Страница 16 из 50
…Я легко менял тональности и лабал крутые импровизы. «Козы» из
танцевальной группы «Лепестки» кружили надо мной, словно чайки над
рыбным косяком.
С кем только я не познакомился за эти дни: от воровского авторитета до
известного на всю страну психотерапевта.
Но у всякого Рая есть своя «Coda». Как-то в дождливый понедельник с
покусанным левым ухом с большой игры вернулся Эпо, и сбросил меня с
шумного Олимпа на скучную Землю.
– Спасибо, Гера, и до новых творческих, – рассчитываясь со мной, сказал Г.
Костриков.
– А собственно, почему до новых? Ведь мы могли бы их и не прерывать. Я
согласен играть и за квинту от причитающихся мне башлей. И потом я не
понимаю, зачем он вам нужен? Он ведь утаивает «парнас» от коллектива!
– Ну, нет, что вы, Гера, я человек моральных принципов! Выгнать человека я не
могу, но вот, если, скажем, с ним что-нибудь случится, то я непременно поимею
вас в виду, – пообещал мне Г. Костриков.
– Поимейте, – ответил я, и поплелся на автобусную остановку.
«Если с ним что-то случится. Если с ним что-то случится» – неотступно
крутились в моей голове слова Г. Кострикова. Что с этим наглым боровом
может случиться?! Только что запор от чрезмерного поедания жареных
перепелов! «Такому человеку случайность надо создать» – вынес я решение. И,
взволновав клавиши своей юношеской фантазии, стал творить «несчастный
случай» пианисту А. Поберецкому.
– Легче, легче. Душу выбьешь! – застонал Хорошевский, когда я принялся за
«похлопывания»
– Все, все заканчиваю.
И, сложив мази и кремы в саквояжик, вышел от Хорошевского. В дверях лифта
я вновь напоролся, на шамкающую губами: – «дрыгус – брыгус» – звезду
парапсихологии – Брониславу Львовну Н.
– Ну, как ты? – спросил я, придя к Хорошевскому на следующий день, и
принюхался. В квартире нестерпимо воняло смоленой поросячьей щетиной.
– Значительно «хорошевски». Почти как горный козел! – ложась на кровать,
заверил меня Гера. – Так на чем мы остановились в прошлый раз?
– Я на похлопывании, а ты на фантазиях, – напомнил я Гере его историю. -
Ах, ну да.
…Чего только я не нафантазировал! Каких только сценариев не сочинил!
Достаточно сказать, что я серьезно обдумывал вариант создания препарата, с
помощью которого я бы лишил Эпо творческой потенции.
Вскоре я бросил фантастические проекты и перешел к реализму будней.
Я проник на территорию венерологического диспансера.
– Я дам тебе сотку, если ты заразишь указанного мной человека, – пообещал я
одной из пациенток: даме, остававшейся и в застиранном, дырявом больничном
халате весьма привлекательной. Я чуть было не поддался соблазну заразиться
сам!
– Для этого мне надо цивильное платье и четвертной задатка, – ответила она.
Назавтра я принес все требуемое.
– Будет сделано в лучшем виде, – пообещала дама и навсегда исчезла как с
территории больницы, так и из моей жизни.
Тогда я обратился к знакомому воровскому авторитету. Стриженному под ежика
субъекту.
– Не сцы. Это Гарик, – сказал он, увидев мое замешательство от вида огромного
питона, кольцом лежавшего на диване. Гарик посмотрел на меня
посоловевшими глазами и, не разглядев во мне пищи, смежил веки.
– Мне надо разобраться с одним человеком, – присаживаясь рядом с питоном,
сказал я. – Кто это может произвести и на сколько это потянет?
– Все зависит от «темы», – приглаживая свои колючки, ответил авторитет.
– Мне нужно лишить его на долговременный срок творческих способностей.
Скажем, повредить руки. Сотки хватит? – Я вытащил банкноту.
– Хватит. – И, спрятав коричневую бумажку под стельку лакированной туфли,
авторитет поинтересовался.
– Кого?
Я протянул фотографию с адресом на обратной стороне и добавил:
– Только пооперативней, пожалуйста.
– Заметано.
И, правда, поручение мое было исполнено быстро и качественно. Но дело
в том, что пострадал совсем другой, хотя внешне как две капли воды похожий
на Эпо, человек.
