Страница 38 из 41
– Поспешим, я вылетаю через два часа.
– Глубокая ночь! Это безумие!
– Вовсе нет. Поменяйте свечи и масло. Я полечу.
Она так и сделала – не без проблем. Маленький самолет с трудом оторвался от покрытой лужами взлетно-посадочной полосы. Он покружился над деревьями, словно в нерешительности. Потом резко рванул в сторону моря.
«Там я ощутила ужас, поскольку всегда думала, что отправлюсь в полет в хорошую погоду, в ночь, сверкающую звездами. Я считала, что Южный Крест имеет форму креста». Ночь вовсе не выдалась прекрасной. Ни одной звезды на небе, а в нескольких кабельтовых от берега на самолет обрушился дождь. На подходе к «черному котлу» дождь превратился в ливень, из-за магнитной бури компас сошел с ума. Буря, час затишья и снова буря. Джин удерживает самолетик среди разъяренной стихии только с помощью худеньких рук – и юной необоримой воли. 13 часов 15 минут после взлета. Она садится в Натале. Когда техники, обслуживающие аэродром, подбежали к самолету, она уже спрыгнула на землю. Похлопывая по корпусу самолета, она припевала:
– Славная лошадка! Лошадка моя!
Первая женщина, которая пересекла Южную Атлантику, побила все мужские рекорды, в том числе и достижение Джима Моллисона, установленное всего два года назад. 30 декабря 1936 года француженка Мариз Бастье довела этот рекорд до 12 часов 5 минут. Главы международных аэроклубов отныне убрали свои хронометры и перестали регистрировать воздушные достижения над Северной и Южной Атлантикой. Рекордов больше не будет, они ушли в прошлое, осталась регулярная связь. Океан, который бороздили больше всего, который исследовали больше всего, который использовали больше всего, стал океаном, над которым больше всего летают. Эти водные просторы всегда играли важную роль в истории человека.
Глава восьмая
Погибшие в пучине
Некоторые цифры поражают воображение. Еще недавно примерно 30 тысяч человек ежегодно погибали в спасательных плавучих средствах, не считая тех, кто не выживал в самих кораблекрушениях. По крайней мере, такие данные считались достоверными в 60-е годы. Похоже, статистика жертв не ведется для каждого океана отдельно, но, очевидно, Атлантика, где самое оживленное судоходство, занимает высокое, если не первое место.
Наиболее давнее кораблекрушение, о котором есть упоминания в анналах французского мореходства, произошло в 1119 году. Погибло судно «Бланш Неф». Ни один человек не спасся. Очевидно, что наибольшее количество кораблекрушений приходится на годы войн. Описать или хотя бы упомянуть все морские бедствия – задача невыполнимая. Читатели этой книги знают, что мы хотим прежде всего поведать о людях, рискнувших испытать свою судьбу на море, и о сопряженных с этим опасностях. Но огромное число морских катастроф, случившихся за многие века, нам неизвестно.
Что касается свидетельств спасшихся, то лишь с XVIII века они становятся достаточно обстоятельными, чтобы воссоздать картину бедствия. В большинстве случаев свидетельства тех эпох весьма драматичны. Мы вспомним о нескольких кораблекрушениях, в которых общим знаменателем были страх, голод, жажда, сменяющие друг друга надежда и отчаяние.
Капитан Филип Энтин в деталях поведал о трагедии своего шлюпа (одномачтовый парусник) грузоподъемностью 80 тонн. Шлюп «Бетси», командование которым он принял на Барбадосе, владении англичан на Антильских островах, отплыл 1 августа 1756 года в Суринам (Нидерландская Гвиана) с довольно тяжелым грузом, включавшим лошадей. На борту находилось тринадцать человек, моряки и пассажиры.
Ночью 4 августа поднялся ветер и, как часто бывает в этих местах, быстро усилился. Маленький парусник выбросило на рифы. Девять человек, спавшие в гамаках, погибли сразу. «Бетси» перевернулась и увлекла за собой шлюпку. Удалось спастись лишь капитану, его первому помощнику Уильямсу и двум морякам, которые цеплялись за потерпевшее крушение судно и «взывали к Небесам». Лошади попытались плыть, но волны бросали их на рифы. Слышалось их печальное ржание. Более ловкая собака капитана колотила по воде четырьмя лапами среди погибающих людей.
