Черная стая

Непримиримый Блюхер требовал расстрела Наполеона, но Веллингтон урезонил соратника, напомнив, что такие решения в компетенции правителей, а не полководцев. Бонапарт тем временем попытался покинуть Францию, но море патрулировали британские корабли, и, в конце концов, отрекшийся император сдался капитану Мейтленду, в надежде получить убежище в Англии.

На трон снова взошли Бурбоны. Наполеон, рассчитывавший на милость англичан, получил ее в полной мере. Ни расстрел, ни виселица ему не грозили. Дни свои бывший властитель Европы закончил на острове Святой Елены, диктуя своему секретарю, Луи Бурьену, мемуары, в которых винил в своих бедах и поражениях всех -- Груши, Веллингтона, Блюхера, Лафайета, погоду и судьбу, но только не себя.

Война закончилась, но союзники не спешили покинуть Париж. Сто пятьдесят тысяч солдат разместились в городе, превратив его в военный лагерь. Палатки стояли на Елисейских полях до самой Триумфальной Арки, на газонах у Собора Парижской Богоматери и в Булонском лесу. Войска пришли сюда не на отдых, в Париж съехались дипломаты и главы союзных держав, чтобы окончательно закрепить решения Венского Конгресса и подписать новый мирный договор.

Эскадрон вошел в город утром, но Войцеху пришлось ждать почти до полудня, пока граф Ностиц, адъютант фельдмаршала, нашел время подписать ему увольнительную. Наскоро отряхнув дорожную пыль и препоручив Йорика заботам фон Таузига, Войцех полетел в Пасси. Маришка, едва завидев его в дверях, радостно взвизгнула и потащила за руку в гостиную, развернулась, взметнув юбки, и умчалась к соседке чаевничать.

На этот раз Линуся была в белом. На бледном, исхудавшем лице глаза, обведенные синеватыми тенями, сияли черными алмазами, пунцовые губы пересохли от волнения, коротко остриженные смоляные кудри блестящими кольцами ложились на упрямый, гордый лоб, сквозь белую тонкую кожу шеи просвечивала трепещущая синяя жилка, точеные руки нервно сжимали подол кисейного платья. Каролина ждала его, прослышав о входе пруссаков в Париж, и успела принарядиться, но в глазах плескалась тревога. Весь ее вид говорил о том, что она только недавно оправилась от тяжелой болезни, наложившей на ее красоту особый отпечаток, болью сжавший сердце Войцеха.

Войцех порывисто шагнул вперед, но в полушаге остановился, бессильно уронив протянутые к ней навстречу руки. Груз вины, оставленный в Вене, обрушился на его опустившуюся голову.

-- Виноват я, Линуся, -- не поднимая взгляда, но твердо и отчетливо выговорил он, -- убей, виноват. Если ты...

-- Молчи, молчи, -- рука, зажавшая ему рот, дрожала, -- слушать не стану, знать не хочу. Не было ничего, слышишь? Я ждала тебя, и ты пришел. Все остальное не в счет.

Войцех сделал еще шаг, и Линуся упала в его объятия, уткнувшись лицом в грубое сукно доломана, пряча заблестевшие слезами глаза.

-- Какая ты красивая, -- шепнул Войцех в самое ухо, шевельнув теплым дыханием короткие завитки, -- я думал, что помню, а оказалось -- забыл.

-- А я думала, ты на меня и глядеть теперь не захочешь, -- Линуся подняла лицо, взглянула ему в глаза и улыбнулась, -- волосы они мне обрезали, когда я в горячке лежала.

-- Мне нравится, -- Войцех осторожно погладил непокорные кудряшки, -- очень.

Он крепче прижал Линусю к себе, и они долго молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга, к биению стучащих в такт сердец, к тихому шороху кисеи о сукно, согреваясь бережным теплом объятий.

Это тепло смыло и вину, и сомнения, и долгую одинокую тоску, медленно накаляясь до невыносимого жара, кровь закипела, и Войцех, виновато улыбнувшись, плотнее прижался к бедру Линуси, и она подняла голову, подставляя губы для поцелуя, и он, захлебнувшись желанием, подхватил ее на руки и понес в спальню.

