Хуторянин

—Сдурела, старая? Совсем плохая от через чур долгой жизни стала?! Заговариваешься?!

—Милай, откуда у бесштанного тупого охотничка сто золотых?—старушка засмеялась неприятным мелким, трескучим смехом,—ты за ножик-то свой не хватайся, меня людишки поумнее тебя обмануть, да обидеть пытались, а я все живу. Дальний Лес мне дом, а тебе еще блукать по нему с неделю. Вдруг, зверушка какая обидит. Россоме-то ты своей дурной стрелой лишь ухо срубил. Едва-едва удалось тебя откупить у зверюги. Лечением, да твоими же дохлыми собачками. Но предложить кое-что могу. Вдруг охота не все мозги отсушила. Глядишь и скумекаешь что да как…

—…

—Цыц! Рот закрой! Бабу свою пугать будешь! А со мной говорить надо ласково. Серебра он отсыпать собрался от широты души. Да на тебя только сильнейшего эликсира на крови Истинного Оборотня три фиала пошло. А каждый не менее тридцати гривеней стоит!

Раненый опешил так, что на время лишился дара речи. Пока он бессильно шлёпал губами, бабка не теряла времени. Она оказалась весьма практична. Даже жадность свою поумерила придумывая чем и как завлечь охотника. А молодой наглец был нужен, очень нужен, вот и попыталась опутать неподъёмными долгами и прельстить обещаниями. Ну и припугнуть слегка чтоб не взбрыкнул.

С удивлением Дедал справился быстро. Травница со вкусом расписывала чего ей стоило откупить у рассерженного Ужаса Приграничья искалеченную тушку неудачника, он. вроде как неуверенно, отбрехивался и считал…

Какого размера бегали тараканы в башке у отца, когда он отправлял двенадцатилетнего деревенского пацана в Рейнск, Дедал так никогда и не узнал, но за три года прожитые в казармах гильдейской сотни наёмников грязной деревенщины-землеройки не стало… Вернувшийся в деревню недоросль читал, писал и считал куда лучше старосты. Отлично стрелял из боевого арбалета и понимал толк в обращении с тяжёлым ножом, коротким копьём и кавалерийским палашом. Уже через неделю все незамужние деревенские девки определились кто первый парень на деревне. Впрочем, обошлось всего двумя драками. Парень лишь поиграл мышцой определяя своё место в местной табели о рангах и быстренько переключился на молодых вдовушек с сиротами перестарками.. После тесного общения с крошками высокопочтенной Файт его уже моло интересовали ночные вздохи на скамейке, но ни жениться, ни враждовать со всей деревней в столь юном возрасте не собирался.

В хитромудрых планах лекарки Дедал разобрался почти сразу. Не оболтус-деревенщина, чай. Притязания его не удивили и ничуть не обидели. В торгашеских реалиях молодой охотник разбирался куда лучше засидевшейся в глуши и отяжелевшей на подъём старухи. И в озвученные цены поверил. За изведённые на него снадобья в городской лавке пришлось бы отдать сотни полторы полновесных золотых кругляшей и то, если бы они были те снадобья… А потому спорил и торговался хоть и с азартом, но себе на уме, постарался как можно больше выжать из травницы здесь и сейчас. Не сомневался, что когда дело дойдёт до городской торговли эликсирами, загонит неуживчивую злыдню в стойло. Ругались-торговались шумно и со вкусом, полдня, не меньше. Знахарка визжала, что потратила на глупого негодящегося мужичонку кучу дорогущих снадобий, охотник отбрехивался тем, что вовсе не упрашивал его лечить… К вечеру кое-как договорились.

Лечение затянулось на остаток зимы и половину весны. Выхаживала его травница старательно, не жалела ни сил, ни эликсиров. Не по доброте душевной или из человеколюбия. Чтоб уменьшить цену за лечение, охотник нехотя, но согласился стать подопытным кроликом и теперь бабка с энтузиазмом испытывала на послушном пациенте какие-то мази, взвары, настои и прочие эликсиры. А однажды Дедал проснулся крепко привязанный к лавке. Кожа горела огнем, все кости ломило тупой сверлящей болью. Ни просьбы, ни ругань не спасли. Отвязала его бабка только через неделю, когда на месте вырванных зверем ребер, уже росли новые. Изрядно измученный болью охотник больше не скандалил, но и знахарка возилась с ним как с малым дитятей. Каждый день ему в тушку втирали страшно едучую гадость, кожу пекло и она сползала клочьями, тело и кости ныли как от застарелого ревматизма. Но новые ребра росли! Потому и не возражал охотник, когда, за день до полнолуния, старая карга вновь примотала его широкими кожаными ремнями к той же лавке.

