Хуторянин

—Стоит ли так спешить, высокопочтенный Дедал?

В этот раз хуторянин оборачивался медленно, можно сказать неспешно. Глаза настороженно и зло мазанули Алекса и тут же спрятались за тяжелые веки. А вот Чужак уже не притворялся, трофейный тяжелый арбалет недвусмысленно уставился в спины уходящих крестьян.

—Мы же все обговорили, уважаемый,—голос старина похолодел, а тело напряглось. Из скорлупы суетливого старикашки на мгновение выглянул жестокий и циничный хищник.

—Ты свои обещания сомни, да засунь себе же в задницу, уважаемый. Рассчитаемся да и иди себе с миром.

—Я сказал свое слово, уважаемый! Мне доверяют самые высокопочтенные купцы в Рейнске!

"Эка как тебя корежит-то! Хорошо, хоть взглядом испепелять не способен. Сам виноват. С такими прихватами только лохов деревенских разводить, а мне твои высокопочтенные до одного места. Что ж вы все такие одинаковые-то! Ей богу тоска пробирает по Остапу Бендеру. После этакого-то знакомства ставить свое слово против двух золотых. Не ценят меня здешние, совсем не ценят, однако."

—Вот этим высокопочтенным и будешь обещания давать, почтенный Дедал, а я человек маленький, незамысловатый. Со мной и по простому можно. Пошли сыночка на хутор за отступными, а мы здесь подождем, скучно не будет, вон сколько антилоп валяется, таскать да таскать.

Дедал постоял, потом повернулся и сделал несколько шагов к чужаку. Блеф провалился, отделаться тремя арбалетами не удалось, но и деньги этому шустрику отдавать не хотелось. Махнув сыновьям, те самостоятельно стояли с трудом, торгаш вновь устроился на туше антилопы и начал торг по новой.

—Почтенный Алекс, зачем нам ругаться! Два золотых деньги немалые, откуда они на бедном маленьком хуторе. Вот пройдет ярмарка, будут деньги с продажи урожая, там и рассчитаемся.

—Согласен, конечно, высокопочтенный Дедал! Я с удовольствием подожду до конца ярмарки. Я не спрошу плату за отсрочку долга, более того, даже кормить сыночков сам буду, ну и работать поучу. Я же понимаю, добрым соседям помогать следует.

От добродушного и даже заботливого тона Дедала просто перекосило. Чужак уже неприкрыто издевался. Еще бы! Пара сильных рабов задарма, а уж работать он их заставит. Хоть войну начинай, вот только сынам это не поможет, земли много, ищи потом в каком овраге их закопали. Дедал совершенно поскучнел и принялся договариваться:

—Зачем столько расходов, почтенный Алекс! Возьми рабыню в залог. И кормить дешевле, а девка красивая, на любой ярмарке с руками за десяток золотых оторвут.

—Стоит ли такой дорогой залог предлагать. Да и откуда на маленьком бедном хуторе такая дорогая рабыня.

—Кровиночку свою отдаю. Брат мой старший помер два года назад, вот и приходится деток его кормить, да поднимать. Умные детки, старшей девке четырнадцать зимой минуло, невеста уже.

—Уговорил, языкатый. Пусть младшенький девку сюда и приведет, да телегу с лошадью. Посмотрим, оценим. Прав ты, высокопочтенный Дедал, за нетронутую девку пяток золотых на ярмарке всяко дадут.

"Опа, опа, Америка, Европа. Так мы с пацанами орали в классе этак пятом. На большее-то этот паук меня никак ценить не желает. Не играть тебе, старче, в покер с такой-то рожей. Стоило про нетронутую девку помянуть ты и поплыл. Вот же козел упрямый. Да такой как ты удавится два года никчемную девку кормить. Видать пошалили твои дегенераты, вот и не удалось братское отродье с прибытком спихнуть. Уж о вашей-то нежной любви с братиком мне Лиза порассказала.

А за такое учить следует. Привык, панымаэшь, незнакомых людей за идиотов считать. Девку проверить труд невеликий, да и ума много не надо.

Нет, точно, сыночки отличились, вон какие рожи постные."

Неспешно ползущая по плохой лесной дороге телега притормозила преодолевая росший поперек толстенный корень и бегущая за ней на коротком ремне голая девка смогла перевести дух. Она тоскливо глянула на тусклое солнце. Думать, вспоминать, даже просто жить больше не хотелось. Теперь, когда тонюсенькая ниточка надежды на милость Богини с жалобным всхлипом оборвалась,  незачем больше терпеть боль и унижения.

