Небо земных надежд

Тонко засвистела турбина, мелодичный звук обретал мощь, и вот уже нет ничего, кроме этого ликующего звука, подвластного движению руки. И хотя рев приглушен фонарем кабины и защитным шлемом, хотя он только фон тем действиям, которые еще предстоит предпринять, Демину каждый раз кажется, что это голос истинной жизни. Жизни машины и его самого… Почти за пятнадцать лет полетов он ни разу не прерывался в небе. Повезет ли сейчас?..

Демин тут же прогнал неприятную мысль, вредную и никчемную, но вполне обоснованную. Двигатели почти отслужили ресурс, возраст техники был солидный, и у большинства летчиков полка, и у него самого чуть ли не в каждом полете что-нибудь да отказывало. Пока по мелочам, но можно было ждать и серьезного… Ждать, но только не зацикливаться на этом ожидании…

Он сбросил обороты двигателя, техник Васечкин с красным, надо думать не только от студеного ветра, лицом выдернул колодки из-под колес шасси и привычным жестом указал: вперед!.. Рука Демина, сдвинув рычаг, прибавила обороты двигателю, и все вокруг медленно стронулось с места, потекло назад: в коричнево-зеленых камуфляжных разводах истребители-бомбардировщики, потрескавшийся на рулежной дорожке старый бетон, свежепобеленное здание командно-диспетчерского пункта с латанным-перелатанным стеклянным фонарем продуваемого насквозь зала для руководства полетами.

“Зато как тепло здесь, в кабине”, – мелькнула посторонняя, ненужная, но такая приятная мысль. Демин притормозил истребитель-бомбардировщик на линии стартового осмотра и, уже не спеша, перевел рукоятку, изменяя стреловидность до минимальной, – крылья охотно расправились. В этом движении было что-то птичье.

“Как гусь перед взлетом”, – Демин глянул в боковые зеркала – все в норме. Придавил в себе нетерпение, пока окоченевший на ветру техник в засаленном полушубке, проводя внешний осмотр самолета, проверял надежность крепления подвесок. Наконец запросил:

– 231-му на взлетную, – не дожидаясь, когда Ивашов раскачается дать “добро”, вырулил на взлетно-посадочную полосу. В эту смену, единственную за неделю, будут летать всего три самолета по три заправки, если на все хватит горючего. Ему повезло: его полет – первый.

Небо за ободом фонаря кабины, за стеклом в легких солнечных бликах было огромно и сине-прозрачно. Лишь по горизонту – дымчатая кромка, затянувшая дальние сопки. А в зените – благодать Божья… И в это нетронутое, ничем не омраченное безбрежье, в этот удивительный, вечный и каждый раз новый простор ему предстояло ворваться…

Контроль крыла, механизацию – во взлетное положение. Зеленая лампочка “демпфера” приветливо вспыхивает под пальцем. Беглый взгляд по-хозяйски обегает приборную доску, кабину – все в норме.

– 231-му взлет на “Полянку”.

– Взлетайте… – рассеянно откликнулся руководитель полетами.

Мгновение предстоящего взлета, стремительное нарастание скорости, когда тело, еще инертное, гармонично включаясь в движение, сливается с ним и обгоняет его нацеленным взглядом распахнутых глаз… Настороженная радость, сладкая тревога, жажда неизведанного.

Демин удивился, поймав себя на этом сложном, казалось, давно забытом в череде сотен полетов трогательном курсантском чувстве. Усмехнулся: вот как аукнулся перерыв в полетах, и плавным движением вывел рычаг управления двигателем на форсажный режим. Басисто-ленивый гул турбины сменился ликующим ревом. Пальцы правой руки, слегка разжавшись, отпустили гашетку тормозов и плотнее приникли к удобным выемкам ручки управления. Перчатки уже не мешали: казалось, что весь самолет уместился в его неожиданно вспотевшей ладони. Напрягшийся, как спринтер на старте, МиГ-27К облегченно скользнул вперед, и перегрузка, плавно нарастая, еще не сильно вдавила плечи в спинку катапультного кресла. Инстинктивно подобрались мускулы живота, икры ног. Тело привычно вбирало скорость, чужеродную для земли.

