Страница 185 из 217
– Билл, оставь нас на минуту.
– Только смотри не съешь его, – бросил Крайст, отходя.
– Вот клоун, – буркнула Кирочка с досадой, – он, я так подозреваю, и над гробом собственным шутки
шутить будет.
– Это не так уж и плохо, – робко возразил Эрн; у него потели ладони, он тер их, ему всегда страшно
было оставаться с Кирочкой наедине. Но сейчас особенно, юноша догадывался, что она за что-то на него
очень сердита.
Однако, вопреки его ожиданиям, лейтенант Лунь оставила свой агрессивный тон, неторопливо
опустилась на стул напротив и начало довольно спокойно и даже мягко. Курсы общения с колдунами в
центре подготовки офицеров ОП не прошли для неё даром.
– Эрн, – произнесла она почти ласково, – как бы ты повел себя, если бы узнал, что у девушки,
которая тебе нравится, есть ещё поклонники?
– Да не знаю, – процедил он сквозь зубы, не глядя на неё, – никак бы не повёл. Что я тут могу
поделать? Приказать им не влюбляться в мою девушку? Никакому колдуну это не под силу…
– А как насчёт того, чтобы проклясть их? – спросила Кирочка с наигранной весёлостью, – по моему,
отличный способ избавиться от соперников. Щёлкнул разок пальцами – и на одного из них обрушился
фонарный столб. Щёлкнул два – и другой, проломив асфальт, провалился в канализационную шахту точно в
преисподнюю…
– К чему ты клонишь? – спросил Эрн, бледнея. Он осмелился взглянуть ей прямо в глаза. – Я не
проклинал никого. И никогда не прокляну. Особенно по такой причине. Любой маг, даже самый тёмный,
вздорный и невоспитанный, знает, что свобода чувств – это неприкосновенная область жизни человека, и
если тебя не выбрали в любви, использовать магию – аморально.
Кирочка задумалась. Похоже, Крайст прав. И его предположение относительно невольного
убийства Эрном Саша и остальных имеет больше оснований, чем её обвинения в сознательном
использовании колдовства.
– Все они умерли после того, как провели со мной ночь, – сказала она жестко.
Эрн сидел неподвижно, глаза его были опущены.
– Мне, наверное, нет необходимости слишком много распространяться об определенных тонкостях
нашей службы, тем более о Правиле, это знают все, кто хоть когда-нибудь имел с нами дело… Ведь так?
Юный колдун кивнул. Было заметно, что разговор на эту тему доставляет ему сильный душевный
дискомфорт.
– Я знаю… – Кирочка хотела было произнести "о твоих чувствах ко мне", но в последний момент
решила, что это прозвучит слишком бестактно, и поправилась, – некоторые вещи трудно принять, Эрн, в
особенности если они не соответствуют нашим ожиданиям…
Она хотела сказать ещё что-то, но он внезапно поднял на неё свои огромные фиалковые глаза и
негромко воскликнул:
– Я ничего не могу поделать со своими чувствами! И, да, признаюсь, меня действительно бесит это
ваше дурацкое Правило… Убил бы того, кто…
– Эрн! – Кирочка вздрогнула, – не говори так никогда! Ты же знаешь цену каждому своему слову.
Слава Богу, что тот человек давно уже отошел в мир иной… Без твоей помощи.
– Всё равно это вздорное правило, – сказал Эрн сердито.
– Послушай… Особое Подразделение существует уже несколько веков. И, поверь, за такой срок
через него прошло немало людей, гораздо более мудрых, чем ты, и раз уж они когда-то пришли к выводу,
что иначе нельзя, значит, мы вынуждены только покориться. Любая система формируется методом проб и
ошибок, движений вперёд и назад, надстроек и разрушений. И если этот непростой выбор был однажды
сделан и столь продолжительное время себя не дискредитировал, это означает только одно – он необходим…
– Профанация… Демагогия… – сказал Эрн вызывающим тоном, – жалкие попытки оправдать
собственное распутство. Накапливающуюся энергию не обязательно стравливать именно этим способом. Её
можно поднять выше, очистить, облагородить. Пустить на творчество, или ещё на какое-нибудь полезное
дело. Вон, как монахи-отшельники. Воздержание нисколечки не вредно для организма. Просто все вы,
инквизиторы, извращенцы.
