Страница 19 из 27
Нашли инструктора, бывшего планериста, и на аэродроме Озерки начали осваивать технику пилотирования на планере, сначала балансируя на штыре. Ребята и девчата с большим энтузиазмом ездили на аэродром, хотя дорога была довольно дальней и занимала часа 2,5 в один конец. Надо было сделать 3–4 пересадки.
Раздобыли два резиновых амортизатора длиной по 10 метров. Укрепив их на спусковой механизм планера, мы вставали по обе стороны и, дружно взявшись за резиновый канат, начинали натягивать его. Два человека за консоль крыла удерживали планер в горизонтальном положении. Инструктор был несколько трусоват и давал команду: «10 шагов натяжка!» А мы дружно, умышленно пропуская 1 шаг, громко отсчитывали шаги. На нашем отсчете «Десять!» инструктор взмахом флажка разрешал взлет.
Отцепка. Планер, громыхая тележкой по травянистому грунту, начинал свой разбег. Затем взмывал вверх метров на 8-10 и шел на посадку. Иногда мы делали отсчет, пропуская 2–3 шага, и планер поднимался метров на 15. Инструктор разъяренно кричал: «Что за кордебалет в воздухе!» А нам хотелось подняться на планере еще выше. Эти подскоки даже трудно назвать полетами. Все происходило так быстро, что ничего не успеваешь осознать, прочувствовать, как оказываешься уже на земле…
Искали технику, чтобы избавиться от резиновых амортизаторов. Нашли брошенный трактор, отремонтировали двигатель и приспособили его к запуску. Теперь мы поднимались уже на высоту 80-100 м. Мы ликовали. Это уже было интересно. Но, к сожалению, нашим полетам скоро пришел конец. Не сработала у планера отцепка, и при взлете инструктора планер ударился о землю. Инструктор отделался разбитым носом. Но наш тяжелый, неуклюжий планер развалился. Летать было не на чем. Ремонту планер не подлежал. Что же делать? У кого-то из старшекурсников я увидела на курточке парашютный значок. Уговорила его провести теоретическую подготовку с группой студентов. Наш новый инструктор был уже на 5-м курсе, а его брат – на 4-м.
Так мы и познакомились с братьями Владимиром и Валентином Диккер. Владимир был инструктором, а Валентин – в нашей группе начинающих парашютистов. Так как в Ленинградском аэроклубе теперь не было своей летной части, то для сбрасывания парашютистов раза 3 летом прилетал из Москвы самолет Ли-2. Желающих прыгать с парашютом в Ленинграде было много. Нас поставили в очередь на сентябрь.
Коэффициент «обалдения»
После летних каникул мы, небольшая группа студентов-парашютистов, каждое воскресенье, а порой и в будние дни, ранним утром отправлялись на аэродром. Обычно в 6 часов утра я заходила в комнаты общежития и поднимала свою гвардию. Целыми днями мы носились по аэродрому за вытяжными парашютами, помогали укладывать парашюты счастливчикам. Наша живая очередь продвигалась довольно медленно. Но продвигалась. В общежитие приезжали поздним вечером. Но мы не унывали! Наконец наступил и наш черед. Из нашей группы я прыгала первой. Надела парашют. Последние проверки, и я иду к самолету.
Мои ребята радостно посматривают на меня, подбадривая жестами. А я иду и от счастья ног под собой не чувствую. Так и кажется, что вот еще один шажок – и я сама, да, сама оторвусь от земли и помчусь в голубые дали.
Самолет быстро набирает высоту 800 м. Звучит сигнал: «Приготовиться!» Мы выстраиваемся вдоль борта самолета возле открытой двери. Короткие прерывистые сигналы сирены, и выпускающий инструктор взмахом руки дает команду: «Пошел!» Отделяюсь от самолета. Воздушный поток подхватывает меня, и я лечу вниз на длину вытяжной фалы – 2,7 м. Ощущаю рывок. Надо мной раскрывается купол парашюта. Радость переполняет меня. Рядом вижу раскрывшиеся купола парашютов моих товарищей. Все мы от радости кричим: «Ура!» Как-то очень быстро приближается земля. Разворачиваюсь на лямках так, чтобы земля бежала мне навстречу, под ноги. Приготовилась к приземлению. Вижу, ко мне бежит Валентин Диккер. Довольно мягко касаюсь земли. Травянистый грунт смягчает удар. Чувство ликования переполняет меня. Валентин поздравил меня, помог собрать парашют и угостил куском вкусного хрустящего белого батона. Пока я выполняла свой первый прыжок, ребята успели сбегать в магазин. Валентин говорит мне: «Я хочу проверить коэффициент «обалдения» при прыжке с парашютом. Я положу в карман комбинезона кусок батона. Я голоден сейчас и если после раскрытия купола вспомню о нем, то, значит, коэффициент «обалдения» у меня равен нулю, а если не вспомню…»
Теперь я помогаю ему надеть парашют. Пожелала ему благополучного приземления и напомнила о коэффициенте «обалдения». От инструктора я узнала очередность его отделения от самолета и приготовилась к встрече.
