Страница 48 из 56
— Что они значат, по-твоему? — спросил Адолин очень тихо, чтобы только Ренарин мог его услышать. — Эти отцовские... приступы?
— Не знаю.
— Ренарин, мы больше не можем притворяться, что ничего не происходит. Солдаты уже болтают. Слухи расходятся по всем десяти армиям!
Далинар Холин сходил с ума. Как только начиналась Великая буря, он падал на пол и принимался биться в конвульсиях. Потом бредил, нес какую-то тарабарщину. Часто вставал, сверкая безумными синими глазами, и как будто дрался с кем-то невидимым на мечах или врукопашную. Адолину приходилось его держать, чтобы он не поранился сам или не поранил кого-то.
— Это галлюцинации, — сказал Адолин. — Так, по крайней мере, отец сам считает.
Их дед страдал от навязчивых видений. Постарев, он вообразил, что снова оказался на войне. Неужели с Далинаром происходит то же самое? Он переживает заново битвы своей юности, те дни, когда заработал свою славу? Или снова и снова видит ту ужасную ночь, когда его брат погиб от руки Убийцы в Белом? И почему с началом этих приступов он так часто говорит о Сияющих рыцарях?
Адолину от всего этого становилось не по себе. Далинар был Черным Шипом, военным гением и живой легендой. Они с братом воссоздали Алеткар, погрязший в многовековых сварах, которые устраивали воинственные великие князья. Он победил в бесчисленных дуэлях, выиграл десятки сражений. Целое королевство считалось с ним. И теперь это...
Что должен сделать Адолин как сын, если его возлюбленный отец — величайший из живущих — начал терять разум?
Садеас рассказывал о недавней победе. Прошло уже два дня, как он выиграл еще одно светсердце, но король, похоже, только сейчас об этом узнал. Адолин напрягся, слушая хвастливые речи.
— Надо бы нам сдвинуться назад, — проговорил Ренарин.
— Мы достаточно высокого положения, чтобы оставаться здесь, — возразил старший брат.
— Мне не нравится, каким ты становишься, когда Садеас близко.
«Ренарин, нельзя спускать с него глаз, — подумал Адолин. — Он знает, что отец слабеет. И попытается нанести удар». Юноша ничего не сказал и вынудил себя улыбнуться. Ради Ренарина следует попытаться выглядеть спокойным и уверенным. В общем-то, это нетрудно. Адолин бы с радостью проводил день за днем, сражаясь на дуэлях, в праздности или ухаживая за очередной симпатичной девушкой. Увы, сейчас жизнь стала скупа на простые удовольствия.
— ...в последнее время просто образец храбрости, — говорил король. — Садеас, ты прекрасно справляешься с захватом светсердец. Это похвально.
— Благодарю, ваше величество. Хотя, должен признаться, соревнование уже не так захватывает, поскольку кое-кого оно, похоже, вообще не интересует. Думаю, даже лучшие мечи в конечном счете теряют остроту.
Далинар, который в прошлом не преминул бы ответить на завуалированное оскорбление, промолчал. Адолин стиснул зубы. Со стороны Садеаса было вопиющим бесстыдством подвергать Далинара нападкам в его нынешнем состоянии. Возможно, стоит бросить напыщенному подонку вызов. Великих князей не принято вызывать на дуэль — подобный шаг сулил большую бурю. Но возможно, он готов. Возможно...
— Адолин... — предостерег Ренарин.
Адолин глянул на брата и понял, что поднял руку словно для призыва клинка. Он переложил вожжи в эту руку и подумал: «Забери тебя буря, Садеас. Оставил бы ты моего отца в покое».
— Почему бы нам не поговорить об охоте? — спросил Ренарин. Младший Холин носил очки, в седле держался, как всегда, безупречно, выпрямив спину, словно образец благопристойности и церемонности. — Ты совсем не волнуешься?
— Фи! — отозвался Адолин. — Я никогда не понимал, что такого люди находят в охоте. Какая разница, насколько зверь велик, — в конечном счете это ведь просто бойня.
А вот дуэли — совершенно другое дело. Ощущать в руке осколочный клинок, противостоять кому-то умелому, опытному и внимательному... Мужчина против мужчины, сила против силы, разум против разума. Погоня за тупым чудовищем не шла ни в какое сравнение с этим.
