Амулет колдуна

Связанным?!! Куда же мы это опять попали и где наши вещи? Мы находились в открытом поле, ветер гнал волны по невысокой траве, нигде не видно ни единого деревца. Грязные кибитки расположились полукругом перед большим костром, немного поодаль находились несколько серых палаток.

У костра хлопотали три женщины в цветастых юбках, кружевные кофты потрепаны и просвечивали прорехами. В ушах сверкали в лучах восходящего солнца золотые кольца, а на шее болтались на крепких шнурках знакомые мешочки. То, что они готовили еду, ясно из запахов, долетавших до нас, благо мы находились неподалеку. Неудавшегося убивца с доской на шее унесли за телеги два кучерявых молодца в переливающихся атласных рубахах. Рядом с крайней кибиткой паслось штук двадцать разномастных лошадей, время от времени косились на нас и злорадно скалились желтыми зубами.

Бородатый снова отшвырнул меня и попытался взять амулет Железера, что висел у Павла на шее. Связанный, но не сломленный, Павел хотел цапнуть за грязный палец, однако кляп свел на нет боевое начинание. Тогда Павел попытался уползти от бородатого. Вы когда-нибудь пытались ползать связанным по рукам и ногам? Вот и у него ничего не получилось, зато я заметил здоровенную шишку на темечке. Раньше этой опухоли не наблюдалось, вероятно, напарник все-таки сверзился с лошади, пока мы ехали. Бородатый быстро настиг Павла, танцующего танец «пьяных червячков», и возобновил попытки взять в руку амулет.

Мне оставалось только наблюдать за мародерством, не хотелось снова отлетать в сторону или что похуже. Но провидение рассудило по-своему и выкинуло горящий уголек из костра. Костер и раньше выкидывал угольки, однако в этот раз бросок прицелен и точен. Уголек попал за шиворот бородачу и он, отвлекшись от брэйк-данса Пашки, устроил собственную пародию на балет.

Такого исполнения «танца маленьких лебедей» я еще не видел, он махал руками как сумасшедшая мельница, а ногами строчил великолепную чечетку. Приминалась влажная трава, каблуки вырывали кротовьи норы. Потом кинулся на землю и показал Павлу, как правильно нужно ползать и перекатываться. Его рев разбудил весь лагерь и, из палаток и телег, посыпались черноголовые смуглые люди разного возраста и размера, одетые как попало и во что попало.

Я заметил у деревянного колеса морду облезлой черношерстной самки, и из вежливости решил познакомиться поближе. Пока люди обступили лежащего Павла и на своем тарабарском языке обсуждали его дальнейшую судьбу, я подобрался к облезлому чуду, дабы узнать, где мы оказались.

— Привет, киска! Есть чем угостить усталого путника, у которого, кроме грязного сапога, во рту не было и маковой росинки?

— ПФФФ! — словно резко спустили автомобильную шину.

Да, признаюсь, что обтрепался за время нахождения здесь, но ведь не до такой же степени, чтобы от меня шарахались и шипели. Как не пытался я успокоить эту неадекватную кошку, как не строил умные и добрые рожи — все усилия пропали даром. Черная фурия выгнула спину и начала пускать искры по облезлому тельцу. Разочарованно плюнул в её сторону и, слушая шипение в спину, вернулся обратно к моему связанному другу.

А там видно договорились и Павла понесли в сторону одной из серых палаток. Бородатый пришел в себя и что-то пасмурно ворчал, женщины с визгливым смехом ему отвечали, а мужчины прятали усмешки в кустистые бороды, это не добавляло радости неудачливому мародеру.

Павла занесли в палатку и тут же вышли, оставив внутри. Я шмыгнул следом, не оставлять же одного, а если получится, то и веревки смогу перегрызть. Глаза сразу же привыкли к полумраку, Павел смирно лежал возле небольшого костерка, в котелке варилось что-то неприятно-коричневого цвета.

Со стен висели связки лука, пучки каких-то корешков и пара страшных черепов неизвестных животных с большими зубами, что-то среднее между слоном и динозавром. В полотняном шатре пахло дымом, благовониями, сушеными травами и такой же сушеной старостью. Отчасти этим амбре несло от древнейшей старухи в углу. Сверкая молодыми глазами (вернее одним правым — левый недвижим и лишь тускло поблескивает), она почесывала бородавку на носу. Одета в какое-то невообразимое количество юбок, я смог насчитать пятнадцать, за точность не ручаюсь. Бурая рваная кофта висела на тощих плечах как на вешалке. На морщинистой шее переливались в свете костерка блестящие бусы из монеток разной величины. В довершение полной картины ослепительно блестело большое кольцо в ухе, такое же, как у нас на гардинах, только из золота.

