Ласко́во

Были раньше у крестьян-единоличников кони и получше Кобчика. Были и санки и тележки выездные. Были и гонки зимой в санках. Всё было до коллективизации. Но вот сёдел и верховой езды почему-то не было. И сам я не видел, и никогда не слышал о верховой езде в наших краях. Видимо, потому с таким интересом и смотрели на гарцующего Носко.

Однажды он уехал в колхозы подгонять завершение весеннего сева. На то были причины: вечером должен был приехать новый предрика (председатель районного исполнительного комитета) и на пленуме сельского совета вручать переходящее красное знамя. Сельсовет первым в районе завершил весенний сев. Такое было впервые – в наши края всегда поздно приходила весна, недели на две позже других начинали пахать и сеять, последними и заканчивали. И вдруг Носко всё перевернул! Вот тебе и двадцатипятитысячник, ай да казак!..

Сев, конечно, ещё шёл полным ходом, и план выполнен не был. Однако Носко приказал председателям колхозов отчитаться о выполнении, а некоторым – и о перевыполнении плана. Передовым он хотел быть, ему это было нужно, но на знамя он никак не рассчитывал. Заметка в газете, похвала – другое дело. А тут – знамя! И едет сам Быстров.

Тогда еще не было уголовной ответственности за приписки. Но и люди врать еще не научились.

– А как же, Андрей Васильич, а если спросят про план, что я скажу? – волновался демехо́вский председатель Григорий Ефимов. – Надо ж сказать, какой план и сколько посеяно.

– А ты не бойся, – отвечал Носко. – И запомни: если кто из начальства застанет – говори смело: сеем сверх плана.

Носко было недосуг подолгу беседовать с каждым, надо успеть объехать всех, предупредить. И чтобы явились на вручение без опоздания, и выступали, если понадобится, без боязни. А приехать в Демехо́во не на чем тому же и Быстрову. Не пойдёт же пешком. Пешком он может дойти до Тиней только. А там Макаров не растеряется.

Быстров, как оказалось, и не собирался проверять колхозы. Достаточно и того, что трясся по бездорожью на линейке 28 километров.

На пленуме в торжественной обстановке Носко принял знамя от Быстрова. Говорилось много об успехах, которых добился – “в тяжелейших условиях!” – Сорокинский сельсовет под руководством товарища Носко.

В том же году Носко перевели работать в более крупный, Верхнемо́стский сельсовет. Тому предшествовала публикация в окружной газете “Псковский набат” очерка, где возносился до небес “посланец питерского рабочего класса”…

В Сорокинский сельсовет прислали Фёдорова. Какое-то время он работал, и лишь потом был избран на общем собрании.

Я учился в шестом классе, но уже тогда обратил внимание на странность выборов. Как же так, думалось мне, Носко не присутствует, а его голосованием освобождают. Приехал Фёдоров, принял дела и уже работает, а его только сейчас избирают. Конечно, тогда я ещё не знал порядков, по которым люди становятся начальниками. И такая смена председателей сельского совета меня удивила.

Дядя Федя Копыткин, муж моей тётки, тоже присутствовал на том собрании. И когда он был у нас в Ласко́ве в гостях, я поделился с ним своими сомнениями. Он очень заинтересовался моими умозаключениями, а потом громко, чтобы все слышали, сказал:

– Ну-у, сын, ты далеко пойдёшь.

И, уже обращаясь к папаше, заключил:

– Ты подумай: сколько народу было, а никто на это и внимания не обратил. А он, ребёнок, заметил. И правильно заметил, вот что. Ну и ну…

Папаша, однако, не заинтересовался и разговора не поддержал.

Во время учебы в Сорокине я часто бывал в сельсовете на разного рода собраниях. Уже не совсем детский ум внимательно за всем наблюдал. Мои симпатии были всегда на стороне проводивших собрания, и я от души завидовал тем из них, кто умел хорошо говорить и убеждать. Эти люди, особенно те, что приезжали из района, казались мне гораздо более знающими, чем мои учителя. Я постоянно торчал в сельсовете, ко всему присматривался и прислушивался, знал всех уполномоченных, председателей, названия первых создаваемых колхозов. Внимательно прочитывал всю районную газету “Славковский льновод”, из неё знал всех руководителей района и даже Псковского округа.

До моего назначения в августе 1935 года учителем в Шумайскую школу я наблюдал работу сельского совета, так сказать, со стороны. Став учителем, познакомился с ней ближе. Сельсовет закрепил меня агитатором за колхозом “Красные Разло́мы” в деревне Демехово.

Радио тогда не было, газеты мало кто читал. После занятий в школе я проводил собрания по разъяснению вопросов внутренней и внешней политики. Собрания проходили оживлённо. Говорили все. Слова никто не просил, его “брали” кто когда хотел.

Ничто не мешало мне иногда закончить собрание пораньше: я его открывал и закрывал, сам писал короткий, на одной страничке, протокол, давал тут же его подписать председателю и секретарю.

А после собрания я спешил на свидание в Тинеи…

Колоски

Бывали такие годы, когда крестьянин съедал весь запас хлеба, не дотянув до нового урожая. В 1929 году такое было и у нас. К Борису, 6 августа, хлеба испечь не было из чего: ни муки, ни зерна. В амбаре – пустые сусеки. Послала бабуша меня и Митьку стричь в своей ржи колоски. Рожь в тот год долго не созревала – сказались плохие семена и поздний сев в прошлогоднее гнилое лето.

– Идите на Песочек, там рожь уже белая, – сказали нам.

Песочек – это пашня в сторону Тяглицы. Все имели там по полоске.

Настригли мы колосков. В канун Бориса бабуша угостила нас тёплым хлебом. Только жидковат был тот хлеб: сладкий, словно из солода, корка отделялась от мякиша, а мякиш приставал к зубам.

Стричь колоски – это от нужды.

Как-то раз я возвращался с собрания поздно вечером. Подозрительным показалось мне издали, что во ржи кто-то ходит, прячется. Тропинка петляла меж кустов, и меня тому человеку не было видно. Да он, скорее всего, и не предполагал, что по тропинке кто-то пойдет в такое время. Была суббота, мужики мылись в банях, бабы доили коров.

Приблизившись, я увидел женщину, которая, озираясь, стригла ножницами спелые колхозные колоски и запихивала их в завёрнутый передник. Потом она вышла на мою тропинку и мы встретились нос к носу. Я узнал её. Это была старая вдова Дуня из Демехова. Она вы́сыпала колоски на землю, бросилась на колени и стала обнимать и целовать мои ноги, слёзно просить прощения.

Еле-еле удалось мне оторвать её от моих ног и помочь встать. В колхозе она не состояла и своей полосы не имела. А жили у неё ещё две маленькие внучки. Только голод мог толкнуть старуху на преступление. Она отказывалась взять обратно колоски и только просила-умоляла не отдавать её под суд. Все же я уговорил её собрать колоски и отнести домой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.