Фатальный абонент

– У меня здесь тоже игра есть, – не отрываясь от экрана телефона улыбнулся Авдан, – про бразильскую мафию! Есть и фавеллы!

– А иностранцы могут участвовать в карнавале?

– Без проблем. Поезжай в фавеллу. Найди школу самбы. За пять-шесть тысяч долларов воткнут в середину, и будешь отплясывать все семьсот метров подиума. Ха-ха. Костюм подарят. Правда придётся месячишко приезжать в школу тренироваться. Ну а потом сам видел, какие девчонки выходят после прохождения. Кровь, пот и слёзы.

Машина припарковалась у подъезда серого пятиэтажного дома старинной постройки с каменными балкончиками и вензелями на эркерах. Изнутри шел непонятный гул. Стоило войти, и звуки музыки обрушивались всем своим широким диапазоном. Разговаривать пришлось, наклоняясь к уху собеседника. Внутри уперлись в небольшую очередь. Проход только по паспортам. Вносили данные в компьютер, выдавали магнитную карту для оплаты. Потерял – отдай тысячу реалов.

Что-то подобное Михаил раньше видел в Питере. Не прижилось. Научились обманывать. Когда шли большой компанией, всё записывали на одну карточку. А потом ее теряли. Было выгодно.

Михаил протянул паспорт – сердечко ёкнуло. Смиряясь, подумал – вряд ли информация отсюда идёт к полицейским, всё равно по билетам определят, что он находится в Рио. Главное – не задерживаться. Неожиданно из-под обложки документа выпала банковская карта – какое счастье! Значит деньги в сохранности, и есть куда переводить.

Опять нахлынули воспоминания. Что там? Как Лили? Разница – часов девять. Здесь пятый час, значит, в Питере обеденное время. Лили поставила в подсобке чайник. Достала припасённые пирожные. Глазки сверкают от удовольствия. Маленькие белые зубки сминают бисквит. Капелька белого крема осталась на щёчке. Прикинулась родинкой. Как бы он хотел быть рядом. Приблизить свое лицо, почувствовать знакомый тонкий аромат её духов. Осторожно кончиком языка слизнуть сладкую капельку. Нет, лучше взять голову Лили в руки, чтобы она не могла противиться и лизнуть от подбородка до лба, как корова своего телёнка. С придыханием, горячей влажностью. Почувствовать капризное сопротивление. Увидеть сморщенный носик, сощуренные глаза. Услышать недовольное мычание – во рту кусок пирожного. И снова языком снизу вверх и ещё. Пока все лицо не станет мокрым. Не пойдет пятнами возмущения, похожими на признаки возбуждения. И тогда впиться в губы, ароматные, сладкие от оставшегося десерта. Так уже было… Или едет со своим шефом в ресторан?..

Сначала Диана организовала экскурсию – провела по всем залам. Оказалось, их четыре. На каждом этаже. И везде свой стиль музыки. Внизу – рок, на втором этаже – диско, выше – самба. Дальше – что-то ещё, названия Михаил не знал. Везде горели прожектора, вспыхивал неон. И только коридоры и лестницы были освещены ровным светом, не давили на мозг и не будоражили психику – предоставляли время подумать, куда идти дальше.

Танцы не интересовали. Решили остаться на первом этаже. Зал был самый большой, и музыка не такая однообразная, как на остальных площадках. Изредка на сцену выходили группы, пели вживую.

Высмотрели местечко в углу. Еле пробились через дефилирующие в разных направлениях компании. Пытались отгородиться полумраком. На столике горели свечи. Еды в меню было немного – в основном, спиртное. Заказали какие-то салатики, креветки, бутерброды. Авдан повесил мешок на спинку стула, сверху приспособил сомбреро и сел, достал айфон.

– Что они здесь пьют? – спросил Михаил.

– Кашаса, – улыбнулась Диана, поняла суть вопроса.

– Это что?

– Нет ничего проще – самогонка из сахарного тростника.

– Очень интересно, – Михаил предвкушал новые ощущения, – и как?

– Нормально, я уже привыкла. Даже нравится. Остальное как в Европе. Повернулась к брату: – Убери этот чертов айфон, или я выброшу его.

Авдан послушался.

Сделали заказ.

Первый тост был за знакомство. Михаил понюхал напиток. Запах был насыщенный, даже жирный, отдавал травами. Вкус походил на текилу, но более ароматный, тягучий. Слегка лекарственный. Передёрнуло. Поёжился.

