Новая Марджори

– Вы Мэри? – спросила Елена.

– Да, мисс, – кивнула та. – Папа уже сказал мне, что вы хотите посмотреть город.

– Да, Мэри, послезавтра, потому что на завтра у меня другие планы. Вас это устроит? – приветливо улыбнулась ей Елена, но Мэри не сделала даже попытки улыбнуться в ответ и сказала:

– Конечно, мисс – ведь это моя работа. Приятного аппетита, мисс. Виски вот, – она показала глазами на стол, – а лед я положила в ваш холодильник. Спокойной ночи, мисс!

«Что же такое могло у нее случиться?» – мельком подумала Елена, но решила, что у нее еще будет время во всем этом разобраться. Она сделала себе несколько бутербродов на завтра – ведь она собиралась выйти из гостиницы рано утром, а затем набросилась на еду и смела ее в считанные минуты, даже не разобрав вкуса. Потом она выключила верхний свет, оставив гореть только лампу на тумбочке, и устроилась с виски (почему-то вдруг американским) и сигаретой около окна, выходившего на лес, едва различимый на фоне ночного неба.

«Завтра я пойду в этот лес, – думала она, – и, во что бы то ни стало, найду пещеру Маргит и Лаки. Я оставлю прах Тетушки в этом священном для нее месте и, как знать, может быть, произойдет чудо и этот лес – а что такое для него четыре века? – примет меня, признает во мне ту самую Марджи, которая еще девочкой бегала по его тропинкам, дышала его воздухом, которая любила и знала его, как свой родной дом, а он, в свою очередь, тоже любил ее и укрывал в минуты опасности. И, если это случится, то я обязательно стану такой же, какой была Тетушка, какой она хотела меня видеть и какой я страстно мечтаю стать».

Вопреки утверждению, что на новом месте всегда плохо спится, Елена, отключив на всякий случай телефон, быстро уснула и ей приснилась Тетушка. Она улыбалась ей, смотрела на нее добрым, «домашним» взглядом и говорила: «Ты умница, дитя мое! Ты все правильно поняла и сделала! Я очень рада, что не ошиблась в тебе! И не волнуйся ни о чем, потому что теперь у тебя абсолютно все получится!». А Елена улыбалась ей во сне и, беззвучно шевеля губами, шептала: «Тетушка! Как же я вас люблю!».

Проснулась Елена рано, бодрая и выспавшаяся. Не запоминавшая обычно свои сны, в этот раз она точно помнила и то, что ей снилась Тетушка, и ее слова. Быстро собравшись, она, чтобы не привлекать к себе внимания, положила в один внутренний карман куртки бутерброды, в другой – полиэтиленовый пакет с прахом Тетушки, а в наружный карман электрический фонарик. Думая, что все еще спят, она, заперев дверь своего номера, начала тихонько спускаться по лестнице, но тут увидела, что Смит уже сидит за своей конторкой и что-то пишет. Услышав ее шаги, он поднял голову, и, увидев ее одетой для выхода, удивленно спросил:

– Вы хотите уйти без завтрака, мисс? А мы его для вас готовим!

– Извините, мистер Смит, но мне так не терпится пойти в лес, что завтракать я не буду. А вот вернусь я, наверняка, ужасно голодная и вот тогда съем сразу и завтрак, и обед, и ужин.

В лес Елена почти бежала и, когда достигла первых деревьев на опушке, не выдержав, крикнула так, как крикнула бы Тетушка:

– Здравствуй, мой лес! Я вернулась! Ты помнишь меня?

Но лес только слегка покачивал ветвями своих деревьев, роняя с них желтые осенние листья, которыми уже была, как ковром, покрыта вся земля, и словно задумчиво ее рассматривал, решая, признавать или нет. Погладив кору ближайшего клена, она, глубоко вдыхая чистый прохладный воздух, напоенный ароматами осени и влагой моросящего мелкого дождя, повинуясь мышечной памяти, пошла туда, куда ноги понесли ее сами, и скоро очутилась на вытоптанной площадке, где с огромным удивлением обнаружила совершенно новую хижину, дверь которой была заперта на замок, а табличка на ней гласила, что в 1603–1604 годах там жила неизвестно откуда взявшаяся в этих местах женщина, которую звали Странная Мэри.

