Страница 173 из 185
Толпы, впрочем, не получается, к изрядному удивлению гоблинов.
– Я думал, будет давка, – говорит Акут-Аргал.
Джон Рэд качает головой:
– Нет. В Англии подобные поединки не редкость, и люди знают, как себя вести, чтобы смотреть было удобно.
– Я полагал, простому люду не так просто привить заботу об удобстве остальных.
– Плетка.
– О!
Они молчат, наблюдая за подготовкой. Зрители устраиваются поудобнее, Генора-Зита последний раз проверяет доспех, а сэр Томас просто стоит, опершись на гигантский дубовый двуручник. Доспехов на нем нет, лишь простые полотняные штаны и рубаха. И сапоги, разумеется.
Сапоги эти и являются предметом спора: Генора-Зита потребовала, чтобы в случае поражения рыцарь сменил обувь. Это странно и вызывает у Джона Рэда различные подозрения.
– Это странно, – говорит барон. – Требование насчет сапог. Я правильно понимаю, что дело в запахе?
– Нет, сэр рыцарь, ты понимаешь неправильно.
– Я так и думал. Вы воины, и запах для вас…
– Всего лишь легкая неприятность, да.
– Тогда в чем дело? Почему твоя лучница вообще прицепилась к моему рыцарю? Ведь я прав, вы, гоблины, никогда ничего не делаете просто так?
– Знаешь, – задумчиво тянет Акут-Аргал, – общение с людьми – интересная штука. Раньше я бы сказал: глупые, слабые, трусливые существа. Потом… Потом я познакомился с Повелителем, дальше – больше… Слишком часто вы оказываетесь другими. Смелее, умнее…
– Взять хоть меня… – фыркает Джон Рэд.
– Да, взять хоть тебя.
– Лучше возьми леди Генору… То есть, Генору-Зиту. Вечно я путаюсь с вашими именами.
– Она не леди. Она такой же воин, как и мы. И, да, ее зовут Генора-Зита. Имя не дробится на части, хорошо, что ты запомнил.
– И почему она…
– Ты стареешь, Джон Рэд. Неужели непонятно, почему?
– Чтоб я сдох! – сэр Джон замирает с открытым ртом, уставившись на гоблина. Лицо его разом становится красным. – Эх… Я и правда старею!
– Просто ваши девушки так себя не ведут.
– Да… Но получается, что она сама… как-то это…
– Еще раз, она – не леди. Она воин. – Акут-Аргал смотрит на поединщиков, убеждается, что те еще и не думали начинать, и продолжает. – Помнишь, мы говорили про родовую память?
– Ха! Как такое забудешь!
– Ты забыл. Все вы – все время – считаете нас людьми. Только иногда вопите: демоны, демоны! Но даже тогда… А мы не люди.
– И не демоны.
– Гоблины. Мы – гоблины. Любой из нас хранит память своих предков. Ты хоть понимаешь, что это значит? Помнить пятьдесят поколений… сто… больше, быть может… Ваши девушки должны дорожить своей честью – наши же легко могут перечислить всех своих любовников за последние полторы тысячи лет. Чего им стесняться?
Джон Рэд сгребает бороду в кулак и принимается раскачиваться с носков на пятки и обратно.
– То есть, старая и опытная… э… женщина… э… соблазняет моего рыцаря? – уточняет он, наконец.
– Тоже нет. Память-то не ее. Она – молодая женщина, воин и – всегда помни об этом – гоблин. Человеку этого не понять. К тому же, она последняя в роду, а значит, ее память острее, так-то вот.
– Последняя?
– Орки вырезали весь род змеи южных холмов.
– Орки… у вас к ним, должно быть, серьезные счеты.
– У вас тоже. Они пытаются уничтожить человечество, помнишь?
– Да… С такими врагами можно идти на смерть, оно того стоит.
– Ты опять не понимаешь, – вздыхает Акут-Аргал. – Опять говоришь со мной, как с человеком. Гоблины меньше боятся смерти, потому что наша память живет в роду. Мы не можем бояться, потому что после нашей смерти об этом страхе узнает весь род. А это – стыдно. Мы не можем строить интриги против своих. Мы не можем предавать… По крайней мере, без риска потерять лицо. Посмертно потерять. Мы – не люди.
– Но Генора-Зита последняя, так?
– Да, – кивает гоблин. – Она последняя, и детей у нее нет. Если она умрет – погибнет память всего рода.
