Обретение

Сверкнула молния.

Женя вскрикнула.

Михаил настороженно повёл головой.

— Но из лимба можно бежать, не смотря на то, что он является первым кругом ада. Да. Вот он ад, без боли, пламени и демонов, — Михаил сложил ладони перед грудью, принялся шёпотом читать молитвы.

Ребята переглянулись.

— Нужно спасти Огонька, — сказал Димка. — Иначе станет очень плохо.

— Почему? — спросил Славка. — Ведь всё решит финальная битва.

— Она уже началась, — сказал Михаил. — Поезд тронулся. Вопрос в том, в какую сторону, и что именно его тянет.

— Тот самый поезд? — спросила Женя.

Монах кивнул.

— А как же архангел? — подал голос Чита.

— Никакого архангела нет! — Димка посмотрел на друзей. — Неужели вы не поняли самого главного?!

Все молчали.

Женя заплакала.

— Да говори уже! — воскликнул Славка, прижимая к груди Женю.

— А это Чита ещё сказал, — улыбнулся Димка. — Зло — внутри. В нас самих. Вопрос в том, сумеем ли мы его побороть. Отрубить ему крылья, выдворить прочь, закрыть пути назад… Ведь мы сможем? — Димка глянул на Михаила.

Монах улыбнулся.

— После этих твоих слов — вне сомнений.

Монастырь навис, будто колосс. Он поражал, затмевал, просто восхищал.

В звонарню ударила молния.

Протяжно ухнул колокол — будто выдохнул пораженный проказой старик.

— Там! — крикнул Славка. — В кустах!

Димка с Читой сорвались с места.

У стен монастыря разросся барбарис — непроходимая сеть, словно путы кровожадного паука. В его лапах запутался Горбунов. Он плакал и мычал. Мычал и плакал.

— Попался, гад! — крикнул Чита, волоча Горбунова за шкирку. — Ребята, сюда! Прижучили!

Все подоспели вовремя. Чита вытянул не сопротивляющегося Горбунова на свободное пространство и задал главный вопрос:

— Где Огонёк?

Горбунов обвёл всех безумным взором и принялся сосать большой палец.

Женя осела.

Михаил тут же подхватил бесчувственную девочку под руки.

— Где Серёжка? — вскипел Славка. — Отвечай, нежить!

Горбунов замер. Глупо улыбнулся. Простодушно заявил:

— Да он там, в комнате смеха…

— Где? — переспросил Славик.

Однако Горбунов осел в траву, принялся пускать пузыри и нести околесицу.

— Идём! — резко проронил Михаил. — Времени нет.

— Палок бы наломать… — проронил Чита. — А то отбиваться нечем.

— А там не от кого отбиваться, — Михаил скользнул тенью к приоткрытым дверям. — В комнате смеха все теряют часть себя… Часть сознания и души.

Ребята вновь переглянулись.

Димка смотрел на грустные лица. На отслаивающуюся, словно кожа покойника краску. На скачущих дельфинов. На грустного мальчишку, что застыл, укрывая ладонями звезду. Всё это было, жило на сводах древнего монастыря, проповедуя истину. Ту самую, от которой отвернулось больное человечество.

А Михаил вёл всё дальше, сквозь лабиринты переплетающихся ходов.

Димка видел на стенах фрески, но так и не рискнул подойти ближе. Выгравированный текст пугал. Одним своим видом заставлял сосредоточиться на чём–то другом. На том самом, чего Димка страшился похлеще мрака. На обретении истины. Хотя последняя была тоже там.

Ход вывел в мрачную залу, в центре которой висела сфера. Она походила на медузу или на капюшон обозлившейся кобры. Она играла всеми цветами радуги, переливалась, смеялась. За её мутной поверхностью искажались лица, предметы, тени. Это и впрямь была комната смеха — аттракцион кривых зеркал, — но отчего–то было совсем не смешно…

Дети вновь сбились в кучку, а Михаил сказал:

— Вот он. Плотоядный монстр всуе. Чёрная звезда, что поглощает пространство–время. Искра, коей не дозволили воссиять.

— Но что это? — спросил Чита, выходя из–за спин друзей.

Женя вскрикнула:

— Огонёк!

Ребята замерли.

Димка глянул во мрак и увидел…

Он увидел раскачивающегося Огонька, что застыл под сферой. Мальчик смотрел вверх, разинув рот, и никак не реагировал на происходящее.

