Страница 6 из 13
Это было время восторгов. Первых раскрытий, задержаний преступников. Когда Ткач начал верить в себя. Что он тоже может помогать людям.
Петров знал его тогда, как облупленного. И если с кем-то Ткач мог бравировать своей оперской биографией, то при встрече с Петровым, чувствовал себя обнажённым. Точно вся физиономия Ткача была измазана украденным у бабушки вареньем.
Петров никогда ничего не просил и только здоровался при встрече. Но это ещё больше стыдило Ткача. Генерал убеждал себя, что это от того, что Петров не сделал карьеру и остался опером, правда, главка. Но сути это не меняло и оправдание генерала не успокаивало.
У Петрова была куча начальников и все пытались ему что-то воткнуть. То пошлют на усиление, то в засаду.
Было бы проще, если б Петров пришёл к нему и попросился на повышение. Каким либо начальником в район или здесь в управлении. Тогда бы они вроде как поменялись местами, и долг Ткача возместился бы его милостью. Но Петров не приходил. И не смотря, что его чихвостили со всех сторон, был упрям как палка. В свои сорок восемь лет так и не научился идти на компромисс. Всем говорил правду-матку. Поступал так, как считал нужным.
При встрече в коридоре угрюмо здоровался и, взглянув на Ткача, отводил взгляд в сторону. Ткач убеждал себя в том, что просто Петрову стыдно за себя, что даже не дослужился до полковника и вряд ли дослужиться. Но где-то глубоко в душе Ткача скрёбся маленький жучёк, настырный, невытравливаемый и непрогоняемый. С которым, как не хотел, Ткач, справиться не мог.
Он был в состоянии руководить всем, что было снаружи, но тем, что было внутри его самого и продолжало монотонно разъедать выстраиваемую им защиту из оправданий, он не владел. И каждый раз, видя Петрова, генерал чувствовал, как подгрызаемая внутри оборона постепенно разрушается.
В начале службы Петров учил Ткача всему, что знал сам. Таскал по подвалам, по притонам. Знакомил с осведомителями. Учил вербовать и колоть. Хотя воздействовать на преступников Ткач так и не научился. Петров не давал ему огорчаться.
– У каждого сотрудника в цепочке раскрытия преступления есть своё звено, – говорил он, похлопывая Ткача по плечу.
Обессиленному преступнику, изнурённому опросами, предъявляли Ткача. И говорили, что теперь с ним будет разбираться этот громила с кошачьими усами. Сергей делал злобное лицо. Мучениям задержанного приходил конец – он рассказывал всё, что знал.
Но вообще-то с преступниками Ткач общаться не любил, и с удовольствием ездил на какие-нибудь сборы или курсы повышения квалификации. На что других оперов было не загнать. И, несмотря на косые взгляды оперсостава, пистолет подмышкой убеждал его, что всё же он настоящий опер.
Эти убеждения однажды закончились.
Ткач тогда уже женился на генеральской дочке, которую вычислил по месту жительства, и якобы случайно познакомился. Тесть готовил его к повышению, знакомя с нужными руководителями. В общем, всё было на мази.
В тот вечер, поднимаясь к себе на этаж, Ткач увидел на лестничной площадке у окна двух подвыпивших бомжей, обоим было лет за тридцать. Один повыше ростом и плотнее комплекцией. Он говорил резко, обрывая на половине фразы своего собеседника, и видно было, что к теме разговора настроен более агрессивно. Второй был худощав. С узким длинным лицом и большим орлиным носом, выглядывающим из-под нависшей чёлки тёмных кучерявых волос. Периодически он мотал головой, убирая её с глаз, и приглаживал рукой к голове, где она некоторое время держалась, но затем снова постепенно сползала вниз. Присев на узком подоконнике низкого окна, они философствовали о современной жизни, периодически прикладываясь к «красной шапочке» (продававшееся в аптеке лекарство на спирту, с завинчивающейся красной пробкой). На закуску, едва прикрытый куском газеты лежал ломтик сыра.
Что дёрнуло Ткача вспомнить о своём долге, он так и не мог вспомнить потом. Но зайдя в квартиру, положил портфель и снова вышел, обнажив оружие.
– Вы что здесь притон устроили, а ну идите отсюда! – грозно произнёс Ткач, держа в руке табельный «макаров».
