Вишенка на торте

— Может, послушаем для начала старших? — предложила мама.

Папа покорно вздохнул: похоже, он уже начинал жалеть, что решил сегодня прийти с работы пораньше. Он повернулся к Жану А., который удивительным образом умудрился ни разу не раскрыть рта с самого начала застолья.

— Ну так что же, мой дорогой Жан А.? — сказал папа. — Как прошел первый день в как бы… ну, в смысле, первый день в старшем… Я хочу сказать, ты ведь пошел… ну, в твоем новом… Кхм.

Папа — очень хороший врач, но память у него никудышная. Возможно, именно поэтому он и назвал всех нас одинаково — Жанами, только буквы в конце разные, чтобы не запутаться, чья очередь накрывать на стол и кому поливать цветы в саду.

— Жан А. перешел в восьмой класс, дорогой, — произнесла мама с укоризной.

— В восьмой? — переспросил папа, неловко хихикнув. — Ну конечно! Я именно это и собирался сказать, дорогая.

Жан А. открывал и закрывал рот, и оттуда доносилось какое-то странное побулькивание. Точно так же делали наши золотые рыбки Веллингтон и Антрекот, когда их доставали в сачке из аквариума, чтобы его помыть.

Обычно бывает не так-то просто ввернуть слово в беседе с Жаном А. Он ведь теперь в старшей школе и к тому же изучает латынь, поэтому считает себя самым умным и называет нас всех то нуллюсами, то карликовыми братьями.

Но за сегодняшний вечер он не проронил ни слова. Он промолчал, даже когда попался на любимую шутку Жана В.: тот обожает засовывать себе в рот пирожок с сыром, а потом доставать его оттуда весь обслюнявленный и потихоньку класть обратно на блюдо, чтобы кто-нибудь взял его, не заметив подвоха. Жан А. попался, как последний простак: проглотил слюнявый пирожок и даже внимания не обратил на триумфальное зубоскальство Жана В.

Да что же это с ним произошло?

За лето у Жана А. случилось то, что папа и мама называют «скачком роста»: штаны и рукава рубашек внезапно стали ему коротки, а над верхней губой появилось пятнышко в форме усов Зорро. Голос у него теперь тоже был какой-то чудной: он вдруг без предупреждения срывался с одной высоты на другую и из низкого превращался в тоненький, как будто Жану А. нужно было одновременно озвучивать разных мультяшных персонажей — большого и маленького.

— Ну так что же, мой дорогой Жан А.? — повторил папа. — Ты, никак, онемел?

Изо рта у Жана А. вырвалось новое булькание, и мы расслышали длинное непонятное слово:

— Унасфкласидивчон… ки…

— Что-что? — не понял папа.

— Унасфкласидив… чонки, — снова пробулькал Жан А.

— У вас в восьмом классе начали преподавать чревовещание? — поинтересовался папа. — Учат разговаривать не раскрывая рта?

— У него зубы склеились ириской! — предположил Жан Г.

— Это слюнявый пийазок Зана В.! — промямлил Жан Д. — Он не мозет его пелевалить!

Но я-то знал, что дело не в этом.

Жан А. вернулся из школы с горящими ушами и всклокоченными волосами. Едва войдя в комнату, он стянул со штанов велосипедные затяжки, вскарабкался на верхнюю полку нашей двухъярусной кровати и отвернулся к стенке, прижав к уху транзистор.

— Ты что, заболел? — спросил я.

— Вам достались учителя-садисты?

— Не нашел себе новых друзей?

— Ну и ладно, — сказал я. — Не хочешь говорить — лежи себе сколько влезет.

Лично я обожаю возвращаться в школу после каникул: хрустящие тетрадки, новенький кожаный портфель, который пахнет как кобура для пистолета, аромат прозрачных пластиковых обложек для учебников… Правда, обидно, что в начале года не задают домашних заданий и нельзя сразу испробовать все эти новые вещи — поэтому я много раз подряд разбираю и собираю портфель, раскладывая предметы по разным отделениям и кармашкам, как будто готовлюсь к соревнованию по сбору школьной сумки.

Но этот учебный год начался не так, как обычно. Мы с Жаном А. впервые пошли в разные школы.

В Шербуре и потом в Тулоне мы всегда учились вместе. Но на этот раз, чтобы в восьмом классе продолжить изучать латынь, Жан А. был вынужден пойти в другую школу.

