Страница 18 из 27
Осуществление вековой мечты о взятии Константинополя казалось свершившимся фактом не только для попавших в общую струю массовой национальной истерии, но и для самих руководителей русской политики. В начале 1915 г., во время Дарданельской операции союзников, Англии и Франции было необходимо дополнительно заручиться поддержкой России, и они предложили раздел территории Турции в случае успешного завершения войны. Согласно подписанному 8-12 марта секретному договору, Россия должна была получить в свое владение Константинополь, проливы и ближайшие прилегающие к ним территории. В марте же начались операции русского флота в направлении Босфора[146]. В связи с подписанием этого договора в различных российских ведомствах были составлены записки для внутреннего пользования, касающиеся будущего устройства русского Константинополя – военного, экономического, церковного. Записки для Св. Синода составляли И. И. Соколов и архиепископ Антоний (Храповицкий). И. И. Соколов создал пространный текст с большим историческим введением, посвященным положению Церкви в Византии. Настоящее положение вещей он рассматривал как восстановление Византийской империи под скипетром русского царя и связывал события войны с восстановлением патриаршества в России. Русский патриарх займет второе место после Вселенского, который, в свою очередь, получит подобающее ему первенство по чести в православном мире. Константинополь может стать своего рода второй столицей и одной из резиденций русского царя[147]. Архиеп. Антоний, еще ранее известный своими филэллинскими настроениями, предлагал освобожденный русским оружием Константинополь непосредственно передать в руки греков в качестве благодарности за то, что они некогда просветили Русь светом христианства[148].
23 марта 1915 г. датируется докладная записка о патриархате и Св. Софии директора РАИК Ф. И. Успенского. Отвергая как утопические все планы слияния патриархата с Российским Св. Синодом, с Афоном, с Грецией, он призывает в отношении него «придерживаться строго канонических правил и церковной практики при царях византийских». Не исключает Успенский, впрочем, и возможности, наиболее выгодной для России: патриарх – турецкий чиновник, «и кто решится утверждать, что патриарх не признает более выгодным для себя и для интересов эллинизма разделить участь султанского правительства», – восклицает он[149]. Авторы некоторых записок настаивали на необходимости включения русского архиерея в состав константинопольского Синода;[150] другие, напротив, считали это неразумным и говорили, что отношения русского архиерея в Константинополе с патриархом могут быть только братскими[151]. Были и другие проекты, которые предусматривали полную русификацию Константинополя и превращение его в один из русских губернских городов, и низведение патриарха на уровень епархиального архиерея.
Ф. И. Успенский
Некоторое понятие о возможном отношении русской власти к Вселенскому патриарху в том случае, если бы Константинополь действительно стал русским, можно получить на примере действий русских властей в 1916–1917 гг. в занятом русскими войсками Трапезунде. Несмотря на неоднократные предупреждения Св. Синода о том, чтобы соблюдалась величайшая осторожность по отношению к Трапезундскому митрополиту и греческому духовенству, оккупационные власти встретили с их стороны настороженное и даже враждебное к себе отношение[152]. Вряд ли можно предполагать, чтобы действия находящихся под влиянием националистической эйфории русских военных начальников, по крайней мере на первых порах, были особенно деликатными. Касательно Палестины также существовало несколько проектов, бурно обсуждавшихся на заседаниях Славянского благотворительного общества: они сводились к присоединению Палестины к Англии, к России или к ее нейтрализации под надзором союзных государств (или только православных народов)[153].
Уже к лету 1915 г. стало ясно, что дарданельскую операцию союзников, несмотря на поддержку России, не удается осуществить так быстро, как хотелось, и разговоры о русском Константинополе начинают утихать. Они возобновляются в 1916 г., когда депутат Думы П. Н. Милюков произнес речь по поводу ставшего всем известным секретного договора марта 1915 г., за что впоследствии удостоился от большевиков прозвища «Милюкова-Дарданельского». По мере продвижения русских войск на кавказском фронте наиболее смелые из русских авторов говорят уже не только о владении проливами и Константинополем, но о присоединении к России всей Малой Азии – Анатолии, Киликии и северной Месопотамии, залива Александретты. «Приобретение нами Малой Азии не только обеспечит нам владение проливами и даст прямой сухопутный выход в Средиземное море, но и принесет нам благоприятную область, необычайно выгодную в экономическом отношении. Мы не только найдем здесь прекрасные и удобные пространства для нашей колонизации, но в естественных произведениях почвы и в ископаемых рудах мы получим источник необычайных богатств»[154].
