Лёд и пламень

Она расстегнула его пальто и прикоснулась щекой к мягкому, нагретому теплом его тела свитеру. Ее ладони проникли со спины под пальто и согревались там, уютно устроившись. А у него пересохло в горле, и голос еще больше охрип.

— Брайони, — повторил он снова, словно не веря еще. — Брайони, ты моя…

Их взгляды встретились, и он увидел в ее прекрасных тигриных глазах огонь страсти и желания. Их губы сблизились, но в последний момент она уклонилась от поцелуя и прижалась губами к теплой пульсирующей жилке У него на шее. Все, что разделяло их, вся прежняя холодность и враждебность, вернее то, что еще оставалось от этого, — все исчезло, как будто и не бывало никогда. Ничто не беспокоило их, ничто не мешало. Брайони вся дрожала от желания и не чувствовала ничего больше.

Кристофер тяжело, возбужденно дышал. Его руки лежали у нее на талии, он гладил ими ее по спине, но прикосновения были легкими как пух — он боялся испугать ее более крепкими объятиями. Такой сильный и уверенный всегда и со всеми, он вдруг сделался с ней нежным и робким. Желая его все больше и больше, Брайони сбросила с него пальто и, оттянув ворот свитера, начала целовать его в горло, в ключицы. Ощущая солоноватый вкус кожи, прижалась губами к его твердому смуглому плечу. Потом перешла к другому плечу, но, видя, что свитер мешает, совсем стащила его. Разряды статического электричества затрещали от движения ткани, и волосы Брайони прилипли к свитеру.

Ей захотелось видеть Криса, и она слегка отклонилась, глядя на его обнаженную грудь. Потом положила ладони на бицепсы — ей нравилось чувствовать их скрытую мощь. В этом было сознание своей извечной женской власти: пусть он неизмеримо сильней, но его сила в плену у нее. И он это безмолвно признавал. Об этом говорили его глаза, горевшие от неудержимого желания.

Брайони обняла его за шею и стала целовать в грудь, слегка прихватывая кожу зубами, так что ему было почти больно от этих покусываний. Она не целовала, а точно жалила, как разъяренная маленькая пчелка, но эти острые укусы были сладостны ему. Он издал легкий стон и облизал пересохшие губы, а его руки конвульсивно сжались на ее спине.

Брайони опустилась на колени и, до конца расстегнув рубашку, поцеловала его в живот. Кристофер тоже опустился на колени и, взяв ее лицо в свои ладони, прильнул губами к ее губам. Его язык проник ей в рот, столкнувшись там с ее языком и начав с ним сладостную борьбу.

Они целовались беспрерывно, упоенно. Брайони прижалась к нему, сомкнув руки у него на плечах, блуждая ладонями по широкой мускулистой спине, а его руки почувствовала у себя на талии — они стягивали с нее блузку и жакет. Она покорно подняла руки, их губы на какое-то мгновение потеряли друг друга, пока жакет и блузка были сорваны с нее и отброшены прочь через всю комнату. Затем и губы снова слились, а руки Криса легли ей на спину, расстегнув и отбросив в сторону бюстгальтер.

Он застонал от наслаждения, когда ее обнаженные полные груди уткнулись ему в грудь. Каким-то жадным и в то же время нежным движением он обхватил их, смял в своих ладонях, большими пальцами мягко массируя соски. Брайони невольно изогнулась, и сладкий стон сорвался с ее губ. А его губы устремились к одной из грудей, целуя, засасывая и лаская ее затвердевший сосок. Голова Брайони моталась из стороны в сторону, ее с красноватым отливом волосы как огонь разметались вокруг разгоряченного лица, а ногти глубоко впились ему в кожу, оставив алые бороздки на плечах. Но они не заметили этого.

Руки Кристофера двинулись вниз, торопясь избавить ее от остатков одежды. От спешки они были чуть-чуть неловкими, но и ее руки были не лучше, когда она нащупала его ремень, стремясь побыстрее расстегнуть его. Чуть пониже она наткнулась пальцами на твердую продолговатую выпуклость и провела по ней рукой, чувствуя даже через материю ее тугую вибрирующую силу. Кристофер издал тихий стон и, повалив ее на ковер, рывком стащил с нее обтягивавшие ее брюки, а затем и трусы. Слегка изогнувшись, он быстро и сам избавился от своей одежды.

