрасываемая им на руку юноши, то и заметить его было бы
очень непросто. Эрмес дунул. Тень волоска вздрогнула и пропала.
– Ну всё… Всё. Нет его, – шептал он, гладя по спине, успокаивая, как маленького ребёнка, жрицу,
которая теперь прижималась к нему ещё отчаяннее; стыдясь, силилась сдержать рыдания, и всё равно
рыдала, безудержно, трогательно, жалко, часто подрагивая своими острыми лопатками и плечами.
13
– Нам пора, – Кирочка осторожно тронула Аль-Мару за плечо, – Мне бы очень хотелось встретить
рассвет на озере…
– Мы успеем, вы, думаю, даже сможете поставить палатку прямо на берегу, если захотите
отдохнуть. Может быть, вам повезёт. Туманы, обычно, бывают перед рассветом, – пояснил Асан с
обыкновенной своей милой услужливостью, однако было заметно, что он немного опечален.
Аль-Мара поднялась и, чуть помедлив, покинула освещённое костром пространство. Кирочка и