Не прошло и года, как все эти фантастические мечты о почти всемирном господстве православной империи Третьего Рима разрушаются сначала февральской, а затем октябрьской революцией. В 1917 г. русские монархисты еще не понимали значения совершающихся событий. Византинист А. А. Дмитриевский после февральской революции продолжает проповедовать традиционные идеи с амвона Николо-Барградской церкви в Петрограде[155]. За несколько дней до октябрьского переворота бывший генконсул в Фессалонике А. К. Беляев заверял греческого посланника в Петрограде в верности России своей исторической миссии – защищать православные народы Востока и оказывать им всемерную поддержку, а нестроения в политической жизни страны полагал временным явлением[156]. И только события конца 1917 г. подвели окончательную черту под византийским периодом в русской общественно-политической мысли, а вместе с тем наступил конец и эпохе политического романтизма в России.
Русские дипломатические и духовные представители в Константинополе в начале XX в.
Первостепенное значение, которое имела церковная составляющая в политике России на Ближнем Востоке, требовало от сотрудников константинопольского посольства постоянно входить в сложные вопросы канонического права, изучать опыт церковной истории предшествующих столетий, без которого было невозможно разобраться в современной ситуации. Среди русских дипломатов в Турции всегда были люди, особенно близко знакомые с церковной тематикой: в 1860-70-е гг. посол Н. П. Игнатьев, в 1880-е М. К. Ону[157], в 1900-10-е гг. М. В. Кохманский и Б. С. Серафимов[158], и бессменно на протяжении нескольких десятилетий – П. Б. Мансуров, которого можно назвать настоящим специалистом по национально-церковным противоречиям Балкан и Ближнего Востока[159]. Пожалуй, ни одно решение по важным церковно-политическим делам не принималось без его совета; неоднократно он предпринимал поездки на Афон для переговоров с греками, русскими и другими славянами. Хорошими знатоками церковных дел на Востоке были русские генеральные консулы в Иерусалиме и Фессалонике, а также консулы в других крупных городах Османской империи – Смирне, Бейруте, Дамаске, Адрианополе. Постоянно иметь контакты с местным духовенством и знать все тонкости церковных дел неизбежно приходилось всем консулам и вице-консулам на местах: ведь каждый митрополит (греческий, болгарский, армянский) представлял ту или иную этно-конфессиональную группу в данном регионе Османской империи. Послы в Константинополе конца XIX – начала XX в. (А. Б. Лобанов-Ростовский, А. И. Нелидов, И. А. Зиновьев, Н. В. Чарыков, М. Н. Гире) также уделяли большое внимание церковной политике, регулярно вели переговоры с патриархом, членами Синода, Болгарским экзархом, по мере необходимости осуществляли посредническую функцию между церковными предстоятелями и Портой, а в сложных конфликтных ситуациях использовали авторитет России для непосредственного давления на турецкое правительство в защиту интересов Церкви, а также для избрания или устранения того или иного иерарха.
146
Документы, отражающие подготовку этого соглашения, см. в кн.: Константинополь и проливы. По секретным документам бывшего министерства иностранных дел / Под ред. Е. А. Адамова. М., 1925. С. 221–304. Однако уже в годы войны стала ясной несбыточность этих надежд: 21 февраля 1917 г. министр иностранных дел Покровский подчеркивал, что соглашение о проливах не более чем «вексель», подписанный Англией, Францией и Италией, который останется простым клочком бумаги, если Россия к началу мирных переговоров фактически не завладеет проливами (Проливы (сборник) / Пред. Ф. Ротштейна; доп. ст. Е. А. Адамова. М., 1924. С. 88–93). Октябрьская революция выбросила этот «ненужный клочок бумаги в сорную корзину истории» (там же. С. 94), а после перемирия 30 октября 1918 г. Англия заняла господствующие позиции в Константинополе и проливах.