— Может, тебе бы стоило все-таки пригласить Йаналу, — сказал Ренарин.
— Она бы не поехала. Только не после... ну, ты в курсе. Вчера из-за Риллы мне пришлось уйти.
— Ты и впрямь вел себя с ней не очень-то умно, — неодобрительно заметил Ренарин.
Адолин пробормотал что-то уклончивое. Он не виноват в том, что отношения так часто заканчивались громким скандалом. Хотя в данном случае доля его вины была. Но обычно происходило иначе. Тут просто так совпало.
Король начал на что-то жаловаться. Братья отстали и ничего не услышали.
— Давай догоним, — предложил Адолин, подстегивая своего скакуна.
Ренарин закатил глаза, но последовал за братом.
«Объедини их», — прошептал голос в голове Далинара.
Он никак не мог отделаться от этих слов. Они поглотили его, пока Храбрец рысью шел по скалистому, усеянному валунами плато, одному из многих на Расколотых равнинах.
— Разве мы не должны были уже добраться? — спросил король.
— Ваше величество, мы примерно в двух-трех плато от места охоты, — сказал Далинар, размышляя о своем. — Думаю, если все пойдет согласно планам, будем там через час. Если бы мы могли забраться на возвышенность, то, возможно, увидели бы шатер...
— Возвышенность? Вон та скала впереди подойдет?
— Думаю, да. — Далинар изучал скалу, похожую на высокую башню. — Можно послать разведчиков, пусть проверят.
— Разведчиков? Вот еще. Дядя, мне надо размяться. Ставлю пять полных броумов, что окажусь на вершине быстрее тебя. — И король умчался галопом под грохот копыт, бросив потрясенную компанию светлоглазых, секретарей и гвардейцев.
— Буря! — выругался Далинар и пришпорил коня. — Адолин, прими командование! Проверьте следующее плато на всякий случай.
Сын, до сих пор тащившийся позади, резко кивнул. Далинар галопом поскакал следом за королем, фигурой в золотых латах и длинном синем плаще. Копыта громко стучали по камню, мимо проносились скалы. Впереди на краю плато круто вздымалась скала, похожая на шпиль. Такие на Расколотых равнинах встречались постоянно.
«Мальчишка, забери тебя буря...»
Далинар все еще думал об Элокаре как о мальчике, хотя королю пошел двадцать седьмой год. Но иногда он вел себя по-детски. Разве так трудно предупредить, прежде чем устроить очередной трюк?
И все же, мчась вперед, Далинар вынужден был признать, что ощущение свободной погони — без шлема, подставив лицо ветру, — ему нравится. Сердце забилось чаще, и он простил порыв, ставший причиной этой гонки. На миг он даже позволил себе забыть все тревоги и даже слова, что эхом звучали в голове.
Королю захотелось гонки? Что ж, Далинар ее устроит.
Он обогнал короля. Жеребец Элокара был породистым, но он не мог сравниться с Храбрецом, чистокровным ришадиумом, на две ладони выше и намного сильнее обычных коней. Эти животные сами выбирали своих седоков, и только десятку людей во всех военных лагерях так повезло. Далинар был одним из них, Адолин — другим.
Через несколько секунд Далинар оказался у основания скалы. Он на ходу выпрыгнул из седла. Удар был жестким, но осколочный доспех его смягчил, и камень под металлическими ботинками великого князя обратился в крошку. Тот, кто ни разу в жизни не надевал осколочных лат, — в особенности тот, кто привык к их несовершенным подобиям, обычному доспеху и кольчуге, — ни за что бы не понял этого ощущения. Осколочный доспех был не простым оружием, а чем-то намного большим.
Далинар побежал к основанию скалы, а Элокар галопом несся позади. Великий князь прыгнул — доспех подбросил его футов на восемь — и схватился за каменный выступ. Поднатужившись, подтянулся; доспех даровал ему силу нескольких человек. Внутри его проснулся состязательный азарт — далеко не такой отчетливый, как азарт битвы, но вполне достойная замена.
Внизу заскрежетал камень. Элокар тоже начал подниматься. Далинар на него не смотрел. Он не сводил глаз с маленькой естественной платформы на вершине сорокафутовой скалы и шарил закованными в сталь пальцами в поисках очередной опоры. Древняя броня совершенно не препятствовала чувствительности пальцев, — казалось, он был не в латных, а тонких кожаных перчатках.