Страница 23 из 30
Иногда к домам примыкали башни с бойницами вместо окон; внизу их, в стенах, чернели вделанные огромные железные крюки: на них ночью, а в случае тревоги и днем, надевались цепи и кварталы запирались.
Улица вывела путников на простор рыночной площади; кругом подымалось несколько башен.
— Отчего их так много внутри города?.. — полюбопытствовал Марк; Луиджи пояснил, что они принадлежат разным знатным фамилиям, часто враждующим между собой, и служат крепостцами и надежным убежищем в случае распрей.
Ослик сам свернул в ворота, над которыми красовалась зеленая вывеска с изображением белого коня, распустившего по ветру пышный хвост, и заспешил к, видимо, хорошо известному ему стойлу; Луиджи предоставил товарищам расседлывать его, а сам отправился для переговоров к хозяину; усатое и смуглое лицо его виднелось в глубине траттории (трактира).
Через несколько минут он вышел и позвал товарищей.
В длинной и почти совсем темной комнате все столы были свободны; Луиджи выбрал местечко, укрытое с двух сторон бочками, и приятели расположились за ними.
— Дух–то какой?.. — сказал Луиджи, втягивая всей грудью густой запах вина. — Как в раю, ей Богу!.. Ну, братцы, с благополучным окончанием пути поздравляю вас.
Все чокнулись поданными прислужницей глиняными кружками с вином и осушили их.
— Запомните — если меня кому–нибудь из вас надо будет найти, обращайтесь к здешнему хозяину. Если он не будет знать ничего — я вам покажу на краю города совсем маленькую тратторию; называется она «Два льва»: очень удобное место в случае недоразумений! Там я синьор Маль- вио — затвердите это покрепче!
Друзья покончили с вином и отправились знакомиться с городом; Луиджи хотел показать лучших ювелиров, университет и, наконец, укромный уголок стены собора, котором предстояло заменять им почту.
К вечеру Марк и Ян несколько ознакомились с городом; Ян нашел место подмастерья у самого известного в Болонье ювелира — Пиетро Бонавентури, а Марк осмотрел живописную мастерскую в местном монастыре и так увлекся ею, что в университет решил идти только на следующий день. Луиджи кратко и туманно упомянул о каких–то важных делах, которыми он должен заняться.
Последний вечер перед расставаньем друзья решили провести за кружкой вина и, развязавшись с делами, забрались в одну из двух таверн, находившихся на площади; часть столиков из нее была вынесена на улицу и вокрут некоторых сидели люди.
Друзья расположились в укромном уголке и им хорошо было видно все, что делалось на засумеречевшей площади; она все более погружалась во тьму; в окнах кое–где зажигались огни.
Луиджи потребовал кувшин кианти.
— За ваши успехи!.. — возгласил он, поднимая кружку.
— За всех нас!.. — сказал Ян.
Не успели они выпить — ближайший к ним дом озарился огнем и из–за угла улицы показались двое вооруженных всадников с наклоненными длинными факелами в руках. За ними ехали верхами какой–то важный, полный синьор и молодая девушка в длинном полосатом платье; поезд замыкали четверо слуг.
— А ведь это наш рыцарь с дочкой?.. — вдруг проговорил Ян.
— Какой наш рыцарь?.. — удивился Луиджи.
— Да тот, что пешком шел в замок!.. мы еще под дубом, в таборе тогда ночевали?
— Верно!.. — вспомнил Луиджи. — Да ты, брат, того — уж не влюбился ли?
Ян покраснел.
— Глупости какие!.. — отозвался он, глядя в сторону.
— Ладно, ладно, знаем мы вас, тихонь!.. — продолжал Луиджи. — А ты, Марк, как — тоже слаб по этой части?
Марк сидел задумавшись и очнулся от вопроса.
— Я? по какой?.. — произнес он с недоумением.
— О чем ты думал?
— О завтрашнем дне, об университете..
Разговор вязался плохо — Марк и Ян были полны ожиданием этого загадочного дня и их настроению поддался и беспечный Луиджи.
С Соборной башни прогудел и поплыл над городом густой удар колокола: то был приказ всем тушить огни; окна везде погасли…
Наши друзья допили вино и среди полной темноты, чуть не ощупью, направились к гостинице «Белый конь»; фонарь над ее воротами мерцал далекою, желтою звездочкой; на перекрестках гремели цепи — улицы замыкались на ночь.
