Страница 17 из 50
точь-в-точь виденной мной в зеркале!
Гера Хорошевский отвел мои руки, тяжело вздохнул и продолжил.
Ну, а теперь к главному. К тому, почему собственно я поведал тебе сию
стори. Недели две тому назад мне надо было отлучиться на недельку из города.
Менеджер привел какого-то молодого паренька. Герман назвал его фамилию и
добавил: классный, надо сказать, пианист. Шустренький такой. Услужливый.
На казачка похож: усики, чубец. Я вернулся. Мальчонка откланялся и ушел. С
тех дней я стал внимательно переходить дороги. И вот на тебе – меня
неожиданно скрутил радикулит. Уверен, что это его работа! А кто его знает,
может это мне мстит Эпо? Тут, брат ты мой, все не так просто. Ох! Не просто.
Боюсь, что скоро мне не понадобится ни массаж, ни все вот это…
Гера обвел глазами стильно меблированный бедрум.
– Ну что ты, в самом деле, – успокоил я Геру и поинтересовался: – а кто ж сейчас
играет вместо тебя?
– Ну, кто, кто!? Шустрый тот казачок.
– И что ты думаешь делать, когда встанешь на ноги?
– Кое-что предпринимаю.
От этих слов по комнате, качнув занавеску, пробежал зябкий ветер.
Выйдя на улицу, я налетел на звезду парапсихологии. Она не шла, а
переливалась, точно вылитая из градусника ртуть. Хап-цап, – махнула рукой
Бронислава Львовна Н, и упругий порыв ветра погнал меня вперемежку с
бурой опавшей листвой к автобусной остановке.
Вскоре Герман Хорошевский поправился, вернулся в свой отель и выпал
из поля моего зрения…
Но вчера я столкнулся на улице с Брониславой Львовной Н.
Она улыбнулась мне как старому знакомому, и, многозначительно подмигнув,
произнесла «дуллис нуллис». В тот же вечер на глаза мне попалась газетная
статья с хлестким названием «Анархия на дорогах!»
«Вчера на автобусной остановке под колесами маршрутного автобуса, —
сообщалось в ней, – погиб молодой талантливый пианист». Были названы
ФИО погибшего.
Они один в один совпадали с музыкантом, замещавшим несколько дней в
Плазе-отель Г. Хорошевского. К ним прилагалось и леденящее душу фото.
Дальше шло пространное рассуждение о необходимости пересмотра правил
дорожного движения.
Известный пианист Harry Best, говорилось в заключении, в память о погибшем
даст серию благотворительных концертов, деньги с которых пойдут на
переоборудование городских автобусных остановок».
Сцепщик времен
Леонид Александрович с короткой и острой, как бритва, фамилией Чик -
мой не то чтобы друг, но и не так чтобы шапочный знакомый. Фамилия у
Леонида Александровича короткая, а сам он, напротив, длинный и тонкий,
словно ученический циркуль.
Л.А. Чик носит окладистую бороду, косматые усы и длинные волосы, отчего в
его внешности есть нечто дворницкое.
Обстановка в квартире Леонида Александровича, как и его одежда, носит на
себе отпечаток давней поры психоделических экспериментов и эстетического
мейнстрима.
На стенах развешаны плакаты известных деятелей андеграунда: Бойса,
Уорхола… На столиках– безделушки музыкальных кумиров: фарфорового Боба
Дилана, Фрэнка Заппа… По углам расставлены электроакустические гитары, на
которых Леонид Александрович ежедневно музицирует. Инструментом он
владеет так себе, но, как говорится, пусть уж лучше «лабает», чем промышляет
– в том смысле, что не ворует.
Хотя, между нами говоря, Л.А. Чик балуется и последним. Не так чтобы очень,
но…
Ну вот, скажем, приходит Леонид Александрович в антикварный магазин с
пустяшной долларовой куколкой, а выходит с приглянувшимся фарфоровым
идолом рока.
Эту акцию он именует уклончивым термином «одолжиться».
Приблизительно таким же манером Леонид Александрович обретает и свой
гардероб.