– Вот это да! – воскликнула Елена. – Видимо, сюда на экскурсию и водит школьников Мэри! Но вот только что они могли там запереть, если внутри этой хижины никто никогда не бывал кроме Странной Мэри, Маргит и Лаки. Хотя… После того, как они отсюда ушли, здесь, наверняка, в поисках их побывали посторонние. Интересно, а Странная Мэри тогда сняла заклятие с хижины или нет? Наверное, сняла – она ведь была очень предусмотрительна! Ну, ничего! Когда Мэри приведет меня сюда на экскурсию, она обязательно откроет дверь, и я посмотрю, что внутри.

Размышляя так и снова подчинившись мышечной памяти, Елена двинулась дальше, и, медленно бредя по лесу, оказалась около бурно разросшихся кустов, за которыми был покрытый пожухлой травой склон горы. «Я пришла!» – поняла она и застыла в нерешительности, собираясь с духом перед тем, как осторожно, чтобы не оставить на кустах никаких следов, пробраться через них и найти вход в пещеру.

«Только бы его не завалило совсем! – думала она. – А то, чтобы откопать его, придется возвращаться сюда с лопаткой, которую надо еще предварительно купить или попросить у Смита, и я обязательно привлеку к себе внимание, а мне бы этого очень не хотелось».

Она медленно пошла вперед, аккуратно раздвигая ветки кустов, и быстро нашла небольшой лаз, который, к счастью, оказался открыт – его только немного засыпало обвалившимися сверху камнями, которые Елена отгребла в сторону рукой. Ей оставалось сделать совсем немного: включить фонарик и влезть внутрь, но она медлила. Она просто очень-очень боялась, сама не понимая чего именно, и ужасно стыдилась своего страха. Наконец, она решилась, включила фонарик, встала на четвереньки и поползла.

Поднявшись в пещере в полный рост, Елена с замирающим сердцем посветила вокруг себя – фонарик плясал в ее дрожащей руке, выхватывая из темноты то проржавевшую железяку, в которой уже невозможно было узнать котелок, то большую кучу трухи в глубине, которая, как она поняла, когда-то была постелью. Она достала из кармана полиэтиленовый пакет, подошла к тому, что когда-то было ложем любви для Маргит и Лаки, и осторожно высыпала на него прах Тетушки.

– Вот ты и вернулась домой, Маргит Бэллз! – со слезами на глазах прошептала она. – В свой единственный на свете настоящий дом! И пусть твой прах покоится здесь, но твоя гордая, мятежная душа навсегда останется со мной, потому что в моей памяти, душе и сердце ты по-прежнему жива!

И тут ей на память почему-то пришли слова, сказанные Лаки Гроем, когда он отдавал Маргит кольцо Крейлара, и она, запрокинув голову и глядя вверх, в темноту над головой, громко и торжественно произнесла:

– Во веки веков отныне и до тех пор, пока не придет Великая Тьма, чтобы править миром, ты будешь жить во мне, Маргит! И будешь жить вечно, ибо я бессмертна!

Не успела она договорить, как на нее обрушился мощнейший, чуть не сбивший ее с ног поток неведомой энергии, которую она, зажмурившись и открыв рот, впитывала каждой клеточкой своего тела. А потом на нее снизошло величайшее спокойствие, и она почувствовала такую уверенность в своих силах, какой у нее не было еще никогда. Она немного постояла, привыкая к этому новому ощущению всемогущества, и поняла, что это к ней, наконец-то, пришли все знания Тетушки, которые, вопреки опасениям Берлимбле, совсем не перепутались с воспоминаниями Елены, а по порядку разложились каждое на своей полочке, ожидая, когда она захочет ими воспользоваться. Глубоко вздохнув, она опустила голову, открыла глаза и, снова посветив вокруг, увидела два стоящих друг против друга камня. Это же их стулья, поняла она и опустилась на тот, на котором когда-то сидела Тетушка. Упершись локтями в колени, она спрятала лицо в ладони и тут на нее нахлынули воспоминания, о которых в письме Тетушки не было ни слова. Елена вспомнила, как Маргит с Лаки спали, обнявшись и прижавшись друг к другу, и у него почему-то всегда, даже когда было очень холодно, из-под одеяла торчала коленка, над чем она постоянно подшучивала, а он подсмеивался над тем, что она спала, свернувшись, как котенок, у него под боком и утром ему приходится долго искать ее под укрывавшими их тряпками, как они возились и дурачились, словно оставшиеся без присмотра дети. «Великое небо! – подумала Елена. – Как же они были счастливы!» – и в ушах у нее звучал веселый смех Маргит, которому вторил Лаки. Наконец, она глубоко вздохнула, подняла голову, открыла глаза и сказала: