Амулет колдуна

— Старая Зара, извините, а где мне найти Кристана? Железер просил его отыскать, он вроде как должен помочь. А еще умолял спасти Кирию, может, ее знаете? — спросил Павел у суетившейся бабки.

Та на мгновение остановилась и задумалась. Потом помогла мыслительному процессу почесыванием бородавки, посмотрела на Заниссу и, когда та отрицательно помотала башкой, отчего во все стороны полетели блохи, ответила:

— Нет, малыш, таких имен я не слышала, может кто-то другой тебе подскажет. Вот, это тебе, на пару дней хватит, а дальше давай уже сам. Давай-давай, не задерживайся, уж с кем, с кем, а с Гарионом я связываться не хочу!

С этими словами она сунула мешок Павлу, развернула к себе задом, а к входу передом, и вытолкала из палатки. Я с радостью поспешил за ним, но услышав за спиной тихое «Береги себя», не мог не ответить: «Я вернусь». И гордо распушив хвост, походкой уверенного в себе кота, вышел на воздух. Хоть кошка и страшна на вид, но я же мужчина! Нет, все-таки я сердцеед — еще одно разбитое сердечко забилось без моих пушистых усов.

На улице нас обступила группа смуглых людей, все беззвучно внимали бабушке. «Куда нам теперь, что нам делать? И самое главное — где же эта девушка, с которой мы скакали ночью?» — прозвучал в голове голос Пашки. «Друг мой, будь скромнее в своих мыслях, теперь не один ты их слышишь!» — я укорил Павла и тот переключился на мысли о дороге.

— Мы покажем Гариону другое направление, прости, малыш, это единственное что можем сделать. А искать он будет именно тебя, и амулет, — продолжала напутствовать Павла старая Зара. — Сейчас езжай на север сквозь Вечный лес, там, в Ледяных горах живет отшельник Кан. Передашь привет от меня, он в молодости волочился за мной, как хвостик, так что должен помочь по старой памяти. И никогда не снимай амулет, он сумеет тебя оградить от любой опасности. Эй, Плут, приведи коня мальчику, и не такого как ты обычно водишь на продажу, а Бегунка. Павлу предстоит долгий путь.

— Но, Зара, Бегунок это мой конь! А как же я? — мужичок, на которого упал бабкин взгляд, оказался Пашкиным инструктором по танцам.

Почесав обожженную спину, он окинул Павла ненавидящим взглядом, Павел же в ответ ему мило улыбнулся. Я поступил также, но издевка пропала зря, он на меня даже не посмотрел. Обидно!

— Ты смеешь спорить со мной? — бабкин могучий рык заставил меня присесть на все четыре лапы, такое же воздействие он оказал и на Плута. Тот, склонил голову и, бормоча под нос извинения, торопливо удалился.

— Малыш, пусть помогут боги в путешествии, я не могу увидеть твое будущее, но надеюсь, оно будет светлым и радостным! — Старая Зара обняла напоследок Павла. — Не теряй своего достоинства и ничего не бойся.

В это время Плут подвел черного жеребца, который нервно подергивал ноздрями и пританцовывал на месте. Лоснящаяся шкура обтягивала мощную грудь, на которой валиками перекатывались мышцы; точеные ноги нетерпеливо переступали, готовые сорваться в бег; длинная грива спускалась до земли, небольшая челка прикрывала белое пятно во лбу. Даже я, не особо любящий лошадей, невольно залюбовался им. Теперь я понимаю неудачливого грабителя, такое чудо отдавать всякому жалко. Взгляд Плута, настолько был полон злобы и ненависти, что я подался назад, вдруг и на меня выльется заряд его настроения в виде хорошего пендаля. Но против Зары он пойти не посмел, лишь скрипел зубами, да бессильная слезинка оросила щеку.

— Прощай, малыш, жаль, что мы так мало пообщались, хотелось бы больше узнать о твоем мире. Может быть, еще увидимся и поговорим. Плут, украдешь ещё, не расстраивайся! — старая Зара приторочила мешок к седлу, ради Павла разыскали конскую упряжь.

Потом подхватила меня под передние лапы и передала Павлу, который кое-как вскарабкался на коня. Кто-то из цыганок запел нечто заунывное, еще двое подхватили. Получился этакий тоскливый марш «Прощание славянки».