– И ты говоришь, что вы меньше боитесь смерти?!
– Меньше. Хотя, по-моему, должно бы быть наоборот: у вас есть вера… а у нас ее нет.
– Мне вас жаль, – искренне произносит Джон Рэд, и в этот момент раздается вопль сигнального рожка.
– Началось.
Сэт Томас работает двуручным мечом в обычной манере английских рыцарей – с поправкой на то, что на нем нет доспехов. Впрочем, это компенсируется легкостью деревянного меча, позволяющей быстрее защищаться от ударов противника.
Генора-Зита дерется совершенно иначе, используя меч, в основном, как щит, но никогда не подставляя его прямо под удар. Атаки сэра Томаса, в каждой из которых заключено довольно силы, чтобы сбить с ног взрослого мужчину, скользят по этой защите, но цели не достигают.
– Однако она отступает.
– Мне не следовало бы тебе все это говорить, – бормочет Акут-Аргал, задумчиво, – но все-таки ты заслужил мое уважение и все такое…
– О?
– Просто вспомни, что Генора-Зита хранит память многих поколений фехтовальщиков.
– Но она отступает… Проклятье! Не может быть!
– Женщины хитры.
– И коварны. Она столько раз говорила, что рыцари не моются, что от них… И при этом… Эх!
– Она говорила правду – насчет запаха. Гоблин учует вашу засаду за добрых триста футов, и это – ваша слабость.
– И в то же время…
– Женщины коварны, ты прав.
Тем временем, бойцы смещаются – отступая под градом ударов, Генора-Зита покинула поляну и вступает на мостки – два тонких бревнышка, с которых женщины из близлежащей деревни стирают белье и набирают воду. Ее защита остается безупречной, однако удары сэра Томаса все ускоряются, не давая девушке ни малейшего шанса контратаковать, и никаких признаков утомления рыцарь также не выказывает.
– Мостки кончаются.
– Женщины коварны.
– Да что ты заладил… – начинает было сэр Джон, но в этот момент Генора-Зита оступается и очередной удар деревянного меча сбрасывает ее в реку. В полном доспехе, она мгновенно идет ко дну.
Отбросив меч и потратив полторы секунды на то, чтобы скинуть обувь, сэр Томас «рыбкой» входит в воду.
– Кстати, о мытье, – флегматично замечает гоблин. Несколько секунд Джон Рэд пытается бороться с хохотом, но, разумеется, у него ничего не выходит.
Вскоре юноша показывается из воды возле мостков, неся девушку на руках. Генора-Зита обнимает его за шею – идиллическая картина, не будь она в доспехах и с опущенным забралом. Успокоившийся было барон опять идет красными пятнами и заходится хохотом, гоблин с озабоченным выражением лица хлопает его по спине.
Глава 11
Когда путешествует простолюдин – это пытка. Дороги разбиты, с небес то льет дождь, то сияет солнце, причем сиять-то оно сияет, но если ты не наслаждаешься погожим днем, сидя в тени с кружкой доброго эля, то даже широкополая шляпа не спасет тебя в полной мере от удушливой жары.
Да еще надо тащить на себе все, что может потребоваться в дороге.
Несколько лучше дворянину – он путешествует верхом, и «все, что может потребоваться» едет с ним на лошади. Разумеется, тяготы дороги никуда не деваются, но они становятся… мягче, что ли? В дождь можно закрыться попоной – вместе с лошадью, кстати, – тепло животного согреет всадника под таким покрывалом и в дождь, и в лютую зиму. В жару… Ну, что же тут поделаешь! Впрочем, сидишь выше, едешь быстрее – в жару будет ветерок, и он создаст хотя бы иллюзию прохлады.
И совершенно иначе складывается жизнь, если ты – один из высших людей королевства, да что там «один из» – высший. Сто человек с телегами способны переместить с места на место маленький дворец – роскошный шатер, подушки, столы и столики, походную мебель резного дерева… Не говоря уже о странствующих вместе с покровителем, в надежде застать его в хорошем настроении, музыкантах.
Последним Ричард Йоркский только что велел заткнуться и выметаться вон.
Сейчас претендент на престол принимает решения – процесс важный и, что бы там ни сочинили впоследствии литераторы, совершенно не допускающий эмоционального подхода. Война – это продолжение политики, и без политики, без интриг и расчетов, она будет проиграна, еще не начавшись.