Хуторянин

Алекс поспешно перекинулся и разворошив заготовленные ранее жерди с кожаными вязками в бешеном темпе перекрывал горло загона в самом узком месте. Вход оказался перекрыт уже через пять минут, а через полчаса его путь к свободе надёжно блокировала двухметровая четырехполосная изгородь. Охота закончилась. Дыхание практически вернулось в норму и сердце уже гораздо медленнее гнало по сосудам просто кровь, а не концентрированный раствор адреналина. Удовлетворённо вздохнув, оборотень медленно развернулся и попал под слаженный залп. Пять пар до ужаса довольных, предвкушающих грандиозную обжираловку глаз. Команду? Какая команда способна выразить его благодарность и его восхищение? Мгновение и облик потек. Два десятка ударов сердца и на месте голого человека возвышался огромный волколак. Оборотень вальяжно обвёл желтеющими в предрассветной серости леса глазами замерший прайд и коротко взвыв, неспешно порысил прочь от загона по следу пленённого стада. Чуть приотстав, правым пеленгом строго по рангу пристроились суки. За ними бок о бок бежали кобели. Оба из первого помета Геры. Так уж вышло, все брутальные самцы оказались в прайде на последних ролях.

Оборотень остановился около первого подранка. Крупный самец со сломанными передними ногами ещё жил. Он больше уже не пытался встать, боль и потеря крови лишили животное последних сил. Шум мягких, но тяжёлых шагов заставил его приподнять голову и оглянуться.

Ужа нанося удар, Чужак мазнул безразличным взглядом по добыче и… замер, натолкнувшись на слезящийся широко открытый огромный глаз с расширившимся от боли и безнадёжности зрачком. Но лапа уже нанесла удар в клочья разрывая горло. Глаз постепенно мутнел, жизнь медленно, понемногу его покидала. Вслед за ней уходило наваждение. Когда оно окончательно схлынуло, оборотень неторопливо склонил голову и жадно лизнул медленно вытекающую свежую кровь.

Прайд терпеливо ждал. Голодные псы сидели вокруг туши и внимательно смотрели на Старого вожака. Они не торопились. Бурчащие от предвкушения животы лишь делали ожидание слаще. Спешить некуда. Такой добычи с лихвой хватит на всю стаю. Такой Вожак собакам был нужен и для него они были готовы пасти, оберегать и защищать глупых двуногих которые сейчас прятались на их хуторе. Не столько за еду, хотя и это важно.

За силу, за удачу, за только что испытанную эйфорию погони и радость победы. За…

Оборотень задрал к уже изрядно посветлевшему небу окровавленную морду и торжествующе завыл. Через удар сердца его поддержали аж в пять луженых глоток. Песня продлилась почти минуту. Клацнув зубами, оборотень замолк. Медленно поднялся на все четыре лапы и отходя от добычи важно тряхнул огромной, тяжелой головой приглашая стаю на пир.

Глава 2

Соседи—наше все!

Дедал, владелец хутора Речной, пребывал в отвратительном настроении. Странные звуки посреди ночи перебудили весь хутор. Казалось взбесились все звери в окрестных лесах. В отличии от переселенцев он, коренной житель, в волколаков верил. До начала завоевания, именно Дальний Лес называли их обиталищем. Волколаков видели и в пограничных лесах. Правда настоящие видаки встречались редко, да и они рассказывали они мало и очень неточно.  Каждый год в одной, а то и двух деревнях приграничья местные знахари ловили и сжигали оборотней. Настоящего волколака жгли или просто подвернувшегося под горячую руку бедолагу никто особо не разбирался. Деревня испокон веку жила по принципу дыма без огня не бывает. Но вот вой волколака Дедал слышал своими ушами. Исконный лесовик не мог ошибиться, ни один зверь так выть не мог.