— До свидания, старая Зара, и я надеюсь, что мы еще увидимся! — Павел тряхнул поводьями, и мы легким шагом тронулись.

Мы представляли собой монументальное зрелище, Павел горделиво покачивался с прямой спиной, я вцепился в луку седла и распушил усы и хвост. Это гарцевание продолжалось всего несколько секунд, пока не проехали мимо Плута. Тот, «слегка огорченный» потерей Бегунка, хлестнул коня со всей силы по крупу.

Мы стали выглядеть еще монументальней, когда Бегунок заржал и взвился на дыбы — почти как питерский «Медный всадник». В попытке удержаться Павел схватился за поводья и потянул их на себя, но схватил не только поводья — он зацепил еще и мой хвост. Тут настала моя очередь наводить смуту и панику. Почувствовав, что меня лишают опоры и пушистой гордости, я естественно вцепился в первое, что попалось под горячую лапу. Этим первым оказалась шея Бегунка, что тоже не придало ему большей радости и счастья. Конь дико заржал, и ошалело понес нас навстречу приключениям.

Вслед мы услышали возмущенный окрик старой Зары и злорадный хохот Плута. Всё внимание переключилось на удержание в седле.

Нас болтало так, что поневоле вспомнился случай, когда я спасался от собаки на дереве. Та беспородная шавка не внимала уговорам успокоиться и следовать своей дорогой. Так и не придя к разумному соглашению, мне пришлось победоносно отступить, унося в когтях часть его усов. Ближайшим объектом отступления оказалась тонкоствольная береза, на которую я и взлетел как коршун. В мгновение ока я оказался на самом верху и оттуда высказал все, что думаю о предках моего преследователя, о его детях и даже о некрасивом окрасе. Собака сперва возражала и отбрехивалась, потом, раздраженная вескими аргументами в свой адрес, начала кидаться на березу. Бедное деревце раскачивалось и гнулось под напором разъяренного пса. Я болтался на самой верхушке, изо всех сил стараясь удержаться и не упасть, и так продолжалось целых два часа, пока псу не надоело бесполезное дело. Домой я шел на подгибающихся лапах, с обедом пришлось распрощаться, как только спустился на землю.

На десять минут воспоминания о том дне, и физическое соответствие поглотили меня полностью. Павлу удалось остановить разгоряченного жеребца, и мы выдохнули с облегчением. Табор виднелся черной точной посреди степи. Мы продолжили путь, и смогли переговорить между собой. Накопилось много воспоминаний, по этим воспоминаниям мы и пробежались. Павел попросил прощения за то, что сваливал на меня свою вину, а я расчувствовался и тоже попросил прощения за ботинки. Так и помирились. Павел перевел свои мысли в мечтательную плоскость, то есть мечтал о встрече с ночной самкой.

Солнце вошло в зенит, когда Пашкины мысли оторвались, наконец, от воспоминаний о девушке и перешли к осознанию чувства голода. Ну да, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, я же тактично молчал, думая как быть дальше.

«Кешка, ты помнишь, куда надо ехать? Кажется на север? А на уроках рассказывали: север с той стороны, где на деревьях находится мох» — поделился Павел своей эрудированностью.

«Паш, а как мы найдем дерево в степи? Тут одна трава по пояс, ты на ней собираешься мох выращивать?» — я передал мысли в отчаянную головушку Павла. — «Подождем и посмотрим за солнцем, может, как и в нашем мире, оно идет на запад. Заодно и перекусим, чем Зара послала».

«А как мы будем узнавать, куда оно идет, или будем ждать заката?» — порой Пашкина наивность напрягала донельзя. «Если бы ты больше бывал дома, а не разорял птичьи гнезда и не бегал с пацанами от сторожей и милиционеров, то мог бы увидеть по ящику, что нужно делать. Вытопчи вон возле высокого репейника траву, положи около тени мешок, через пятнадцать минут тень сдвинется, и мы увидим, куда направляется светило. Некогда рассиживаться, помнишь, что за нами следует дядька с антикварным кинжалом?» — просветил я спешившегося спутника.

«Кстати, Кешка, а ты не сможешь что-либо прояснить в нашей ситуации? А то я ни черта не понимаю, почему мы здесь, какая такая Кирия, и где нам искать этого Кристана?» — спросил Павел, расстегнул мешок и достал нехитрую снедь.