— Гангурам азкинон! — гортанно крякнула старуха, и я вспомнил, что такими же словами нас приветствовал Железер Молния.

— Не понимаю! — пролепетал Павел.

— Гангурам азкинон! — снова сказала старуха.

— Это, как его. Во, вспомнил — хех! — блеснул языковыми познаниями мой друг.

Я потихоньку подкрался к лежащему Павлу, но путь преградила знакомая неконтактная особа, и снова принялась шипеть. Поднялась шерсть на затылке, еще немного и сделаю недружелюбной самке замечание в виде указаний на место, которое она должна занимать. За меня это сделала старуха, что-то гортанно выкрикнув, она усмирила разъяренное животное. Кошка словно забыла про меня и, подойдя к старухе, потерлась о костлявые ноги.

Возможно, потеревшись о бабулю, ободранная красотка зарядила её электричеством и та, перестав теребить бородавку на носу, поднялась с колченогой табуретки и заковыляла к Павлу.

— Бабушка, пожалуйста, развяжите меня. Я не виноват, дядька сам попал под горячее копыто, — Павел подал голос, и, решив взять старушку на жалость, заныл. — Сами мы не местные, на поезде ехали, а потом здесь очутилися-а!

На старуху тон, которым обычно Павел выцыганивал деньги у своей бабушки, оказал противоположный эффект. Женщина хрипло рассмеялась и достала из недр многочисленных юбок довольно-таки острый нож.

Да куда же это мы попали?!! Даже престарелые пенсионерки ведут себя как заправские урки, ходят с ножами и почему-то настроены против моего друга!!! Нервы не выдержали, и я кинулся на бабку с единственным желанием отобрать ножик, пока не порезалась. Немного не долетел…

Никак не ожидал такой прыти от обшарпанной черной молнии, что сбила в полете и прижала вашего покорного слугу к полу. Эх, Павел, третий раз за эти сутки попрощался с тобой — уже немного приелось.

А старушенция, не обратив никакого внимания на попытки заступиться за товарища, перерезала веревки. Я же для приличия пошипел и подергался, но остался простым наблюдателем — не хватило силенок вырваться из пасти минитигрицы.

— Отпустите, тетенька, я больше не буду, честное слово! — на всякий случай попросил я.

— Лежи тихо и не рыпайся, если шкурка дорога, — прошипела фурия.

Хорошо ещё, что люди не понимают нашего языка, а то я повесился бы от Пашкиных насмешек. Ах да! Пожалуйста, только не рассказывайте об этом у нас во дворе, вам-то забава, а мне навсегда испорченная репутация. Я же вам всё по секрету сообщаю.

Тем временем веревки у Павла оказались разрезаны, и старуха вернулась в уголок. Там она вновь занялась прерванным делом, то есть флегматично пощипывала бородавку, как будто ничто другое в данный момент её не интересовало. Павел растирал затекшие руки и ноги. Более-менее восстановив кровообращение, он примостился на вторую табуретку и уставился на старуху, та пялилась в ответ.

После пяти минут лицезрения их увлекательной игры в гляделки я вновь попытался вырваться. На этот раз я задел лапой какой-то дурнопахнущий горшок, он покатился и вывел Павла из транса, бабуле же было безразлично.

— Бабушка, так может, я пойду? А то там мама с папой остались, скучают наверно, — снова жалобным тоном попросил Павел.

Этими словами он вывел старуху из полудремы и та, указав на амулет на шее, ткнула в красное пятно на разноцветной юбке и сделала движение рукой, как будто выкручивала лампочку. Я понял с первого раза, а Павлу пришлось еще дважды показать театр одного актера. Но прежде она что-то спела на своем языке, что-то протяжное и успокаивающее. Потом кивнула на амулет. С некоторой опаской Павел повернул красный луч на побрякушке с котом, вновь пронесся холодок и… все осталось как прежде. Даже зубы на загривке также явственно ввергали в бездну унижения драгоценного меня.