Самолет набирает высоту. Один за другим в небе вспыхивают раскрывающиеся купола парашютов. Определив по счету среди спускающихся парашютистов Валентина, бегу его встречать. Вот и он, радостно улыбающийся. «Валька! Поздравляю, – кричу я ему, – как коэффициент «обалдения»? Вижу недоуменный взгляд Валентина. «Какой коэффициент «обалдения»? Потом вдруг вспоминает, и мы весело смеемся, собирая купол парашюта.
Коэффициент «обалдения» на долгие, долгие годы останется у всех в памяти, вызывая взрыв хохота. Мы получили боевое крещение. Это было 21 сентября 1951 года.
Студенческие будни
Третий курс института (1950–1951 гг.) пролетел стремительно, в учебе и всевозможных соревнованиях. Получила 1-й разряд по плаванию, лыжам, стрельбе. Стреляли «стандарт»: стоя, с колена, лежа. Освоила стрельбу и из пистолета.
В дальнейшем многие годы один и тот же сон преследовал меня. Виделось, что я куда-то иду, а навстречу мне идут два вооруженных фашиста. У меня в руках винтовка. Они меня еще не видят, и мне надо опередить их и выстрелить первой. А я смотрю на винтовку и не знаю, как из нее стрелять.
…Ужас охватывал меня, и я просыпалась. Вечером обязательно шла в стрелковый клуб, брала винтовку. Стреляла я довольно метко. А ночью опять все тот же сон преследовал меня.
Вечерами мы ездили в бассейн на последний сеанс. Обратно добирались на попутных машинах, так как трамваи уже все шли в парк.
Двери общежития были, конечно, закрыты, и мы влезали через предусмотрительно слегка приоткрытое окно на 1-м этаже.
Были соревнования по гимнастике, лыжам и много, много всяких интересных дел. На стройке Климовской ГЭС у меня появился верный, надежный товарищ и друг – Юра Черный. Он всегда был веселым заводилой и запевалой. Мы учились на одном курсе, но на разных факультетах. Часто вместе ходили в театры.
В начале учебного года в институт приехала какая-то очень важная комиссия. Всех нас, кто был на оккупированной территории, поодиночке вызывали «на ковер». Очень серьезные, в меру упитанные дяди задавали вопросы: «А почему вы не ушли в партизаны? Почему не перешли линию фронта, к своим?» На ответ, что мне было всего 12 лет, что мы с матерью были на казарменном положении в больнице и ожидали приезда транспорта для эвакуации раненых красноармейцев, солидные дяди очень глубокомысленно молчали и осуждающе качали головами. После такой «беседы» над нами нависла угроза отчисления из института.
Одного студента, Гену Шухардта, немца по национальности, они все-таки отчислили. Правда, через год он был восстановлен и затем успешно закончил институт. Но нервы помотали нам и ему изрядно. После отъезда комиссии мы получили наконец задание для курсового проекта.
…Месяц летних каникул прошел на стройке Вырицкой ГЭС.
Часто к нам в институт приезжали пользующиеся популярностью артисты. Запомнился приезд актрисы Целиковской. После фильмов с ее участием большинство студентов с обожанием относились к ней и с нетерпением ожидали ее приезда.
Наш небольшой зал был заполнен, ребята стояли и в коридоре. Она вышла на сцену, пропела несколько песенок и хотела уйти. Мы привыкли всегда беседовать с артистами, задавали им много вопросов. Нас интересовало все. Целиковская не поняла этого и не учла близости сцены и зрителей.