Утро началось почти как обычно. Правда рабов так и не выпустили из хлева и конюшни, но коровы давно были в летних загонах, а для остальной работы имелось всё необходимое. Обычно такое случалось когда Хозяин провожал старших сыновей. на овечьи пастбища. Хуторской народец вздохнул с облегчением. За три дня от братцев-овцеводов, заявившихся проветриться и покуролесить на хуторе, досталось всем.

Счастье длилось недолго, нежданно, уже через пару часов, объявился младший из оболтусов. Врезав мимоходом по морде открывшему калитку цепному сторожевому рабу, он ринулся искать Арису. Девка обнаружилась в хлеву и вскоре привычно-покорно повисла с задранным подолом на бревне дворовой коневязи. Но парень дёргался как совсем вяло и опростался неожиданно быстро, словно дедок на излете. Затянул веревочную опояску на штанах и, окончательно взбешенный, пинками погнал бабу на конюшню. Под ругань и тумаки Ариса быстро справилась с нехитрой упряжью и взяв лошадь под уздцы, вывела телегу за ворота хутора. Оболтус не на шутку спешил, нервничал и злился, он даже не пнул склонившегося в поклоне воротного раба. Ариса молча понукала лошадь не задавая вопросов, год рабства полный унижения, избиений, грязной и тяжелой работы вылечил ее  от излишнего любопытства и приучил к покорности.

—Стоять, шлюха.

Рефлекторно натянув вожжи, Ариса обернулась и тут же зашипела от боли, схлопотав черенком плети поперек груди. Рывок от резкой остановки свалил оболтуса с задка и сейчас он неуклюже барахтался пытаясь выпутаться из дерюги прикрывавшей сено на дне телеги. Вот его злобная харя уставилась на девушку и та ойкнула, увидев громадную шишку на лбу хозяйского сына. Уловив направление ее взгляда, тот злобно рыкнул и неожиданным толчком правой ноги сшиб рабыню с телеги под копыта лошади. Девка поспешно отползла и привычно свернулась в позу эмбриона ожидая пинков ногами и ударов плетью. Но оболтус лишь злобно зыркнул на сжавшуюся жертву и приказал:

—Скидай одежку, животное, побалую напоследок.

Ухватив голую рабыню за волосы подтащил ее к задку телеги и швырнул так, что она больно ударившись животом обвисла на краю телеги. Продышавшись, Ариса вцепилась в борта телеги и как можно шире раздвинула ноги, стараясь не стонать от боли—навалившийся сверху тяжеленный бугай буквально ее размазал. Грубые пальцы безжалостно ковырялись между ног, щипали и дергали нежные складки, врывались во все отверстия. Неожиданно тяжесть исчезла и тут же резануло между ног. Недоросль глубоко воткнув пальцы грубо рвал измученное тело пытаясь вогнать в него вялый отросток, но даже привычное издевательство над беспомощной жертвой не спасло его от мужской несостоятельности.

Первые удары кнута Ариса, ощутившая кратковременное блаженство от исчезновения рвущей промежность боли даже не почувствовала.

Страх продолжал корежить оболтуса, стегая кнутом неподвижное тело, он не испытал привычного удовольствия. Зарычав от злости, отбросил кнут и сдёрнул безвольную девку на землю. Привычно загнав палку между зубов закрепил кляп. Затянул остальные ремни рабской упряжи на локтях и запястьях вытянутых вперед рук. Накинул конец привязи на задок телеги. Несильный пинок по бедру вызвал лишь короткий тихий стон. Хотел привычно оросить ненавистную рабыню, но страх вновь предательски сжал низ живота и оболтус понял, что не способен даже на это. Пересиливая себя, несильно ткнул тело рабыни.

Увидев сидящих на берегу реки мужчин, Ариса испытала двойственное чувство. Избавление от страха немедленной смерти, она всерьез опасалась, что столь жестоко начавшаяся поездка окончится петлей на шее в ближайшей чащобе. Оказывается нежелание жить и жажда смерти совершенно разные вещи. Одновременно сердце захолодело, несмотря ни на что, покидать род было страшно. Телега остановилась и девушка устало повалилась на колени…{2}