Страница 46 из 87
Третий же кобольд, Хайек, занят сейчас тем, что раздувает тлеющие угли под треножником, на котором покоится котёл. Хайек невысок и толст. В отличие от своих практически лысых приятелей, он обильно волосат, и космы у него на голове торчат во все стороны, словно иголки у ежа. К тому же он слеп на правый глаз, и мутное бельмо – это первое, что замечаешь в его облике. Но левым глазом он видит превосходно, и поэтому пристально вглядывается сейчас в клокочущую массу. Принюхавшись, остается чем‑то недоволен и аккуратно подсыпает в котел щепоть известкового порошка из мешочка, который висит у него на поясе. Из всей троицы он – самый опытный, и именно ему решать, когда варево будет готовым.
– Пора, братцы! – провозглашает артельный старшина. Он тушит огонь под треногой, и все трое, натянув толстенные рукавицы, осторожно наклоняют раскаленный котёл и выливают его содержимое в широченную кадушку, на две трети заполненную белейшим снегом. Плеск, шипение и влажный вонючий дым немедленно заполняют всю пещеру. Наконец, муть развеивается и Хайек, подойдя к кадушке, внимательно вглядывается в ее содержимое. И, заприметив сквозь талую воду желанный металлический блеск, злобно хохочет своим низким голосом:
– Ха‑ха‑ха, попались, людишки! Рудокопы паршивые, старатели поганые… Не будет вам нынче ни серебра, ни золота – все в обманку уйдет!
…..
"Ах, что мне то золото, что серебро? – неспешно и лениво размышляет Айюль‑ханум абу‑ль‑Бахрави, пока два мускулистых, до черноты загорелых прислужника в четыре руки разминают и массируют ее распаренное обнаженное тело. – Все алмазы и рубины, все шелка и пряности подлунного мира – лишь прах и пыль под стопой Армана, творца и вседержателя нашего!"
Презирать мирские богатства не составляет для ханум ни малейшего труда. "Не в деньгах счастье, когда их много", гласит народная мудрость, а уж ей, старшей дочери правителя аль‑Баххара, крупнейшей провинции шахварского халифата, стесненности в средствах испытывать отроду не приходилось. И теперь она продолжает философствовать о бренности суетного мира, одновременно нежась в крепких и уверенных мужских руках.
Воистину, ночь большого полнолуния – это самим Арманом предназначенное время для полного очищения. Как духовного, так и телесного…
(…а загорелые пальцы и розоватые ладони тем временем втирают ей в кожу благоухающее розовое масло…)
Айюль – настоящая красавица, по шахварским меркам, хотя снобы и выскочки при дворе Эскуадора или Хеертона навряд ли сочли бы ее привлекательной. Но здесь, на юге, ценится именно такая красота: девушка упитанна и полна – полна жизненной силы и энергии, полна желания и неги. Ее покатые округлые плечи белы и нежны, глубокая ложбинка между тяжелыми, сочными грудями завораживает и манит, а тугие ягодицы и полные бедра сулят бездну наслаждений. Приветливое округлое лицо оторочено черными, как смоль, волосами и бровями. Столь же черен и цвет ее глаз, а маленький изящный носик и пухлые алые губы довершают лик, достойный легендарных небесных дев. Недаром покои в губернаторском дворце просто ломятся от лаковых миниатюр, эмалей и камей с портретами "луноликой гурии Баххара", какой ее прославили на весь халифат многочисленные поэты и художники.
Нет, все‑таки сегодяшней ночью и тело, и душу следует сохранить в чистоте. Так что, ребята, вашими крепкими стояками, вашим желанием и вашим семенем я сполна полакомлюсь как‑нибудь потом. А на остаток этой ночи у меня – другие планы.
И Айюль‑ханум небрежным жестом отсылает прислужников прочь.
…..
"Планы, планы, планы… Ох уж мне эти планы!"