Бомжи посмотрели на молодого человека.
Того, кто повыше, этот наезд, казалось, даже развеселил.
– Ну, вот тебе наглядный пример современного бандита! – сказал он, обращаясь к своему товарищу и показывая на Ткача.
– Я сотрудник милиции! – громко сказал Ткач, – ну-ка убирайтесь отсюда, пока я вам мозги не повышибал!
Эту фразу Сергей услышал в каком-то боевике, и всё хотел где-нибудь ею воспользоваться, но не позволяли обстоятельства.
– О! – громко сказал тот, что здоровее, – Вот это и есть слияние с организованной преступностью. Всё к тому идёт. Большой разницы скоро наблюдаться не будет, что бандит, что милиционер! Послушай его лексикон!
Ткач подумал, что в полумраке подъезда бомжи не разглядели его пистолет и решил подойти к ним поближе. Он спустился к незнакомцам на площадку и, передёрнув затворную раму, громко произнёс:
– Последний раз предупреждаю, я сотрудник милиции буду стрелять!
Тот, что помоложе, с оторопевшим видом встал с подоконника и попытался укрыться за спиной своего приятеля, который тоже поднялся.
– Михаил, – по-моему, нас сейчас будут расстреливать? – дрожащим голосом произнёс он, – За что? Это казнь?
– Не будут, – уверенно сказал Михаил.
Он шагнул вперёд и, схватив пистолет за дуло, выдернул его у Ткача. А затем, поставив его на предохранитель, сунул в карман куртки.
– Вот так мы поступали в Афгане, сынок, когда на нас направляли дрожащее оружие, – сказал он, и обернулся к своему приятелю, ища поддержки.
– Что вы делаете Михаил? – закричал тот, – а вдруг он действительно сотрудник милиции?
Ткач онемел от ужаса. Его пистолет в руках бомжей! Они сейчас убегут и где их искать? Карьере конец! Будущего нет! Завтра всё управление будет знать, что у него отобрали пистолет неизвестные наглецы. А если они отнесут пистолет в прокуратуру? Расскажут, что он им угрожал! Уголовное дело! Увольнение. Зачем тогда он пошёл служить? Для чего женитьба? Что скажет своей матери? А брату? Он представил, как брат будет смеяться над ним, приехав с севера. Издеваться, как делал это раньше подростком, когда у Сергея что-то не получалось…
Все эти мысли разом закружились в его голове не давая принять правильное решение.
Неожиданно словно из далёкого прошлого, какая-то детская обида выплеснулась изнутри, словно его за чужие шалости, ни за что наказали взрослые. Буд-то брат как обычно свалил вину на него. И за это Сергея лишили того, к чему он так долго стремился и чем уже по праву владел…
– Папа, папа! – закричал он, убегая вверх по лестнице к квартире жены, – у меня пистолет отобрали!
Тесть, в генеральском галифе, с подтяжками на майке, приоткрыв дверь, выглянул на площадку.
– Ну что там у тебя? – командным голосом спросил он вбегающего в квартиру зятя.
– Бандиты отобрали у меня пистолет, – взволнованно причитал Ткач, хватая трубку телефона, – я позвоню в милицию!
– Ты сам милиция, что забыл? – усмехнулся тесть, нажимая на рычаг телефона, не давая звонить, – хочешь меня опозорить на всё МВД?
– Что же делать? – суетился Ткач не находя себе место, бросаясь из одной комнаты в другую, – Они сейчас скроются!
Жена и тёща бледные сидели на диване, боясь что-либо сказать.
Тесть, не торопясь вразвалочку вышел на площадку и посмотрел на мужчин. Его крепкая коренастая фигура внушала уважение.
– Отдайте ему пистолет, мужики, – обратился он к бомжам, с ехидцей добавив, – он больше не будет! И ступайте подобру-поздорову!
Бомжи уставились на генеральские лампасы.
– А Вы что – генерал? – спросил Михаил.
– Был генерал, да вышел весь, сейчас в отставке, – ответил тесть Ткача, спускаясь вниз, протягивая руку к оружию, – А это мой зять – он действующий милиционер. Верните пистолет.
Михаил, немного подумав, передал ему «макаров».