До дома Дедал добрался уже поздней весной тощий, злой, но совершенно здоровый. На радость молодой жене и дочке, да под зубовный скрежет старшего брата. Отросшие заново ребра, исчезнувшие следы двух старых переломов… Всё это так впечатлило, что Дедал вспылил и едва не схватился за нож, когда Знахарка наотрез отказалась продать лично ему чудодейственные снадобья.

Насчёт россомы и прочих ужасов охотник хоть и не поверил, но горел желанием проверить. Бабка проводила его почти до Проклятого Отрога. Ещё две седмицы он пробирался по пустой весенней степи до места встречи со зверем. Первым делом нашёл отброшенный россомой арбалет. Травница о нём просто не подумала, а терять надёжное дорогущее оружие глупо. И десять желтяков серьёзные деньги, и найти настоящий боевой, а не охотничий арбалет в Хуторском крае совершенно нереально.

После выздоровления Дедал решил больше не тянуть и с крестьянским трудом покончить окончательно. Больше седмицы в крик и кулаки ругались с братом, очень уж старшенькому всю оставшуюся после смерти родителя земельку хотелось прибрать по-родственному, за спасибо. А уж отару делить, что серпом самое дорогое отпиливать… Бабий стон стоял на всю деревню, пока в воскресенье перепуганная Лизка не примчалась чуть дыша к травнице. Заплетающимся языком она поведала леденящую душу историю…

Ранним утром старшенький взбодрившись после вчерашнего бражкой от языка перешёл к жестам. Как только ждать столько сподобился! Папаша бы, покойный, и трех дней не вытерпел лодыря уговаривать, да уж больно жалко брательник выглядел. Тощий, все кости на виду, на морде, вообще одни глаза остались. Выдернул заночевавшего на лавке у родича младшенького из-под тулупа, от души размахнулся и… улетел в противоположный угол комнаты снеся по пути лавку и обеденный стол. Дедал удивленно осмотрел собственный кулак, задумчиво потёр им собственную задницу и мотая похмельной башкой шагнул к стене, чтоб продолжить родственную беседу. Стряхнув повисших на плечах баб одним небрежным движением, охотник склонился над стонущим брательником… и взвыл от потока колодезной ледяной воды, обрушившегося на голову. Развернулся занося кулак для удара и встал напоровшись на испуганный взгляд дочери. Дрожащая от испуга Лиза, пыталась прикрыться огромным, как дотащила-то, колодезным ведром. Злости словно и не было. Отобрал у ребенка ведро и запрокинув голову вылил в рот остатки воды. Опустил на пол, постоял, посмотрел на продолжавшего стонать братца и мотнул головой:

—Зови травницу, девка, коли такая смелая.

Вечером за смелость последовала награда. Но, во-первых, всего-навсего пять ударов розгой, во-вторых, лупила мамка, а главное, после ужина отец незаметно сунул в ладошку завернутый в бересту кусок прошлогоднего сотового меда. Такие лакомства девчушка в свои десять лет только в чужих руках и видела.

Брата травница поставила на ноги быстро, но вот пахарь из него со сломанной правой рукой был никакой. Три дня Дедал слушал причитания невестки, потом не выдержал и сам пошел к травнице.

—Ты совсем ум в лесу растерял?

Такое Дедал и от собственной бы жены не стерпел, но травница не просто деревенская баба. Живёт не как все, а сбоку, хоть и рядом, но сама по себе. Сразу и не поймёшь кто кому больше нужен, но деревне без неё никак. Порой, жизни первых людей в руках держит, а заклад у неё один единственный—собственная шкура. Потому и отношение иное. С прогибом, но настороженное. Близкая, но не своя и своей никогда не признают. Не вздорная баба, а самостоятельный хозяин, незаменимый мастер.