Его превосходительству Филофею, ректору Е.И.В. Университета Высокой и Прикладной Магии, в эту ночь не спится. Неразбериха последних недель вымотала все нервы: планы учебные, планы исследовательские, планы занятости преподавателей… Заместитель декана Школы Отражений и Воплощений нашел себе тепленькое место при дворе и собирается уходить; кого поставить теперь на его место – совершенно непонятно. Несколько аспирантов из Школы Стихий и Элементов одновременно заболели тяжелейшим гриппом, который не берет никакая магия и никакие лекарства – и кто теперь должен вести занятия у студентов‑младшекурсников, спрашивается? А почтенных лет доцентша с отделения Потоков ни с того ни с сего вздумала рожать – это в ее‑то годы! И опять‑таки нужна замена…
Устав ворочаться с боку на бок, Филофей встает с кровати, укутывается поплотнее в теплый халат и идет из спальни в домашний кабинет. Там, в шкафчике, хранится едва начатая бутыль "Настоя семнадцати трав". Ректор опрокидывает первую стопку не присаживаясь, тут же наливает вторую и, подойдя с ней к тяжелому "академическому" столу, устраивается в любимом кресле.
"Ну себе‑то хоть не ври, старина! Тебя же сейчас не все те планы беспокоят, а только один‑единственный. Решающий."
Сегодня, в ночь Большого Полнолуния и в уединенной тишине, стоит наконец всерьез поразмыслить о том главном плане, который вот уже несколько лет вызревает в голове Филофея. Ректорскую мантию он уже давно перерос, пора становиться верховным магом Вестенланда. Да, дружище Филофей, ты этого достоин! Остается только найти слабые места в позиции Мальгариона и заручиться поддержкой остальных постоянных членов Конклава. Ну, со слабыми местами понятно: либеральные замашки Верховного Мага Вестенланда не только привели к совершеннейшей разболтанности и непочитанию старших, которые махровым цветом расцвели в последнее время в местном сообществе магов. Гораздо важнее, что это либеральничанье успело набить оскомину многим и многим при императорском дворе, так что отставка нынешнего архимага будет воспринята с пониманием. А повод найдется всегда. Взять хотя бы ту же историю с помилованием Юрая… Надо будет все‑таки усточнить, что же с ним произошло тогда в Малой Роси и жив ли он пообще.
Но второе, не менее важное: позиция остальных старейшин. На Всесвята надежды мало – он точно такой же "добренький" и правильный, как и Мальгарион. Другое дело, что Саонегру меня наверняка поддержит – в обмен на то, что я, в свою очередь поддержу его в этой странной и непонятной интриге, которая сплелась сейчас в Эскуадоре между Королевским Двором, Магиумом и обоими первыми храмами. Нгуен? Ну, этот косоглазый хитрюга наверняка воздержится, занимая выжидательную позицию. Итак, один за, один против, один воздержался. Кто же остается? Остается Рафхат. Главное неизвестное, джокер в моем пасьянсе. Значит, надо выходить на Рафхата.
…..
Его сиятельство Рафхат бен Эльм, верховный маг халифата Шахваристан, стоит на террасе своей резиденции и внимательно вглядывается в небо. В двух шагах лениво плещется волна, а где‑то в отдалении слышны напевы зурны и щебетание разгулявшейся мòлоди. Но Рафхату сейчас не до развлечений. Что‑то странное происходит в последнее время с движением светил на небосводе, и на недавнем собрании Малого Дивана звездочеты так и не сумели ни найти этому причин, ни истолковать значение. Проще говоря, облажались вчистую! Конечно, если годами перепевать одно и то же, наизусть заучивая манускрипты своих учителей и учителей своих учителей, то теперь остается лишь разводить руками, морщить лбы и чесать в затылках: "Ничего подобного у мудрецов древности не описано!" Но другие‑то люди тоже не слепы, и пара глаз есть у каждого! Вчера Рафхату удалось наконец уломать Абу‑Фаризи, верховного жреца Армана, и посетить с его разрешения храмовую библиотеку. Ведь башня этого храма – высочайшая среди зданий Шахваристана, да и всего Круга Земель в целом. А жрецы столь же пристально наблюдают с ее высоты за звездами и планетами, как и маги, но записи в храме намного древнее – их не затронули страшные пожары в приснопамятную эпоху правления падишаха Семпая Четвертого, когда Магическое Собрание выгорело дотла. И именно среди тех храмовых записей, слава богам, Рафхат и отыскал упоминание о точно таких же изменениях во временах восходов и заходов планет, как и те, что происходят ныне.