Брат Дианы поднёс стакан сестры к носу. Поморщился и вернул. Налил себе сок. Ухмыльнулся:

– Вам больше достанется!

Принялись за еду.

Кто-то постоянно толкал, пробираясь к танцевальному пространству, неосторожно опирался на плечо, теряя равновесие от опьянения. Приходилось отодвигаться, придерживать, уклоняться. Видеть чужие улыбки, сверкающие зубы, слышать извинения, определяемые по тональности, чувствовать фамильярные похлопывания по плечам.

Кое-как насытились. Кашаса стала более приятной. Пилась с удовольствием. Авдан снова достал айфон, тыкал пальцем.

Михаил стал обращать внимание на окружающих. Народу было много в основном – взрослые. Попадались пожилые пары и молодящиеся старые ловеласы в майках с неоднозначными надписями на английском, типа: «Сексуальный перчик» или «Попробуй меня на вкус», «Размер имеет значение». Несколько парней образовали в центре кружок. Поставили внутрь бутылки с пивом, начали извиваться в роке. Напомнило застойный период в СССР. Подумал, что вешки истории интернациональны. Все страны проходят.

Алкоголь расслаблял, и музыка стала проникать ближе к сердцу, будоражить.

Зазвучала медленная песня, и Михаил потянул Диану на площадку. Он любил танцевать. Несмотря на свои габариты, был пластичен и ловок. Пытался кружить. Неожиданно понял, что еще не прижимал Диану к себе, не чувствовал так близко. Ни у самбадрома, ни в такси. Её тело оказалось крепким и тяжелым для девушки. Слегка неповоротливое, словно набито изнутри чем-то плотным, непроницаемым. В танце двигалась медленно, с расстановкой. Пыталась вести. Справиться с ней было трудно. Подумал, что такую не завальсируешь! Внутри чувствовалось напряжение, какая-то сила и непоколебимость. Сопротивляемость всему идущему извне.

– Ты спортом занималась? – спросил Михаил шутливо. Нагнувшись к её лицу. Слишком громко звучала музыка. – Рука тяжелая, треснешь, мало не покажется.

Диана подняла на него взгляд, улыбнулась:

– У нас в роду все такие. Работали много. Хозяйство большое. У меня три брата и три сестры… было. Старшего сына отец назвал Авдан, – кивнула в сторону брата, – переводится как люлька для семерых детей. Хотел, чтоб семеро было! Считал число счастливым. В год, когда ввели национальные паспорта, родилась младшенькая. Отец назвал Евой. Считал, что начинается новая жизнь.

Многие соседи принимали Еву за мою дочку. Мы не расставались. Постоянно одевала её в новые платьица. Перед самой войной купила зелёные кроссовки с красными шнурочками… Очень ей нравились, не снимала…

Несмотря на скованность движений, Диана раскраснелась. Дыхание участилось. Она расстегнула несколько верхних пуговиц блузки, и Михаил увидел блестящий кулон желтого металла с изображением сидящего Будды.

– Ты что, буддизмом увлекаешься?

Она вздрогнула. В отблеске света, глаза стали грустными, затуманились. В голосе появилась томность:

– Нет… Это так…

Прижалась щекой к груди Михаила. Опустила руки с плеч, обвила вокруг талии, прижалась к животу. Как это делала Лили. Стала что-то нашептывать. Бормотала, не поднимая головы. Словно разговаривала с кем-то внутри его большого тела – произносила заклинания.

Михаил чувствовал смущение, от невозможности расслышать. Стало неловко. Наклониться не мог – мешало объятие. Положил руки сверху, почувствовал выпирающие лопатки. Погладил. Обнял за плечи. Провел по рукам. Легонько сжал. Ощутил тепло горячего тела, словно давно не обнимал женщину. Соскучился. Что-то растаяло в его душе, потянулось к спокойной душевной ласке.

Незаметно музыка сменилась, но продолжала оставаться медленной. Диана встрепенулась. Посмотрела по сторонам. Танцующие не расходились. Она снова посмотрела вверх:

– Пойдем выпьем.

Вернулись к столику. Её брата поблизости не было. Только сомбреро с кокардой в виде жёлтого ромбика в зелёном прямоугольнике висело на спинке стула, под ней – мешок со шлемом.