Белесые плиты взлетно-посадочной полосы, грязно-серый, в языках снега прямоугольник аэродрома, бесцветные кубики домов летного городка – все мгновенно провалилось, утонув в глубинах возрастающей высоты, выстилая дно воздушного океана.

Зафиксировать ручку управления, слегка придавив чуток лишнего задравшийся нос истребителя, переставить кран шасси, всем телом почувствовать, как охотно убрались и встали на замки стойки шасси, словно сам поджал под себя ноги…

Доверяя своим ощущениям, Демин все же глянул на указатели скорости, высоты и убрал механизацию крыла. Потом выключил форсаж – надрывный, всклокоченный звук двигателя словно осел, выровнялся на одной высокой ноте.

Рука неторопливо переместилась с рычага управления двигателем на рукоятку перекладки крыла. Демину нравился этот момент, когда самолет, как пловец перед прыжком в воду, заводил назад руки-крылья. Не максимально – та стреловидность для сверхзвука. А эта – в сорок пять градусов – практичная пилотажная.

Скорость растет стремительно – семьсот, восемьсот километров в час… Теперь ничто не мешает истребителю-бомбардировщику заглатывать сотни метров высоты и десятки километров расстояния.

Автоматизм давно заученных движений, образующих цепочку необходимых действий в одно четкое понятие “взлет”, сейчас воспринимался Деминым почему-то обнаженно, поэтапно раздельно, как когда-то давно, в первых самостоятельных полетах на сверхзвуковом. Это казалось странным, но не отвлекало. Ползунок триммера под пальцем смещался легко, Демин словно баловался им, снимая нагрузку с ручки управления. Искушенный взгляд уже привычно, не считывая показания приборов, а лишь отслеживая положение стрелок в предписанных им секторах, изредка пробегал по приборной доске, и снова тонул в прозрачной синеве. Слепящее солнце светило справа, выблескивая угол фонаря кабины, и Демин, улыбнувшись, слегка накренил самолет, как на земле отвернул бы лицо.

Небо встречало его приветливо, охотно впуская в себя…

С момента начала взлета прошло всего полторы минуты – целых девяносто полновесных секунд. Через шесть секунд – выход из круга, спустя две минуты и пять секунд будет ИПМ – исходный пункт маршрута над поселком без приметных ориентиров, лишь две дороги на карте, запечатлевшейся в памяти, перечеркнули крест на крест населенный пункт. Еще два поворотных и взять курс на полигон, где последнее время нечасто, как самое приятное событие, проводятся полковые стрельбы. А пока “пилить” и “пилить” по маршруту, чувствуя как “дышит” ручка управления, но почти не работая ею. Можно перевести систему автоматического управления в режим “автомат”, доверив прозаическую работу бортовой вычислительной машине. В ней и места поворотных пунктов программистами заложены, и все курсы, высоты, скорости. Но это все равно, что после долгого воздержания постом лишить себя праздничного угощения.

Демин добрал высоту – с километрового расстояния промороженная степь с разбросанными на ней лысыми сопками выглядела удручающе уныло. Белые разводы в тех местах, где сумел застрять сдуваемый ветром снег. Редкие и безликие поселения в несколько десятков домов жмутся к еще не затянувшейся льдом неширокой, но строптивой реке Онон с темной щетиной кустарника по берегам. Каменистые выпуклости грязно-бежевого цвета, низины, припудренные снегом, овраги, словно усталые морщины древней, скудной земли… Какой контраст с пышной зеленью Белоруссии, где начинал служить, с буйством красок Саксонии – там летал позже, с ее лесами на склонах холмов и невысоких, местами скалистых гор. Синеглазые притоки полноводной Эльбы, пашни по долинам, серебристая сеть асфальтовых магистралей и красно-коричневая черепица крыш аккуратных домиков живописных поселков с островерхими кирхами. Послужив в Германии достаточно долго и полетав первые годы активно, налюбовался земными красотами… Теперь Забайкалье… И как только люди умудряются жить здесь от рождения до смерти?

– 231-й на ИПМ, тысяча, – мысли-мыслями, а докладывать надо вовремя.

– Следуйте, 231-й, – не сразу и дрогнувшим голосом откликнулся руководитель ближней зоны. Похоже, дремлет майор Игнатьев на командно-диспетчерском пункте на пару с подполковником Ивашовым.