Россказни об ужасных врагах рода человеческого, слышал каждый дитенок в приграничье. Верили-не верили, но боялись. Особенно охотники. А вот Дедал, после общения со знахаркой из Дальнего Леса, знал точно—Ужас Мира не страшная байка, а правда, хотя сам его, к счастью, не встречал. В те годы молодой Дедал охотился лишь потому, что после смерти отца семья разделилась, но два брата уже несколько лет не могли разделить пахотную землю и прочие хозяйские вкусности. Крепкое хозяйство постепенно хирело. У мужиков появилось много праздного времени, Особенно зимой. Но разделившиеся семья из-за братской грызни изрядно обеднела. Другого способа накормить домашних Дедал не придумал. За зимнюю шкуру россомы солидный купец посулил огромные деньги. Потом ещё и за детёнышей пообещал столько… Короче, купился по молодости, да глупости… В конечном счёте это самка россомы, злая в преддверии гона поохотилась в своих владениях на незваных гостей. Первыми погибли собаки. Несчастные гончие умерли сразу, а проклятая бестия даже не замедлилась. Болт первого арбалета просвистел далеко в стороне от черной молнии. Вторым выстрелом Дедал почти попал зверюге в голову. Но почти, не считается. Широкий наконечник всего лишь смахнул крепко прижатое к черепу ухо почти целиком. Задел ли наконечник череп, Дедал так никогда и не узнал. Первый же удар твари словно верёвочную располосовал кольчугу двойного плетения и на долгие седмицы выбил охотника из сознания. За жизнь Дедал буквально зацепился. Широким махом правой лапы россома вырвала у него два нижних ребра и только чудом не зацепила легкие.

В себя охотник пришел в маленькой тёмной комнатке, скорее даже тёплых сенях. Внимательно присмотревшись понял, что пару лет назад он уже сюда заглядывал после неудачной встречи с волчьей парочкой, но тогда он дальше порога сеней не прошёл. Его бы и во двор не пустили, но разодранное плечо требовало немедленной заботы лекаря. Домик же принадлежал деревенской травнице. Вредная бабка своей неуживчивостью прославилась на все окрестности и поэтому жила в некотором отдалении от деревни. Обычная крестьянская избушка-пятистенок на большом окруженном высоким забором подворье. Вот хозяйство разительно отличалось от деревенского. Старая кляча в слишком большой конюшне да два десятка курей. Почти весь двор занимал разбитый прямо за избой и отделённый лёгким плетнём огромный огород засаженный всевозможной лечебной зеленью. От входной двери до небольшой калитки было не больше пяти шагов. Травница редко кого допускала даже во двор, а уж в доме из всех деревенских изредка бывал только староста. Видимо, состояние Дедала показалось бабке и вовсе безнадёжным коль не отвезла как обычно домой в деревню, а занималась его ранами и лечила-выхаживала прямо в своей избе.

Охотник попытался встать, но слабость не позволила даже голову оторвать от подушки. Позвать тоже никого не удалось, вместо крика из пересохших губ вырвался едва слышный хрип. Усилия не прошли даром, навалилась слабость и Дедал даже не заметил, как вновь потерял сознание.

—Очнулся, милай?!—старуха говорила негромко и вроде как даже ласково, но что-то в ее голосе болящему не понравилось. Следующий раз он очнулся ещё через два дня и больше сознания не терял. Ещё три дня травница его не беспокоила только кормила, поила, да после внимательного осмотра втирала вонючие мази в страшные глубокие шрамы на месте едва затянувшихся ран. Мужик постепенно набирался сил и этим утром впервые сумел сесть на кровати. Видать именно этот подвиг и сподвиг травницу к разговору.

—Считай, пятую седмицу лежишь колода колодой. Раны уже к концу третьей седмицы окончательно затянулись, а всё с тобой, ровно с малым дитятей вожусь…

—Ну чего ты нудишь, старая? Сходи в деревни да жёнку моей. Пусть Лизку на телеге за мной пошлёт домой забрать. Как в избе окажусь, за лечение и снадобья заплачу, отсыплю тебе серебра сколь скажешь. А там уж бабы и сами меня обиходят пока силы себе не верну.

—Ай какой справный. Молодой, а рассуждаешь словно поживший рассудительный мужик с понятием.

Внезапно травница проглотила приторную улыбку и продолжила совсем по иному. Зло и отрывисто:

—Заплатит он… Откуда ты, придурок бестолковый, знать можешь сколь те снадобья стоят.