Хранитель Врат

Бригадир не ответил, даже не обернулся. Чувство глубокого разочарования охватило его. А еще злость, неконтролируемая злость на ситуацию, на Паука, на ребят, на самого себя. Злость от осознания собственной беспомощности. Он кожей ощущает нависшую опасность, но не понимает ее источника, а посему не способен защитить своих товарищей. Он пришел за помощью, надеясь в шизоидных бреднях изгоя отыскать рациональное зерно, нестандартный ключ, парадоксальное решение, выход… Но все напрасно. Паук окончательно утратил связь с реальностью. Но это не его вина, а его беда. Надеяться на его помощь было глупо изначально. Утопающий схватился за соломинку, та ожидаемо сломалась. На кого обижаться? Однако безумные слова стукнутого товарища отчего-то въелись в мозг и не давали покоя. Бригадир боролся с собой, но где-то в глубине сознания помимо его воли пульсировала мысль о том, что иногда все могут идти не в ногу, и только один – в ногу.

Глава 7

Геннадий Борисович Куцик, в далеком прошлом боец СОБР МВД России, потом бандит, удачливый киллер и ночной кошмар олигархических кланов, а ныне помощник народного депутата, главный специалист по решению проблем деликатного характера, обладатель звучного емкого позывного Спец, сидел, прислонившись к неровному стволу кривого уродливого дерева. Только что он получил сигнал о том, что порученная ему группа завтра снимается с места. Это значит, что у него есть всего сутки на подход, разведку и подготовку операции, что ему надо срываться и нестись сломя голову по солнцепеку. За день надо сделать полуторный марш-бросок, а потом полночи аккуратно подкрадываться к стоянке, чтобы не спугнуть туристов. Теперь у него дефицит времени на разведку, а следовательно, решение надо будет принимать на ходу и в дальнейшем ориентироваться по ситуации. Этого Спец не любил. Он вообще не любил торопиться и предпочитал действовать после тщательного обдумывания каждой мелочи. Впрочем, он умел импровизировать – вся его жизнь была сплошной импровизацией. Жизнь постоянно ставила в ситуации, когда требовалось оперативное принятие быстрых решений и неотложных действий. Однако большинство этих импровизаций казалось таковыми лишь на первый взгляд. На самом деле они являлись следствием глубокой проработки вопроса. «Не зная броду, не суйся в воду», – любил говаривать он. Эта скрупулезность, способность структурировать, эффективно организовывать пространство, время, деятельность, не теряя попусту ресурсов, помноженная на жесткий самоконтроль и дисциплину, не раз спасала жизнь ему и его людям. И вот сейчас его практически лишают его любимой игрушки: изучения, планирования, инструктажа, – и заставляют действовать быстро, «по обстоятельствам». Спецу изначально не нравилась вся эта затея, но есть предложения, от которых невозможно отказаться. Уж кто-кто, а Барин убеждать умеет. Вот и уговорил. А чтобы было полегче, еще пару своих отморозков придал, с профессионально карающим взглядом. На таких посмотреть страшно, не то что спиной повернуться. Ну ничего, своих все равно больше, и они тоже не мальчики из «Пионерской зорьки». Легкое раздражение быстро переросло в злость. Если так пойдет дальше, он этих туристов сам прибьет. Своими руками. Так красиво и элегантно все хотел провернуть. А теперь… Со смачным хлопком Спец закрыл планшет и свистом подозвал помощников. Два дюжих, крайне неприятных на вид молодца поднялись со своих мест. Шеф явно был не в настроении, а значит, возражать или хотя бы сомневаться в целесообразности его приказов чревато серьезными неприятностями.

– Тренер, звал? – спросил Малыш, преданно заглядывая в глаза.

Малышом его нарекли в колонии, еще по первой ходке. Там не стали особо заморачиваться, изобретать велосипед, а сработали грубо, на контрасте. Обладатель столь невинной клички был высок, под два метра ростом, и могуч. Лицо крупное. Нижняя челюсть тяжелая, как у коня, и выдвинута вперед. Пара маленьких глаз под низким лбом смотрит с бешенством. Нос сломан, по крайней мере, трижды. Рот широкий, как у жабы, но губы белые и настолько тонкие, что рот выглядит почти безгубым, как щель в почтовом ящике. Его напарник был похож на Малыша, как брат. Да и погоняло созвучное – Гном. У обоих за плечами трудное детство, спортивная школа-интернат, звание мастера спорта по боксу, по две ходки на брата в места не столь отдаленные и стойкая репутация конченых отморозков. Несмотря на годы, проведенные под скупым северным солнцем, им удалось сохранить отменное здоровье. Стремление убивать со временем не пропало, а, наоборот, переросло в физиологическую потребность. Однажды их обоих практически с того света вытащил Спец. С тех пор они были рядом и служили ему верно и преданно. Ну а вопросов они не могли задавать в принципе, не их стезя, что Спеца вполне устраивало.