С помолвкой Войцех заторопился, уже через три дня устроив небольшой прием на квартире у Витольда. Гостей много не набралось, Дитрих, Вилли, мадам Тереза, сердобольная соседка, просидевшая у постели занемогшей Каролины две недели. Свадьбу пришлось отложить. Ждали Жюстину из Мединтильтаса, Клару с Гансом из Брюсселя, Исаака из Берлина. Шемет, по давней традиции, представил невесту офицерскому собранию полка и заручился полным одобрением боевых товарищей, поставивших свои подписи под его просьбой о разрешении на брак.

На этот раз Блюхер так легко его в отставку не отпустил. Курьеры фельдмаршалу были не совсем без надобности, но держать на этой должности графа Шемета стало непростительным расточительством. Не преуспев в поимке Бонапарта для расстрела и не получив запрошенной контрибуции с Парижа, Блюхер всецело предался единственному своему начинанию, получившему полную поддержку союзников -- возвращению награбленных наполеоновскими войсками художественных ценностей. Наслышанный о бурной деятельности лейтенанта Шемета по борьбе с работорговлей фельдмаршал настоял на включении графа в комиссию по реституции при горячей поддержке лорда Каслри, прибывшего в Париж на помощь к Веллингтону.

Из Лувра в Италию, Германию и Австрию вернулись тысячи статуй и картин. Куратор музея, Доминик Денон, главный расхититель художественных ценностей во время войны, в знак протеста ушел в отставку. Списки похищенного занимали в архивах целые тома, и Войцех проводил утренние часы, то глотая бумажную пыль, то любуясь шедеврами старых мастеров, наблюдая за их упаковкой и отправкой.

Это занятие имело весьма неожиданные, но приятные последствия. Войцех свел знакомство с известным аукционистом и хозяином картинной галереи мсье Журденом и, случайно разговорившись о книжной миниатюре, показал ему закладки, расписанные Каролиной. Журден весьма заинтересовался оригинальным и изысканным стилем художницы, и Линуся немедля получила заказ на иллюстрации к проспекту благотворительного вечера. Заказ пришелся как нельзя кстати, накануне невеста чуть не выставила Войцеха из дому, когда он посмел заикнуться о том, что ей не обязательно ждать до свадьбы, чтобы купить себе новую шаль.

В ожидании знаменательного события Шемет въехал в меблированные комнаты в том же Пасси. Его вдруг одолела неудержимая тяга к соблюдению светских приличий и защите доброго имени пани Жолкевской от малейшей тени подозрения. Каролина смеялась, но Войцех упрямо стоял на своем. Чем больше он убеждался, что в любви не может быть ни долга, ни обязательств, лишь обоюдное желание дарить счастье и вместе преодолевать невзгоды, тем ревнивее оберегал дела сердечные от любопытного взгляда света. Он бы и в окна к Линусе лазил, если бы они не выходили на тихую, но не безлюдную улочку, делая черный ход гораздо более надежным путем к еженощным свиданиям.

Зато днем и по вечерам они могли видеться сколько угодно. На прогулки в Булонский лес или по Гентскому бульвару их сопровождал Витольд, а если он был занят, то мадам Тереза. Днем обедали у Риша или в Кафе-де-Пари. Ложу в Опере Войцех снял на имя Мельчинского, чтобы иметь возможность сидеть рядом с Линусей. Стараниями Войцеха генерал Мельчинский с сестрой получали приглашения на светские рауты, балы и вечера в офицерском собрании кавалерийского полка, и Линуся по утрам трудилась над рисунками, не покладая рук, чтобы оплатить заказанные в кредит платья.

Клара и Ганс приехали на неделю позже, чем ожидалось. Войцех поехал встречать дилижанс в наемном ландо, чтобы отвезти друзей в отель, и попросил кучера помочь ему вынести друга из экипажа. К немалому удивлению и еще большему восторгу Шемета, Ганс чуть ли не спрыгнул с подножки, и галантно протянул руку смущенно улыбающейся своей неповоротливости Кларе.

-- Я же сам видел! -- Войцех протер глаза, покачал головой. -- Ну-ка, пройдись.

-- В мазурке мне тебя не переплясать, -- усмехнулся Ганс, -- но для вальса сгожусь. Вот только Клерхен дождусь, ей еще месяц с лишком танцевать не придется.

-- И кто же сотворил такое чудо? -- Войцех старался, чтобы вопрос прозвучал небрежно и беззаботно, но тревога охватила его при воспоминании о черной карете.