Вообще-то сначала мне это даже понравилось — ну, что мы наконец-то будем учиться каждый сам по себе. В кои-то веки побуду не чьим-нибудь братом, а просто человеком. Но на первой же перемене я с удивлением обнаружил, что глазами ищу Жана А. в школьном дворе и чувствую себя очень странно оттого, что не нахожу его. Я вдруг почувствовал себя маленьким и каким-то потерянным — как будто прежде одного его присутствия было достаточно, чтобы меня защищать.

Впрочем, он был не так уж и далеко — буквально через дорогу. Я даже мог разглядеть окна его новой школы из своей. Но это было совсем не то же самое. У меня было такое ощущение, будто Жан А. переместился в какой-то другой мир — в мир тревожный и незнакомый, и что отныне наши пути разошлись навсегда, и мы больше не сможем вместе возвращаться домой по вечерам, бешено крутя педали велосипедов, чтобы первыми добраться до печенья и выбрать себе то, которое с самой вкусной начинкой.

У мамы всегда всё под контролем. Каждый год в первый день занятий она вешает наши расписания уроков на дверцу холодильника. Так она знает, в котором часу каждый из нас возвращается из школы, у кого на следующий день физкультура и кому грозит отсидеть в школе двенадцать часов наказания, если он в очередной раз забудет принести на урок музыки флейту.

— Ну же, мой дорогой Жан А., — произнесла мама, ободряюще улыбаясь. — Какие у тебя впечатления от восьмого класса?

Жан А. сглотнул, как будто у него в горле до сих пор стоял пирожок, обслюнявленный Жаном В.

— У нас в классе девчонки, — наконец отчетливо произнес он.

— Что у вас в классе? — переспросил Жан В.

— Девчонки, чурбан, — ответил я.

Жан Г. выпучил глаза от изумления.

— Ты хочешь сказать — настоящие девчонки, с хвостиками на головах, юбками и всем таким?

Жан А. в отчаянии кивнул.

— Обалдеть! — воскликнул Жан В., присвистнув.

— Ты что — в смешанном лицее? — спросил я, сильно сомневаясь в том, что такое возможно.

Но Жан А. в ответ скорчил такую физиономию, что было ясно: да, он — в смешанном лицее.

— Обалдеть! — повторил Жан В. и сочувственно добавил: — Ну ты и вляпался, старик…

Он похлопал старшего брата по плечу — казалось, теперь ему даже жаль, что на розыгрыш с обслюнявленным пирожком попался именно Жан А. Нет, ну в самом деле, бывает же такая невезуха: мало того что Жан А. носит очки и сделал за лето «скачок роста», так теперь его еще и угораздило оказаться в смешанном лицее!

Даже Бэтмен, услышав слово «девчонки», вдавился в пол клетки и прижал уши к голове.

— А что такое смешанный лицей? — спросил Жан Г.

— Понимаете, мои дорогие Жаны, — начал папа, набирая в рот дыму из трубки и напуская на себя мудрый вид. — Вам бы следует узнать, что человеческие особи делятся на две категории: в одну попадают мальчики, а в другую — существа, которых называют девочками. До настоящего момента вам не доводилось сталкиваться с этим страшным и опасным видом человеческой расы, но…

— Дорогой, — перебила папу мама. — Я хотела бы напомнить тебе и мальчикам, что являюсь представителем этого, как ты говоришь, страшного и опасного вида.

— Что? — удивился Жан Г. — Мама — девчонка? Вот это новость!

— А кто же еще? — засмеялся Жан В.

Жан Д. бросился на помощь Жану Г.

— Стоб ты знал, — сказал он Жану Г., — Юбки у мамы есть, а вот хвостиков никаких нету!

— Не у всех девчонок есть хвостики, ты, опасный вид чурбана!

— Ты сам тюрбан, я и без тебя знаю, сто не у всех! Вот, наплимел, мадам Зилтанос плитесывает волосы в путек!

— Да, но она ведь не девчонка, а твоя учительница!

— Стоб ты знал, мама тозе не девтенка! Мама — это мама!

— Так, тишина! — потребовал папа, который, кажется, уже жалел, что завел этот разговор. — Не забывайте, что в интернате для детей военнослужащих никаких девчонок нет, зато…

— Ваш папа хочет сказать, — перебила его мама, — что смешанная школа — это такая школа, в которой перемешаны мальчики и девочки.