Тогда я отправился к знаменитому экстрасенсу. Невысокий, шустрый, с
седенькими кудряшками человек, он здорово напоминал выбежавшую за ним
болонку Чапу. Экстрасенс был сама любезность. Ах! Ах! Прошу! Прошу! Ну
что вы! Что вы! Как же можно! Не смейте даже думать! Без кофе с коньячком и
даже ни-ни– ни-ни…
Мы прошли в комнату.
Никаких пучков сушеных трав. Никаких дымящихся колб. Кожаный диван.
Ореховый гарнитурчик. Хрустальная лампа.
– Ну-с молодой человек. У вас ко мне, я вижу, дельце. И зрю – деликатное-с.
Рассказывайте.
Без лишних церемоний я приступил к делу.
– Мне было, хотелось лишить вот этого человека (я вытащил из кармана
фотографию Эпо) творческой потенции. Скажем… – Я задумался. И негромко
произнес: – на неопределенный срок.
– Покажите, покажите. Эге-ге-ге. Ничего не получится, молодой человек. Без
малого десять лет я безуспешно пытаюсь вывести его из игры.
– Из какой игры? – недоуменно спросил я.
– Карточной, разумеется: преферансик, вистец, рамсец, бриджик, кинг, сека,
марьяж. Имею страстишку. А вы? Может, соорудим банчишко?
– Нет! Нет! – отказался я.
– О! Если бы не он… – Экстрасенс вернулся к Эпо. – Вы бы сидели сейчас не на
этих ореховых креслах, а на гарнитуре государя императора всея Руси. Поле
невероятное! Линия Маннергейма, а не человек! С такими словами он закрыл
за мной обитую кремовым дермантином дверь.
– Ах! Ты Змей! Ах! Горыныч! – ругал я не поддающегося никому на свете
пианиста ресторана МЦ. В тот день ему, видать, здорово икалось. Влезая на
ступеньку «Икаруса» я поскользнулся.
«А чтоб тебе под автобус попасть!» – пожелал я в сердцах Эпо.
С тяжелым вздохом за мной сомкнулись дверные створки. Автобус тронулся…
Утром у меня зазвонил телефон. Звонил руководитель оркестра «Малахитовый
Цветок» Г. Костриков.
– Гера срочно выручайте! – взволнованным голосом крикнул он в трубку.
– Что, Эпо собрался на игру?
– Хуже, мой юный друг. Значительно хуже. Эдик вчера погиб под колесами
«гармошки» (венгерский автобус «Икарус»). Выручайте, Гера. Жмур жмуром, а
лабня лабней!
Я оцепенел, словно человек укушенный комаром-переносчиком «нильской
лихорадки».
– Ну как?
– Му– у– у, – ответил я.
– Что вы мычите точно Герасим! Да или нет?
– А– а– а, – с трудом выдавил я звук похожий на «Да».
Поклав трубку, я посмотрел на себя в висевшее над телефонным столиком
зеркало.
Картина была жуткой. Из зазеркалья на меня смотрела изуродованная голова
Эпо. По бледно-серому лицу бывшего пианиста «МЦ» стекало желто-бурое
мозговое вещество. Это было настолько реально, что я зажмурился. Как
тяжелораненый, держась за стенку, добрел я до холодильника и, не отрываясь,
выпил из горлышка полбанки коньяку.
К вечеру состояние мое стабилизировалось, а, постояв по дороге в ресторан
возле церковных ворот, я и вовсе успокоился.
– Все под Богом ходим. Бывает, кто-то и поскальзывается. Се ля ви, – открывая
рояльную крышку, сказал я.
В перерыве я узнал подробности смерти Эпо.
Он стоял в ожидании автобуса на «бермудском треугольнике». Чего его туда
занесло – непонятно. Ведь он всегда ездил на такси. Стоял себе, стоял. И вдруг -
бац головой под левое переднее колесо набиравшей скорость «гармошки». То
ли толкнул его кто, то ли он с бодуна пошатнулся, никто толком не разглядел.
Говорят, черепок треснул как грецкий орех! Мозговое вещество разлетелось в
диаметре пяти-шести метров, непоправимо испортив какой-то дамочке
импортный костюм. Описанная затем очевидцем голова пострадавшего была