Страница 36 из 39
Гитлер 22‑го августа 1944 года совершил точно противоположное тому, что сделал Людендорф 29‑го сентября 1918 года: в акции «Гроза» он распорядился неожиданно арестовать и заключить в тюрьмы около пяти тысяч бывших министров, бургомистров, парламентариев, партийных функционеров и политических служащих Веймарской республики, среди которых были и Конрад Аденауэр и Курт Шумахер — оба позже ставшие протагонистами в период основания Федеративной Республики. Это была точно такая же группа людей, которой Людендорф в соответствующей ситуации передал управление, так сказать политический резерв Германии. Людендорф поставил их у руля в свете неизбежного поражения; Гитлер же в подобной ситуации отстранил их. Эта акция, в то время не преданная гласности, удивительным образом остается без внимания и в исторических трудах; она в основном связывается с преследованием заговорщиков 20 июля, с которой у неё не было ничего общего. Она напротив была первым признаком того, что Гитлер хотел избежать любого возможного повторения по его мнению преждевременного прекращения войны в 1918 году; что он решился также на то, чтобы и без видимого шанса продолжать сражаться до горького конца — или по его выражению: «до пяти минут после полуночи» — и не мог никому позволить помешать ему в этом.
Об этом решении в этот момент времени можно еще судить по–разному. Во всей истории при поражениях существуют два направления мыслей и два образа действий: можно назвать их практическим и героическим. Одно исходит из того, что необходимо спасти как можно больше материального имущества; другое — что после себя надо оставить вдохновляющую легенду. Об обоих подходах есть что сказать в соответствующих обстоятельствах; о втором — даже еще и то, что будущее нельзя предвидеть абсолютно и что казалось бы неизбежного иногда всё же избежать удаётся. В немецкой истории об этом есть известный пример, связанный с Фридрихом Великим, который в 1760 году был в положении, подобном положениям Людендорфа в 1918 и Гитлера в 1944 году, и который затем был спасен «чудом Бранденбургской династии», непредвиденной сменой на русском троне и переменой союзников. Если бы он сдался, то спасительный случай пришел бы слишком поздно. Однако: чудеса в истории — это исключение, не правило, и кто на них делает ставку, тот играет в лотерею с малыми шансами на выигрыш.
Пример Фридриха был сильно потаскан в немецкой пропаганде последних лет войны, но следует подвергнуть сомнению, действительно ли он играл большую роль в мотивах Гитлера. Современная национальная война в конце концов нечто иное, чем были кабинетные войны восемнадцатого столетия. Гораздо ближе к истине будет приписать решающую роль в мотивах Гитлера отрицательному примеру ноября 1918 года. Вспомним: ноябрь 1918 стал для Гитлера пробуждающим переживанием, вызывающим слёзы бешенства о преждевременной по его мнению капитуляции, его незабываемым опытом юности, и намерение никогда больше не допустить повторения ноября 1918 было изначально его главным импульсом в решении стать политиком. Теперь этот момент пришёл, теперь Гитлер в определенной степени был у цели: ноябрь 1918 года снова стоял у ворот, и Гитлер был в ситуации, чтобы в этот раз предотвратить его. На это он был полон решимости.
Нельзя при этом совсем упускать из вида сильнейшую и теперь снова возродившуюся ненависть по отношению к «ноябрьским предателям» 1918 года — к своим соотечественникам. В «Майн Кампф» Гитлер с озлобленным согласием цитирует неподтвержденное высказывание некоего английского журналиста в 1918 году: «Каждый третий немец — предатель». Теперь он приказывает безжалостно повесить или обезглавить каждого немца, который высказывается в духе того, что война проиграна и что он хотел бы её пережить. Гитлер всегда был великим ненавистником и при казнях испытывал большую внутреннюю радость. Сила ненависти Гитлера, его стремление к убийствам, которым он в течение лет давал волю на евреях, поляках и русских, теперь открыто обратились также и на немцев.