Когда эти последние преграды пали, они слегка отстранились, любуясь друг другом. Его совершенное, чуть смуглое, рельефное тело вызывало у Брайони страстное желание прильнуть к нему, а ее полные и нежные формы привели Кристофера в немой восторг С вожделением смотрел он на Брайони, распростертую на ковре. Сколько раз представлял он себе эту картину, но действительность превзошла ожидания. Почти благоговейно он потянулся к ней и, дотронувшись до узкой ступни, скользнул ладонью вверх в направлений бедер. Ее разметавшиеся по плечам волосы и густой треугольник в низу живота одинаково отливали глубокой медью.

— Брайони… — произнес он, и ей страстно захотелось, чтобы он бесконечно повторял ее имя так же трепетно, как сейчас, с тем же страстным желанием в голосе, которое говорило о любви. Он действительно любит меня, подумала Брайони, и глаза ее расширились, а сердце замерло.

— О, Крис… — Она потянулась к нему губами, приподняв от ковра свое разгоряченное страстью и утонувшее в перепутанных волосах лицо.

Поцелуй был сладким. Непереносимо сладким. Затем она почувствовала, как его ноги осторожно скользнули между ее ног и вслед за тем твердо развели их. Все ее тело содрогнулось от желания, а бедра покорно разошлись Его бедро поглаживало ее бедра, его грудь покрывала ее грудь, а курчавые волосы на груди щекотали ее соски. Она не испытывала ни страха, ни тревоги, ей нестерпимо хотелось того, что приближалось.

Уже догадываясь о ее девственности, Кристофер был очень осторожен. Оберегая ее, он действовал медленно и деликатно, готовый остановиться при малейшем крике боли, сама же Брайони даже не думала об этом. Она поразилась тому чувству завершенности и полноты, которое нахлынуло, когда он вошел в нее. Ее тело приняло его, как давнюю часть ее самой, как нечто, без чего жизнь казалась теперь немыслимой. Был короткий спазм боли, когда он погрузился чуть более глубоко, но она лишь закусила губу, почувствовав, как и он напрягся. Он начал медленно двигаться назад, но она удержала его.

— Нет, нет… — шепнула она. И он понял. С коротким стоном он погрузился в нее, и чувство, охватившее ее в этот миг, уничтожило всякое воспоминание о боли. Брайони издала крик, крик не боли, но наслаждения. Это было так изумительно, так потрясающе, так непередаваемо чудесно, что она готова была умереть, лишь бы хоть немного продлить это блаженство!..

Кристофер неторопливо, осторожно, начав с едва заметного покачивания, стал двигаться внутри нее и, понемногу убыстряя этот ритм, от которого сжималась и цепенела каждая клеточка ее тела, заставлял испытывать все новые, еще неведомые ей ощущения, одновременно и пугающие и пьянящие. От кончиков пальцев на ногах до корней волос ее тело наполнилось какой-то сладостной энергией, а глаза расширились и тут же томно сомкнулись, когда она почувствовала новую приближавшуюся волну экстаза, которая точно лавина хлынула на нее…

Вслед за тем она словно бы растворилась, исчезла в потоке невыразимого наслаждения… Она вышла за пределы своего тела, своего прежнего «я», и в ослепительном акте нового рождения точно вновь возникла из небытия. Это было так изумительно, так непостижимо прекрасно, что она понимала теперь, почему иной раз люди готовы отдать жизнь, лишь бы испытать это…

И Кристофер чувствовал то же самое. Никогда прежде ни с одной женщиной не было такого полного, такого страстного слияния. Он не знал еще по-настоящему, что такое любовь, ибо всегда ощущал ее границы. Но на этот раз не было никаких границ, и Крис не мог сказать, где кончается он и где начинается она, Брайони, столь полным и совершенным было их соединение.

Прошло немало времени, прежде чем Брайони открыла глаза. Крис лежал на ней, но тяжесть его тела была приятной и согревающей, а биение их сердец согласованно-ритмичным. Его полусонное дыхание приятно овевало ей ухо. Она осторожно подняла руки и приложила ладони к его прохладной и гладкой спине.

Она лежала так довольно долго, не желая прерывать этот сладостный покой, не нарушая его ни одним движением или вздохом. И даже когда слезы начали течь из ее глаз, обжигая виски и исчезая в мохнатом ковре, она лежала не шевелясь и плакала молча, беззвучно.