147
Лисовой Н. Н. Русская церковь и патриархаты Востока. Три церковно-политические утопии XX века // Религии мира. История и современность. 2002. С. 156–196.
148
Там же. С. 203, 211.
149
Герд Л. А. Еще один проект «русского Константинополя». Записка Ф. И. Успенского 1915 г. // Вспомогательные исторические дисциплины. 2007. Т. XXX. С. 424–433.
150
[Дмитриевский А. А.] «Константинопольская церковь и русская власть». Машинопись с пометами А. А. Дмитриевского // ОР РНБ. Ф. 253. On. 1. Д. 41. Л. 20–47.
151
«Вселенский патриарх и русская гражданская власть в Константинополе». Б/д, б/п. // Там же. Л. 48–50.
152
Шавельский Г., протопресвитер. Воспоминания последнего русского протопресвитера армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 187–193.
153
Пумилевский] Н. Будущая судьба Палестины // Руководство для сельских пастырей. 1915. № 23. С. 579–580; Аукинский А. Будущее Палестины // Родная жизнь. 1915. № 22. С. 2–3; Будущее Палестины // Миссионерское обозрение. 1915. № 4. С. 624–625; А. П. К судьбам Святой Земли // Русский паломник. 1915. № 15. С. 239–240.
154
Ященко А. Русские интересы в Малой Азии. М., 1916.
155
Герд А. А. А. А. Дмитриевский как староста Николо-Барградской церкви в Петербурге //Родное и вселенское. Сборник к 60-летию Н. Н. Лисового. М., 2006. С. 105–123; Рогозный П. Г. «Пред нашими взорами совершился суд над историей» (Проповедь профессора А. А. Дмитриевского 5 марта 1917 г.) // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 30. 2007. С. 447–455.
156
Донесение посланника в Петрограде министру иностранных дел Н. Политису от 19/2 октября 1917 г. AYE. Фак. 8956. Тр. В.
157
Михаил Константинович Ону (1835–1901), выпускник Лазаревского института восточных языков, первый драгоман, затем советник посольства в Константинополе, с 1889 г. чрезвычайный посланник и полномочный министр в Греции.
158
Борис Саввич Серафимов (1882 – после 1940 г.), выпускник арабо-персидско-турецко-татарского отдела факультета восточных языков Петербургского университета. С 1909 г. на службе по МИДу; сотрудник 1 департамента (1909); и. о. секретаря и драгомана консульства в Алеппо (1911); 3-й драгоман миссии в Константинополе (1914). После эвакуации посольства в 1914 г. остался в Константинополе и занимался делами, связанными с русскими подданными. В годы войны служил военно-морским агентом при миссии в Афинах, далее в Берне. В 1920-30-е гг. председатель Нансеновского комитета в Болгарии, занимался делами русских эмигрантов.
159
Павел Борисович Мансуров (1860–1932) – дипломат, духовный писатель. Его отец, Борис Павлович (1828–1910), был главой Палестинского Комитета, одного из важнейших русских учреждений на Ближнем Востоке середины XIX в. (см.: Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006. С. 108–119,121-126). П. Б. Мансуров служил сотрудником русского посольства в Константинополе (1898–1903), чиновником особых поручений МИДа (1905–1912), директором московского Главного архива иностранных дел (1915–1917), был одним из учредителей и участников «Кружка ищущих христианского просвещения» М. А. Новоселова; член поместного собора 1917–1918 гг. В константинопольском посольстве выступал экспертом по церковным делам и неоднократно ездил с особыми поручениями на Афон. В течение многих лет своей дипломатической службы он досконально изучил церковную политику на Востоке и придавал первостепенное значение церковной составляющей российской ближневосточной политики. Его перу принадлежат работы: Очерки с православного Востока. Сергиев Посад, 1904; Константинопольская церковь. Очерк основных начал строя ее в XIX веке. Ч. I. Центральное управление. М., 1909.