– Что?! – Кирочка разозлилась, причем сильнее всего задело её именно слово "инквизиторы", – да ты
хоть знаешь о чём говоришь?
Эрн молчал, глядя на неё недобро сияющими глазами. Выводить его из себя, вообще говоря, было
опасно для личного благополучия, в некоторых случаях даже для жизни, но… в должной степени
рассердиться на любимую девушку, чтобы навлечь на неё более или менее серьёзные неприятности,
довольно трудно, да и, скажем прямо, как-то не по-джентельменски. Поэтому, Кирочке, вероятно, сошла бы
с рук даже пощёчина, или ещё что-нибудь в таком роде…
– У нас нет даже смертной казни для колдунов и ведьм, – продолжала она обиженно, – Её отменили
больше пяти столетий назад. О какой инквизиции ты говоришь? Мы вас скорее защищаем, от вас же самих,
да, да, чтобы вы не устраивали повсюду магические беспорядки и не сносили друг другу головы в ваших
чумовых поединках… Кроме того, мы ограждаем простых граждан от излишней информации о
безграничных возможностях тонкого мира… Не всем полезно это знать. И охраняем их покой от
всевозможных проклятий, дурманов и вредного сглаза…
Эрн водил указательным пальцем по столу, повторяя ноготком причудливые узоры древесины.
– Я не проклинал никого, – сказал он наконец, – Если это и вышло, то случайно. Я не могу до конца
контролировать свою силу, она слишком велика, и в некоторых случаях мои прорвавшиеся негативные
эмоции могут причинять разрушения… Так у всех.
– Просто у тебя это проявляется особенно ярко, – саркастически заметила Кира, – жил человек
спокойно, не понравился чем-то тебе и помер. Так?
– Вроде того… – смущенно согласился Эрн.
– Но так же нельзя!? – возмущенно воскликнула Кира, хлопнув по столу ладонью, – рядом с тобой и
я превращаюсь в пороховую бочку. Стоит, к примеру, случайному мужчине на меня как-нибудь не так с
твоей точки зрения взглянуть, не говоря о том, чтобы дотронуться, и он уже покойник. Что мне теперь,
монашкой жить?! – она выразительно сверкнула на него своими огромными антрацитовыми глазами.
В её вопросе и взгляде не было, да и не могло быть ничего, кроме гнева, но Эрн вдруг покраснел,
точно от неприличного намека. Он опустил свои длинные ресницы-лепестки и ничего не отвечал, продолжая
водить тонким пальчиком по столешнице так, будто это занятие невероятно его увлекало.
Кирочка смотрела и как будто видела мальчишку в первый раз. В треугольном просвете
расстёгнутого рубашечного воротничка точно лепесток магнолии среди листвы виднелось то удивительно
нежное даже у брутальных мужчин место, переход от основания шеи к груди; той весной Эрну минуло
шестнадцать, он был влюблён, и в свете этого обстоятельства его очарование обретало для Кирочки вполне
определённый смысл… Ведь если бы она не была офицером Особого Подразделения, а он – колдуном
апокалиптической силы, и им довелось встретиться в другом месте и в другое время… всё могло бы
сложиться иначе… гораздо проще.
Прежде такая мысль никогда не приходила Кирочке в голову, а теперь она ужаснула её. Эрн до этой
поры казался ей ребенком, она воспринимала его склонность к ней как нечто не вполне серьёзное, как игру,
как невинное увлечение, и внезапное осознание того, что он способен испытывать те же чувства, какие
испытывает взрослый мужчина по отношению к женщине, внушило ей отвращение.
– Так что же нам делать? – повторила Кирочка уже не так грозно; гнев сменился растерянностью,
она вдруг искренне посочувствовала Эрну, ведь он ни в чём не виноват, это так естественно в его возрасте –
влюбиться и ждать от любимой встречного порыва, мысленно требовать от неё верности и такого же