ГЛАВА XVIII
Утром товарищи простились и разошлись каждый в свою сторону. Марк накануне хорошо приметил дорогу, и, не опрашивая встречных, стал пробираться по узеньким улочкам к окраине города, где находился университет.
Будничная жизнь уже началась, у многих домов стояли ослики с грузом дров и хвороста по бокам седел; на других висело по паре огромных, суживавшихся книзу корзин, из- за которых торчали только тоненькие ножки да длинные уши; на лотках серебрилась рыба, грудились оливковые головки артишоков, краснели помидоры; выкрики продавцов неслись со всех сторон; с третьих и четвертых этажей домов то и дело спускались на веревках небольшие корзинки: продавцы клали в них требовавшуюся провизию, и они проворно уезжали наверх. Слышались шутки и споры из–за цены.
Раза два чуть не попав под душ из помойных ведер, Марк добрался до второй, меньшей по размерам пустынной площади; она была усеяна народом и шумела не хуже базарной; по другую сторону ее тянулся длинный и низкий серый амбар для склада товаров, о чем свидетельствовали подъемные крюки с блоками и рычаги, выставлявшиеся с крыш из больших слуховых окон; внизу, у самой земли, выглядывали из травы маленькие оконца, зарешеченные железными заржавленными брусками.
Это и был университет, помещавшийся за неимением лучшего места в подвалах городского амбара.
У стены черной лентой сидели, а частью лежали на земле или прогуливались множество молодых и пожилых людей; черные бороды у иных достигали до груди, из–под колпаков и широкополых шляп свисали на плечи длинные волосы; одежды преобладали черного цвета; у большинства они были достаточно потрепанные, а зачастую и рваные.
Встречные с любопытством разглядывали Марка, опустившего глаза и скромно пробиравшегося ко входу в аудитории; он по крайней мере на голову превышал всех ростом.
Находившаяся под серединой амбара неширокая каменная лестница вела довольно глубоко вниз. Тяжелая, облупленная железная дверь, находившаяся в конце ее, стояла распахнутой.
Марк обогнул кучку студентов, игравших в орлянку, затем кружок игроков в кости и быстро сбежал вниз; там он очутился в пустой и полутемной комнате с несколькими дверями; и слева и справа слышались невнятные одиночные голоса, произносившие речи.
Марк постоял немного, затем осторожно приоткрыл одну из дверей и заглянул в нее; представившаяся картина поразила его.
Громадное, где–то в бесконечности и мгле тонувшее помещение было наполнено черными тенями людей; окошки слева пронизывали прозрачные, золотистые столбы солнечного света и то здесь, то там пылали выхваченные: из сумерек отдельные фигуры и группы студентов; все они полулежали либо сидели в разных позах на полу, на соломе, а кое–где и на деревянных скамьях и чурбанах. В ближайшем конце аудитории возвышалась кафедра, имевшая вид рюмки с широкой приступкой кругом ножки; в ней, будто в купели, сидел профессор, видный только до половины; его облекала черная мантия с кистями на плечах; на голове торчала какая–то необыкновенная не то корона, не то колокол с длинною рукояткой.
Студенты морем заполняли все остальное помещение. У окон, с необделанными аспидными досками и грифелями в, руках, будущие ученые усердно записывали лекцию. Ближайший из писавших сразу привлек к себе внимание Марка: он работал, высунув и прикусив кончик языка; лохматая готова его была склонена набок, длинные волосы лежали на доске и обметали ее.
Марк прижался к стене и напряженно стал слушать; глаза его освоились с полутьмой и он хорошо разглядел профессора — лицо у того было горбоносое, обритое, худое и казалось монетой, на которую смотрят со стороны ребра. Говорил он медленно, громко и важно. Речь шла об астрологии в связи с медициной.
— Если вы видите, что Юпитер и Марс начинают сближаться друг с другом, — знайте, — это предвестие плохое: встреча этих планет влечет за собой появление на земле мора, болезней и всяких бедствий; встреча Венеры и Марса знаменует сильные дожди; Юпитера с Меркурием — обещает бури и грозы, а самое страшное — это сближение Сатурна и Юпитера — оно чревато бедами, сулит чуму и всякие моры. Соединение трех планет в знаке Рыб вызывает смуты и распри!