В конце лета и в начале осени 1944 года Гитлер еще раз проявил энергию и потенциал, которые напомнили о его лучших временах. В конце августа на Западе практически не существовало фронта, да и на Востоке, говоря словами Гитлера, «была больше дыра, чем фронт». В конце октября оба фронта еще раз восстановились, наступления союзников были остановлены, а на родине Гитлер мобилизовал фольксштурм — все мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет были мобилизованы на народную войну. Боевой дух Гитлер поддерживал посредством усердно распространяемых пропагандистских слухов о «чудо–оружии», которое у него еще было в запасе. В действительности разумеется у Германии не было атомной бомбы — истинного чудо–оружия 1945 года — а было оно у Америки; и возникает поразительная мысль, что если бы стала реальностью долгая, горькая и кровавая тотальная оборонительная война, которую желал Гитлер и для которой он осенью 1944 года еще раз сконцентрировал усилия Германии, то это навлекло бы первые атомные бомбы на Германию вместо Японии.
Но Гитлер сам позаботился о том, чтобы до этого дело не дошло, тем, что он силы, припасенные для этой оборонительной войны, едва собранные по горстке, снова распылил. В ноябре 1944 года он решил еще раз перейти в наступление: а именно на Западе. 16 декабря 1944 года немцы в Арденнах в последний раз перешли в наступление.
Теперь нам следует в отличие от всех других военных эпизодов Второй мировой войны несколько подробнее рассмотреть наступление в Арденнах, потому что оно было больше, чем просто эпизод. Благодаря ему Германия получила те границы оккупации, которые в конце концов стали границами раздела. И с него начинается разворот Гитлера против его собственной страны.
Наступление в Арденнах, бывшее собственным творением Гитлера более, чем любое другое военное предприятие Второй мировой войны, с военной точки зрения было безумным делом. В тогдашних условиях технического ведения войны наступление, для того, чтобы стать успешным, требовало превосходства по меньшей мере три к одному. Соотношение сил на Западном фронте составляло однако в декабре 1944 года для немецкой стороны на суше менее чем один к одному, не говоря уже о подавляющем превосходстве союзников в воздухе. Более слабый напал на более сильного. Кроме того, чтобы только лишь на местном участке фронта достичь незначительного временного превосходства, Гитлер оголил оборонительный фронт на Востоке до костей, и сделал он это несмотря на отчаянные предупреждения своего тогда занимавшего должность начальника Генерального штаба Гудериана, что русские концентрируются для широкомасштабного наступления. Таким образом, Гитлер дважды играл ва–банк: если наступление на Западе потерпит неудачу — что следовало принимать в расчет, исходя из соотношения сил, — то он растрачивал там силы, которые стали бы позже необходимы для защиты западных областей рейха, и одновременно это наступление уже теперь делало оборону на Востоке безнадежной, когда русские перейдут в наступление — что также следовало принимать в расчет.
Оба этих предположения все же оправдались. Наступление в Арденнах потерпело неудачу, русские перешли в наступление. Хотя вначале туманная погода и благоприятствовала, тем, что союзные воздушные силы оставались на земле, наступление имело недостаточный успех и то только лишь в течение нескольких дней предрождественской недели. Затем небо прояснилось, на Рождество обе немецкие танковые армии, которые вели наступление, были разбиты с воздуха, в первую неделю января их остатки были отброшены на исходные позиции; а 12‑го января русские опрокинули тонкий заслон, остававшийся от германского восточного фронта, и одним махом прокатились от Вислы до Одера. Всё это предвиделось, и Гудериан снова и снова отчаянно предрекал это Гитлеру. Но Гитлер не желал ничего слышать. Наступление в Арденнах было его наиболее личным замыслом — его предпоследним (о последнем мы еще узнаем); и он настаивал на его осуществлении со всей ожесточенностью.
Почему? О причине этого еще и сегодня теряются в догадках. Военные причины отпадают. Гитлер не был полным профаном в военных делах, как его сегодня охотно представляют. По своему уровню военных знаний он не мог иметь иллюзий о перспективах успеха своего предприятия. То, что он разыгрывал такие иллюзии перед участвовавшими в наступлении офицерами (которых он собрал заранее, чтобы внушить им мужество), не означает, что он их разделял.