Страница 35 из 39
Для Гитлера последних трех с половиной военных лет война превратилась в состязание, которое он всё еще надеялся выиграть. Кто будет раньше у цели: Гитлер со своим истреблением евреев или союзники с военным поражением Германии? Союзникам потребовалось три с половиной года, чтобы достичь цели. И между тем Гитлер тоже все–таки жутко близко приблизился к своей цели.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Интересным, но странным образом привлекающим мало внимания фактом является то, что Гитлер ни в коем случае не причинил величайший вред тем народам, над которыми он учинял величайшие преступления.
Советский Союз от Гитлера потерял по меньшей мере двенадцать (сам он утверждает, что двадцать) миллионов человек; но огромное напряжение, к которому принудил его Гитлер, подняло его до уровня супердержавы, какой он раньше не был. В Польше Гитлер погубил шесть миллионов — или, если не считать польских евреев, три миллиона человек. Но результатом гитлеровской войны является географически оздоровленная и национально более сплоченная Польша по сравнению с довоенной страной. Гитлер хотел истребить евреев, и в его сфере власти это ему почти удалось; но гитлеровская попытка истребления, которая стоила жизни от четырех до шести миллионам человек, придала выжившим энергию отчаяния, которая была необходима для основания государства. В первый раз за почти две тысячи лет у евреев после Гитлера снова было государство — гордое и покрытое славой государство. Без Гитлера не было бы Израиля.
Объективно гораздо больше вреда Гитлер причинил Англии, против которой он не хотел вести войну, и вёл её всегда спустя рукава и вполсилы. Англия вследствие гитлеровской войны потеряла свою империю и не является больше мировой державой, которой она была; и подобное же снижение статуса вследствие деяний Гитлера претерпели Франция и большинство других стран и народов Западной Европы.
Но, если рассматривать совершенно объективно, гораздо больше Гитлер повредил Германии. Немцы тоже принесли Гитлеру ужасные человеческие жертвы, более семи миллионов человек, больше чем евреи и поляки; только русские пролили больше крови; списки потерь остальных участников войны не идут ни в какое сравнение с этими четырьмя. Но в то время, как Советский Союз и Польша после своих кровавых жертв стали сильнее, чем прежде, а Израиль вообще существует благодаря жертвам евреев, то Германский Рейх исчез с политической карты мира.
Из–за Гитлера Германия не только пережила такое же снижение статуса, как все другие прежние великие державы Западной Европы. Она лишилась четверти своей прежней территории государства (своего «жизненного пространства»), остальное поделено, и два раздельных государства вследствие их вхождения в противоположные силовые блоки принуждены к противоестественным враждебным отношениям. То, что по крайней мере в большем из них, в Федеративной Республике, сегодня снова можно хорошо жить, не является заслугой Гитлера. В 1945 году Гитлер оставил после себя пустыню — физическую и, что слишком легко забывается, также и политическую: не только трупы, развалины, руины и миллионы бездомных, голодных скитающихся людей, но также и разрушенное управление и уничтоженное государство. И то, и другое — страдание людей и уничтожение государства — он сознательно вызвал в последние месяцы войны. Он хотел даже еще более скверного: его последней программой для Германии была смерть народа.
Самое позднее в своей последней фазе Гитлер стал осознанным изменником Германии.
Это не настолько осознается более молодыми поколениями ныне живущих немцев, как теми, кто пережил это. Именно о Гитлере последних месяцев создалась легенда: вовсе не лестная для него легенда, но все же такая, что она в определенной степени освобождает его от ответственности за агонию Германии в 1945 году. В соответствии с этой легендой Гитлер в последней фазе войны был лишь тенью самого себя, тяжелобольным человеком, человеческой развалиной, лишенным своей решимости и наблюдающим катастрофу вокруг себя как парализованный. В соответствии с картиной, вырисовывающейся из известных описаний событий с января по апрель 1945 года, он потерял всякий контроль над событиями, управлял из своего бункера армиями, которых у него больше не было, его настроение менялось от неконтролируемых припадков бешенства до летаргического безразличия, он фантазировал почти до последнего момента среди развалин Берлина об окончательной победе, короче говоря: он был слеп к реальности, стал в определенной степени невменяемым.
Эта картина опускает главное. Безусловно, состояние Гитлера в 1945 году больше не было идеальным; безусловно, он постарел и после пяти лет войны нервы его были расстроены (как впрочем, и у Черчилля, и у Рузвельта), и конечно же он пугал свое окружение увеличивающейся мрачностью и все более частыми приступами гнева. Но в соблазне рисовать всё в эффектных пессимистических и ядовитых красках, предаваясь сценам конца света, часто упускается то, что как раз у Гитлера последних месяцев еще раз в высочайшей форме проявились решительность и воля к воплощению. Определенное ослабление воли, оцепенение в рутине без фантазий скорее относится к предыдущему периоду — к 1943 году, в котором Геббельс в своих дневниках обеспокоенно констатирует «кризис у фюрера» — и еще к первой половине 1944 года. Но перед лицом поражения Гитлер снова воспрянул, как от электрошока. Его рука могла теперь дрожать, но хватка этой дрожащей руки все еще — или снова — стремительна и смертельна. Решимость со скрежетом зубов и лихорадочная активность телесно деградирующего Гитлера в месяцы с августа 1944 по апрель 1945 года поразительны и в определенном смысле даже могут быть названы достойными восхищения; только вот они всё более отчетливо, к концу однозначно нацелены на неожиданную, сегодня снова многим кажущуюся невероятной цель: тотальную гибель Германии.
В начале это еще нельзя распознать точно; в конце это стало несомненным. Политика Гитлера в этот заключительный имеет три отчетливо отделённых фазы. В первой фазе (с августа по октябрь 1944) он успешно предотвращает прекращение проигранной войны и обеспечивает борьбу до конца. Во второй (с ноября 1944 до января 1945) он совершает неожиданное последнее наступление: на Запад. Но в третьей фазе (с февраля по апрель 1945) он осуществляет тотальное разрушение Германии с той же энергией, которую он до 1941 года посвятил своим завоеваниям, а с 1942 до 1944 — уничтожению евреев. Чтобы увидеть, как постепенно выкристаллизовалась эта последняя цель Гитлера, нам следует теперь несколько пристальнее рассмотреть действия Гитлера в последние девять военных месяцев.
В конце августа 1944 года положение на фронтах с военной точки зрения довольно точно соответствовало концу сентября 1918 года, когда тогдашний военный диктатор Людендорф капитулировал. Это означает: поражение по человеческим оценкам было неотвратимо, конец был виден. Но конец еще не наступил, поражение еще не произошло — в обоих случаях еще нет. Еще ни один вражеский солдат не вступил на землю Германии; и в 1918 году очевидно было бы еще также возможно протянуть войну до следующего года, как это произошло затем в 1944–45 годах.
Как известно, Людендорф в этом положении пришел к убеждению, которое он выразил в следующих словах: «Войну следовало закончить». Он сделал заявление о перемирии, и он обратился к своим политическим противникам в правительстве, чтобы сделать это заявление более правдоподобным и обеспечить для Германии представительную делегацию с полномочиями на переговоры о мире. Тем, что затем позже этих своих самозваных распорядителей конкурса («они должны расхлебать кашу») он обвинил в том, что они воткнули кинжал в спину непобежденной армии, он впоследствии свой образ действия в сентябре 1918 года представил в отвратительном свете. Но если рассматривать их сами по себе, то это были действия осознающего ответственность патриота, который в поражении поставил себе задачу спасти свою страну от самого скверного и спасти то, что можно еще спасти.