Заходит в примерочную кабинку, положим, в копеечном тряпье, а выходит из
нее в коллекционных джинсах (пошива 1971 г) «Super Rifle».
Сию операцию Л.А. Чик называет обтекаемой дефиницией «натуральный
обмен».
Шиковские гитары – также плод его хитроумных шашней-машней. Здесь
корпус «скоммуниздит». Там колки открутит. Тут звукосниматель свинтит…
Леонида Александровича как-то даже задержал магазинный секьюрити,
полиция составила протокол и передала дело в суд.
На процессе Л. А. Чик свое последнее слово превратил в обвинительную речь.
Он говорил о материальности и бездуховности, потере корней и
сопричастности бытию, однако, после заявления: – «Я сцепщик времен…»,
которое переводчик интерпретировал как «сводник» – судья тотчас же
остановил заседание и приговорил Л.А. Чика к общественно-полезным работам
сроком на шесть месяцев, а городской еженедельник разразился фельетоном
«Срам эмиграции».
С тех пор некоторые горожане называют Леонида Александровича не иначе как
ворюгой.
Городская богема, напротив, именует Л.А. Чика ходячим сюжетом, но я так
никогда и не видел ни одного его портрета, ни одного фильма о его
благородной роли «сцепщика времен», не читал ни одного очерка о нем – за
исключением упомянутого фельетона «Срам эмиграции».
Однажды, будучи замученным творческой импотенцией и кризисом
среднего возраста, пошел и я в поисках сюжета к Л. А. Чику.
Леонид Александрович, узнав, что я собираюсь написать о нем рассказ, тотчас
же, не дав мне толком раздеться, принялся знакомить меня со своей
фарфоровой коллекцией. Затем веером раскинул передо мной пожелтевшие
журнальные листы «Пентхауза» (времен разгула сексуальной революции) и
ознакомил с портретами идейных вождей андеграунда. Он засыпал меня
фактами и аргументами. Замучил числами, цитатами, авторами и
концептуальными альбомами.
Я внимательно слушал, умно морщил лоб и многозначительно качал головой -
хотя ничегошеньки во всем этом не смыслил.
– Вы, я замечаю, человек, тонко ощущающий суть дела, – изрек Л.А. Чик в
конце лекции, – вследствие этого я покажу вам святая святых моей коллекции.
Редко какой глаз удостаивается такой роскоши. Смотрите!
И Леонид Александрович распахнул створки громоздкого шкафа. Солнечный
луч прилег на аккуратно сложенные на полках воняющие нафталином вещи. На
фоне общего бардака, царившего в квартире (болтающиеся грязные шторы,
поломанные гарбичные стулья, перегоревшие электрические лампочки), вещи в
шкафу выглядели оазисом чистоты и порядка. Можно было решить, что здесь
поработала опытная женская рука, но, насколько я знал, у Л.А. Чика ни матери,
ни жены, ни даже любовницы не было, ибо повсюду он слыл как клептоман и
шизик. Кому такой, скажите на милость, сын, брат и муж нужен?
– Вот эти ботинки, куртка, шарф, кепка, перчатки, шапка, джинсы. Все, что
видите здесь, это не просто вещи. О! Нет, голубь вы мой, это все реликвии.
Можно сказать история! Роман в вещах, если хотите! Желаете прослушать?
– Ну, я собственно за этим и пришел, – согласился я.
– Вещей, как видите, много, но я вкратце. Я вас не утомлю! – пообещал Л.А.
Чик. – Будет вам известно, что свою трудовую деятельность я начинал в
качестве художника сцены в одном крупном концертном зале?
Я кивнул головой, хотя слышал от авторитетных людей, что Леонид
Александрович служил в этом заведении сантехником.
– Кроме того, – продолжал Л.А. Шик, – как все, баловался гитарой. Играл
слабоватенько, но прослышал я где-то, что вся музыкальная сила гитариста
спрятана в его медиаторе… такая пластмассовая косточка, который он трогает
струны. Ну, вы же знаете, что я вам буду объяснять! Так вот, если заполучить
медиатор хорошего гитариста, то с ним к тебе переходит часть его