– Малыш, Гном, поднимайте ребят, через десять минут выдвигаемся. Туристы решили завтра сливаться. У нас на все про все сутки. Так что руки в ноги и побежали. БК[7] весь берем. По полной. И не ныть. Все ясно? Тогда по коням.

Глава 8

Солнце опустилось за край. Из воздуха очень медленно начал уходить зной. Чистое синее небо незаметно темнело, превращалось в грозное фиолетовое, а бледный серп луны налился зловещим светом, заменил живое оранжевое солнце солнцем вампиров, мертвецов и утопленников.

По-кошачьи тихо ступала волчьеглазая ночь. Где-то за деревьями кричали непривычно жесткими металлическими голосами ночные птицы. Никому не было спасения от ночи. Большинство людей покорялось ей, и люди засыпали – кто с тревогой, кто с надеждой. Но не до сна было Пауку. Тяжелые думы, нехорошие предчувствия, предательский страх мягкими совиными крыльями холодили душу. Но он гнал этот страх прочь, смелее вглядываясь в темноту, прислушиваясь к крикам, доносящимся со стороны лагеря. Он понимал, что один, без Кинжала, да еще в этом ничтожном теле, он может не справиться. Но у него, в отличие от остальных, хотя бы был шанс. Он знал, с кем имеет дело, и мог побороться, хоть и с невысокими шансами на успех. Остальные же слепы, а потому беззащитны. Бросить их – значит обречь на верную смерть. Даже хуже, чем смерть. Это подло. Паук еще мог постараться удрать. Рахман – нет. Он все подготовил и ждал, надеясь, что Бригадир не подведет.

Шум за бугром нарастал. Скоро там станет совсем жарко. Только бы он успел. Крики стали отчетливей. Особо выделялся визгливый голос Санька, полный злобы и ненависти. «Давай, давай, пора. Не тяни», – молил про себя Рахман.

Вдруг он услышал звук быстро приближающихся шагов. Из-за камня появился Бригадир. Он быстро шел, почти бежал, постоянно озираясь, а приблизившись, буквально выпалил:

– Николай, помогай. Я не знаю, что творится, но готов поверить хоть в черта, лишь бы прекратить этот кошмар. Они готовы перегрызть друг другу глотки. Еле сдерживаю. Хорошо хоть оружие спрятал.

– Кинжал отдай, – перебил Паук.

– Возьми. – Бригадир вытащил из-за спины черный клинок и отдал Пауку. – Ты был прав: Санек его искал, а когда не нашел, начал на меня народ науськивать. Даже Боцман напал…

Паук его не слушал. Он лишь презрительно фыркнул, потом осторожно, с благоговением взял Кинжал, поднес его сначала к губам, потом поднял к небу, потом приложил к груди. Затем резким движением нанес себе порез в районе предплечья, обмакнул лезвие в кровь и начал быстро чертить какие-то знаки на камнях, которыми была вымощена площадка перед булыжником. При этом он ритмично покачивался и пел заунывную песню на неизвестном языке. Его песня была прервана истерическим воплем Санька:

– Вот он, вуду недобитый! Ты, командир, нас на него променял! На крысятника! Братцы, посмотрите, он ему и нож отдал. Это наш-то нож! Предатель!

Ребята зло загалдели.

– Быстрее, Паук, беги! – крикнул Бригадир. – Я их задержу.

– В круг, живо, – жестко скомандовал Паук, не двигаясь.

Бригадир отступил в круг. Паук продолжал что-то рисовать. Парни угрожающе приближались. Когда они были в метре от круга, Паук резко вскочил, вскинул клинок вверх и нечеловеческим голосом выкрикнул древнее заклятие. По близлежащим скалам раскатилось гулкое эхо. Все застыли как оглушенные. Бригадиру показалось, что время остановилось, ветер внезапно стих, пропали все звуки и запахи. Воздух стал густым и горячим. Вязкая тьма обступила людей. Вдруг прямо перед Пауком ярко вспыхнул костер, разрывая ночь. От круга в разные стороны брызнули извилистые тени. Бригадир поднял глаза и отшатнулся. Те, кого он знал не один год, с кем делил кров и пищу, кого, не кривя душой, мог назвать своими друзьями, застыли в шаге от него с искаженными бешенством и жаждой крови лицами. В отблесках колдовского костра его недавние друзья казались монстрами. Мгла окутывала их плотной пеленой, собираясь складками, меняя их формы. Особенно выделялся Санек. Его некогда аристократическое лицо перекосила гримаса ненависти и запредельной злобы. Глаза покраснели и вылезли из орбит, на губах пузырилась пена… Вокруг носились странные тени, тянули свои нити, похожие на грязные скрюченные пальцы.

7

Боекомплект.