Наступил день, и люди увидели шлюпку, которая сорвалась с судна. Четыре оставшихся в живых человека сумели поймать ее и влезть внутрь, подобрав собаку. Обломок рангоутного дерева послужил рулевым веслом. С помощью ножа матрос Джон Каммингс отделил несколько досок от бортов шлюпки, грубо обтесал, изготовив подобие мачты и рей. Его штаны и рубашка пошли на крохотный самодельный парус. Лучше, чем ничего.
Рядом плавал ящик. Люди знали, что в нем провизия и бутылки с лимонадом. Увы, маленькая шлюпка не сумела подойти к ящику, и тот уплыл. День разгорался. Первые лучи солнца осветили золотистые шарики – плясавшие на волнах луковицы. Люди подобрали тринадцать штук. Суша находилась не менее чем в 50 милях.
На второй день съели лук, но не было воды, чтобы утолить жажду. Под жгучим солнцем кожа быстро покраснела и покрылась волдырями. На третий день жажда стала невыносимой.
– Зарежем собаку, – предложил Каммингс.
Взгляд бедного животного до последней минуты светился доверием. Моряки утолили жажду кровью, не испытывая угрызений совести. На четвертый день ветер вновь посвежел, и лодка едва не перевернулась. Около полудня Уильямс закричал:
– Шлюп! Шлюп, вон там!
Шлюп вскоре подошел так близко, что Энтин узнал его: он шел с Барбадоса и им командовал один из его друзей, капитан Саути. Каммингс и второй матрос Симпсон разглядели знакомых на палубе. Люди обрадовались, замахали руками. Но, по-видимому, шлюпка была неразличима среди волн и в ярких блестках солнца. Шлюп удалился.
– Бог нас наказывает, – прошептал Каммингс.
Он вспомнил глаза собаки, сначала ласковые, потом умоляющие. Он отвернулся от товарищей по несчастью, пережевывая мясо бедного животного, переложенное луковыми кружками.
На следующее утро стухшее мясо пришлось выбросить. Тогда Уильямс предложил:
– Отрежьте кусок моей ягодицы. Я от этого не умру, а мы сможем продержаться.
Каммингс даже не нашел слов, чтобы отказаться от чудовищной жертвы, Симпсон отрицательно покачал головой, а капитан возмутился. Пошел дождь, наступила ночь. Раскрыв рот, люди ловили капли пресной воды. Попытались собрать воду, отжимая самодельный парус, но он уже пропитался солью, и рассол был солонее морской воды. Именно ее матросы решились пить, сначала понемногу, а затем уже не могли оторваться. Двое суток они провели в бреду, потом умерли. Потерпи они еще несколько часов – и надежда, быть может, излечила бы их от безумия: показался берег.
Капитан Энтин и его первый помощник собрались с последними силами, чтобы выполнить решающий маневр. Пробыв девять суток в море, они добрались до суши. Это был остров Тобаго. Им оказали помощь карибские туземцы. Несколько недель заботливого ухода – и Энтин смог вернуться на родину. В Англии он написал рассказ о кораблекрушении, который завершался следующими словами: «Я наконец могу вновь заняться своим делом, но здоровье мое пошатнулось, а желудок совсем плох».
17 июня 1816 года. Жан Дюруа де Шомарэ считал, что жизнь прекрасна. Ему исполнилось пятьдесят лет, и его назначили капитаном фрегата, одного из лучших кораблей французского флота. Справедливое вознаграждение, полагал он, за двадцать пять лет верной службы монархии. Капитан-лейтенант, в 1791 году он эмигрировал. Участвуя в Киберонской экспедиции, попал в плен к «синим» (революционерам-республиканцам), но сумел бежать. Людовик XVIII вернул его на море, присвоив звание капитана первого ранга.
Первым заданием было отвезти в Сенегал, возвращенный Франции, нового губернатора Шмальца и Экспедиционный корпус, которым командовал Пуансиньон. Для перевозки фрегату были приданы и другие суда: корвет «Эхо», габара «Лаура» и бриг «Аргус».
Единственной тенью, омрачавшей хорошее настроение капитана Шомарэ, был состав экспедиционного корпуса.
– Это, – говорил он, – сборище иностранцев, негров и французских каторжников, – короче, висельники.