Исполнитель Желаний

представляя, что берег не в нескольких десятках метров, а в сотнях миль, и она одна здесь, совсем одна среди

воды и ветра…

Саш Астерс вышел на берег и увидел черный тонкий силуэт девушки на фоне закатного неба. Он

сразу понял, что это Кирочка. Саш застыл, пораженный и очарованный этой картиной: тихие волны,

пастельные краски неба, девушка, стоящая, кажется, прямо на воде, далеко-далеко от берега; ветер в её

волосах, косынке, юбке. Он чуть было не окликнул Кирочку, но, внезапно спохватившись, понял, что толком

и не знает, что ей сказать.

Уже в сумерках, когда нужно было возвращаться к автобусам, Кирочка, запутавшись в лесных

дорожках острова, случайно застала врасплох целующуюся парочку. Продравшись сквозь заросли дикой

смородины и хмеля, она раздвинула руками ветки молодого орешника и увидела их. Двое остановились на

узенькой тропинке и, обнявшись, соприкасались неопытными губами, робко, некрепко, словно щенки, что,

принюхиваясь при знакомстве, так трогательно неуклюже тыкаются друг в друга мокрыми носами. Одним из

этих двоих был Саш. Кирочка сумела это понять в полумраке, девушка же стояла спиной. Ирма Вайнберг?

Или другая? Да разве ж это важно?..

Стараясь не шуметь, Кирочка исчезла среди ветвей. Но Саш, кажется, видел её. Он отвлекся от

поцелуя и какое-то время всматривался в серую мглу листвы сурово и напряженно.

– Что такое? – спросила девушка.

– Да нет, ничего, показалось… – ответил Саш, снова склоняясь к ней.

Бежать по лесу совсем не то, что по городу. Лес – обитель гармонии. И когда ты расстроен, обижен,

зол, он не принимает тебя; каждая кочка готова броситься тебе под ноги, каждый сук рад тебя уколоть – сама

земля, усеянная коряжистыми палками, незаметными под длинной травой, встречает тебя враждебно.

Кирочка бежала, спотыкаясь, сердито отмахиваясь от веток, хлещущих по лицу. И опять ей чудился чёрный

вихрь; он закручивался всё быстрее и быстрее, сливаясь перед глазами в мутно-дымчатый столб от земли до

неба; и иногда в его непрерывно вращающемся теле то здесь, то там мелькали новые туфельки Ирмы

Вайнберг, её крашеные волосы, блестящая чешуйчатая сумочка для книг…

6

Жизнь не состоит из событий. Она непрерывна. Просто многие люди привыкли жить от события к

событию, в перерывах смакуя собственные переживания так, словно ничего другого нет. Подобно тому как

человеческое сознание не в силах вместить бесконечность, оно не способно принимать абсолютную

непрерывность; мы ограничены, и потому вынуждены дискретизировать. Само разделение времени на

секунды, минуты, часы – лишь условность, принятая для простоты; и есть в этом разделении некая доля

искусственности, ибо время – это процесс. Нужно вглядываться и вдумываться в каждую секунду своей

жизни, бережно и любовно, даже если в эту секунду именно с тобой ничего не происходит – тебе решать, чем

станет то, что ты увидишь, – восхитительным переживанием, которое захватит тебя целиком, или не стоящей

внимания ерундой, которую ты пропустишь в ожидании чего-то яркого, невероятного, уникального,

предназначенного лично тебе. Созерцание – есть великий дар, и не все наделены им. Умение созерцать –

основа подлинного бескорыстия. Ведь всякий, неизменно находящий в созерцании удовольствие, счастлив

только потому, что существует.