— Господи, он всё же прикоснулся! — Михаил бросился к Огоньку. — Зачем?..

Огонёк хлопнул ресницами.

— Он позвал. Вышел из стены и протянул руку. Я не знал, как быть…

— Рука, — сказал Михаил. — Ты ответил?

Огонёк грустно кивнул.

— Я думал… Я думал, что так будет проще.

Своды храма содрогнулись.

— Началось… — сказал Михаил, смотря куда–то в сторону.

— Что началось? — переспросил Славка.

— Обретение… — Михаил вскинул руки, укрывая ребят. — Монастырь ожил. Он почувствовал страх…

— Значит, он может лететь?! — крикнул Димка.

Михаил глянул бездной.

— Да, может. И он в силах догнать Мрак.

— Тогда я готов! — заявил Димка. — Что нужно сделать?

Михаил качнул головой.

— Ничего. Вопрос в том, что именно для себя решил именно ты.

Димка задумался. Ещё никогда в жизни он не был так близок от познания истины. От обретения себя самого. От обретения брата. Вопрос в цене: чем именно он готов пожертвовать ради самого ценного Грааля в зримой части Вселенной?

— Ему нужна моя кровь, — это был не вопрос, лишь констатация факта.

— Димка, нет! — Женя дёрнулась в Славкиных объятиях.

Димка качнул головой.

— Тогда я готов.

— К чему? — спросил Михаил.

— К смерти.

— Хм… Смерть вовсе не признак истины. Смерть — это факт.

— Я готов и к нему.

— Идём, — сказал Михаил.

— Нет! — закричала Женя. — Я не отдам его!

— Не нужно никого отдавать, — холодно заявил Михаил. — Нужна лишь вера.

Они поднялись в залу с алтарём. Туда, где пол был испещрён странными канавками. Канавками, слагающими собой лабиринт.

— Подай руку, — сказал Михаил.

Димка подал.

Блеснула заточенная сталь.

Димка вскрикнул.

— Отпусти его! — вскрикнула Женя.

— Всё в порядке, — сказал Михаил, поднося багровую сталь к алтарю. — Этого хватит.

— Но тогда что же это? — спросил Чита. — Бог, коему нужна кровь детей? Ведь это абсурд!

Михаил повёл головой.

— Человечество окропило православный крест кровью Христа. Он вправе требовать кровь ваших детей. Всё остальное, да — абсурд.

Димка сжимал израненную ладонь, с которой капала алая кровь.

— А как же я?

— Что ты? — ответил Михаил.

— Я должен разыскать брата!

— Ты его уже нашёл, — Михаил был неприступен.

— Как это? — не понял Димка.

— Он в той сфере, — ответил Михаил. — Не именно в ней, но теперь он таков.

— Так в чём же суть?! — воскликнул Димка. — Как мне вернуть брата?

— Боюсь, его уже не вернуть, — Михаил поднёс окровавленную сталь к установленной вблизи алтаря чаше. — Но ты сам, Димка, должен воссиять. Все вы должны воссиять! Только так — и никак иначе — эволюционирует Вселенная, а у заблудших душ появляется ещё один шанс. Шанс, чтобы вспыхнуть в свою очередь.

— Но как? — спросила Женя.

Михаил коснулся груди.

— Здесь. Что ты чувствуешь?

Женя медлила. Потом взглянула на безвольного Огонька.

— Я… Мне… Мне страшно.

Михаил кивнул.

— Поступки. Именно они очищают душу. Именно они вершат жизнь. А судьба — это так, залог убогих. Именно она и провоцирует страх. С одной лишь целью: чтобы сбить с пути истинного. В этом и заключается главная роль зла — чтобы человек был слеп. Как можно дольше, до скончания времён.

С лезвия сорвалась капля.

Стены монастыря содрогнулись. С потолка посыпалась побелка.

…Сфера окрасилась в бордовый цвет. Внутри неё что–то озлобленно зашипело. Оболочка исказилась рябью морщин. Из волнующейся глубины всплыло искажённое болью лицо мальчишки. Его взгляд источал бездну, слипшиеся волосы свисали со лба сосульками, губы дрожали. Если бы хоть кто–нибудь из ребят вгляделся в это лицо, то он вне сомнений признал бы в нём Огонька. Только не того, взбалмошного и обычного, а другого… потерявшего часть души, вынужденного веки вечные открывать врата за грань.