Кирочка, не ведая об этом, в полном мере была наделена таким даром. Для неё порхающие ресницы

Саша Астерса существовали лишь как процесс; процесс можно наблюдать, но нельзя присвоить. В её сознании

не возникало стандартных девчоночьих фантазий: о встречах, об объятиях, о поцелуях. И Ирма Вайнберг,

физичка, Нетта, которая однажды позволила себе заметить не а меру язвительно, дескать, Кирочка к Сашу

неровно дышит – все они вызывали в ней досаду лишь потому, что каким-либо образом невольно

овеществляли её переживания. Ирма ходила с Сашем за ручку по бульвару Плачущих Тополей; гуляя,

Кирочка несколько раз видела их вместе. Физичка, тут и говорить нечего, когда Кирочка вспоминала про

"мю" и саночки, у неё начинали гореть уши. "Втюрилась, а что такого, с всеми это когда-то случается." -

сказала рыжая Нетта. Нельзя так. Это слишком грубо. Если бабочку брать пальцами за крыло, она не сможет

летать и в конце концов умрет… Если дракончику Гордону, обидевшись, крикнуть: "Да тебя вообще не

существует!" – он больше никогда не придёт поиграть… И если волшебный процесс назвать каким-то

конкретным словом, подвести под какое-то общепринятое понятие, он сразу перестанет быть волшебным,

сразу утратит свою уникальность; он будет просто одним из тех процессов, что происходят и с другими тоже,

повторяются много-много раз и даже составляют некоторую статистику.

В конце первого лета после окончания школы Нетта влюбилась. Она сама, ничуть не стесняясь,

обозначила своё состояние этим словом. Стоял август. Воздух был бархатный. Заходящее солнце опускалось

медленно; и потом долго ещё погасал широкий перламутровый шлейф, оставляемый им на небе.

Безветренными вечерами можно было гулять в лёгких платьях. И для Кирочки началась очередная

удивительная история, перед её глазами развернулся новый захватывающий процесс; ни минуты не

колеблясь, она принимала всё происходящее с Неттой в себя.

Созерцание бывает не только зрительным, но и чувственным. И подлинно разделить чужой опыт

возможно лишь созерцая его, получая истинное наслаждение от существования всех его составляющих.

Нужно большое терпение и самоотречение, чтобы проживать жизнь ближнего в мыслях и чувствах так же

внимательно и заинтересованно, как свою собственную.

Нетта и Кирочка ходили гулять с маленьким кассетным магнитофоном, держа его за пластиковую

ручку как сумку. Они включали полную громкость, и музыка неслась во все стороны, накатывалась волнами,

обрушивалась как башенки из деревянных кубиков, или горошинами катилась по асфальту… А порой

магнитофончик шуршал помехами будто дождь по крыше. И в этом тоже находилась своя прелесть.

Возлюбленный Нетты по вечерам выходил кататься на скейтборде. В парке собиралась обыкновенно

компания из пяти-семи пацанов с досками; они рассаживались на поребрике, демонстрировали друг другу

новые трюки, вели непринужденные приятельские беседы, щелкали орешки и семечки. В предвечерье на фоне

шёпота шин близкой автострады далеко разносился глухой стук скейтбордов об асфальт. Нетта вслушивалась

в него как в ритм шаманского там-тама, и иногда ей даже казалось, что она может различить среди прочих

звук, производимый именно доской её фаворита.

Он носил кепку набекрень и широченные штаны, сильно провисающие между ног, – так называемые

«трубы» – оставалось загадкой, как он умудряется кататься в них на скейтборде и при этом не падать. Когда

Нетта с Кирочкой нарочито медленно фланировали туда-обратно по парковой дорожке, он старательно делал

вид, что не замечает их скользящих заинтересованных взглядов. Но один раз Кирочка, резко обернувшись,

всё-таки поймала момент, когда он провожал Нетту глазами. Живой же человек, любопытно же ему, кто ходит

тут, как кошка вокруг аквариума. Этот единственный короткий взгляд невероятно долго потом припоминался

и обсуждался, находя всё больше новых трактовок и интерпретаций – давно известно, что ничто не способно