Страница 10 из 61
Я никогда не узнаю, спас ли Вольфанго мою карьеру, сдернув меня тогда с машины. Но я уверен, что, если бы не он, я бы вообще мог бросить футбол. Мне исполнилось пятнадцать. К тому времени я перешел из школы «Сан Базилио» в главную юношескую школу «Лацио». У меня теперь появились новые тренеры, но я переживал очень непростой период. Все вокруг говорили, что я один из самых одаренных молодых футболистов, но когда дело доходило до определения основного состава, я часто оказывался на скамье запасных. Или, что хуже, выходил на поле с первых минут, а затем меня меняли. Вольфанго позволял мне делать все, что я хотел, а теперь я был загнан в рамки строгой тактической схемы. Если я пробегал на пять метров дальше, тренер приходил в бешенство и грозил снять меня с игры. Это был ад.
Однажды на тренировке я решил, что с меня довольно. Мы только что проиграли со счетом 1:3, и я просидел весь матч на скамье запасных. Никто никогда не объяснял мне, почему меня не выпускают на поле. Думаю, какая–то причина все–таки была. Снова и снова тренеры обещали мне, что я буду играть, но я и дальше прозябал в запасе. Создавалось ощущение, что они надо мной просто издеваются, уверяя меня, что мой черед придет, и при этом упорно продолжая меня игнорировать.
После тренировки в трамвае по дороге домой я размышлял о своей горькой судьбе, с трудом сдерживая слезы. Когда я вышел на своей остановке, рядом притормозила машина и передо мной предстал Вольфанго с шестимесячным сыном на руках. По стечению обстоятельств он как раз проезжал мимо. Вольфанго видел, что я чем–то огорчен.
«Палокка, в чем дело?» — спросил он.
Я не ответил. Я просто смотрел себе под ноги.
«Что случилось? — повторил он вопрос. — Ты злишься? Скажи мне, в чем дело».
Я больше не мог себя контролировать. Я просто взорвался.
«Они не дают мне играть! — стал жаловаться я, всхлипывая. — Им плевать на меня. Они заботятся только о своих любимчиках! Мы проиграли 1:3. Я бы мог помочь, но они просто не хотят видеть меня на поле!»
Вольфанго положил руку мне на плечо.
«Палокка, Палокка, — сказал он, пытаясь меня успокоить. — Я знаю, это очень тяжело, но тебе нужно научиться быть терпеливым. Твое время придет. Просто помни, что терпение и труд…»
«Нет!!!» — закричал я, окончательно потеряв контроль над собой. Я схватил свою клубную сумку и швырнул ее на середину улицы Пальмиро Тольятти — главной улицы Квартиччьоло. Так как она была открыта, все, что там было, вывалилось наружу: бутсы, щитки, футболка, трусы, полотенце … все оказалось либо на мостовой, либо на машинах, припаркованных и двигавшихся.
«С меня хватит! Пошли они все…!!!!» В отчаянии я убежал.
Оставшись один, Вольфанго спокойно вышел на дорогу и собрал мою форму, лавируя в потоке транспорта. Потом он сел в машину и отправился к моему дому.
Придя домой, я обнаружил свою сумку на обеденном столе. Вольфанго на машине приехал раньше меня и теперь стоял рядом с Антонио. Его глаза налились кровью и казалось, своим взглядом он сейчас прожжет дырки в моей голове. Он тут же на меня набросился.
«Как ты смеешь? — взревел он. — Как ты смеешь так бросать сумку? Как ты смеешь зарывать свой талант в землю?»
Он попытался добраться до меня, но Антонию с трудом удалось его сдержать.
«Ты ничтожество. Ты понимаешь это? Ничтожество! Ты не имеешь права так себя вести, ты не заслуживаешь таланта, который тебе подарен!»
Он вырвался из рук Антонио и бросился в мою сторону. Я был страшно напуган. Я никогда не видел его таким рассерженным. Я спрятался под стол. Он бы вытащил меня оттуда, если бы не Антонио. Так как он не мог меня схватить, Вольфанго стал меня пинать.
«Ты не можешь так поступать! Ты не имеешь права плевать на талант, данный тебе свыше!»
Я опять расплакался, в этот раз потому что не на шутку испугался.
«Нет, тренер, нет!» — умолял я, всхлипывая. «Пожалуйста, не надо, пожалуйста! Я вернусь. Я сделаю все, что вы говорите. Извините! Извините!»
Он успокоился только тогда, когда окончательно убедился, что я по–настоящему раскаялся. Думаю, я отказался от своего намерения бросить футбол именно тогда, когда почувствовал на себе его разъяренный взгляд. Мне было достаточно того, что этот человек поднял мою футболку и грязные бутсы с римской улицы, принес их ко мне домой, а потом пригрозил меня убить только потому, что действительно переживал за меня и хотел, чтобы я вернулся в футбол.
Конечно, я не знал, что все это было подстроено. После того, как я выбросил сумку и убежал прочь, Вольфанго поспешил ко мне домой и рассказал Антонио обо всем, что произошло. Затем он попросил мою мать присмотреть за его малышом, и они с Антонио решили, что меня нужно хорошенько припугнуть. Вот почему он притворялся, что хочет меня побить, в то время, как Антонио делал вид, что пытается его сдержать. Все должно было получиться как можно более естественно.
К тому времени я ходил во второй класс средней школы, благодаря «Лацио». Если бы все зависело от меня, я бы сосредоточился исключительно на футболе (в то время в Италии можно было уйти из школы в четырнадцать). Я посещал электромеханический техникум под названием «Duca D’Aosta». Сначала мне нравилось, что у меня так много книг, и я получал удовольствие, когда узнавал что–то новое об электронике. Очень скоро, правда, мне все это показалось скучным и бессмысленным, и, кроме того, неудобным, так как у меня уходило еще больше времени, чтобы добраться до стадиона на тренировку.
Я связался с компанией шестиклассников. У меня почти всегда были друзья старше меня. Будучи более взрослыми, 18 или 19 лет, они еще меньше уделяли внимания занятиям в школе, чем я, и частенько пропускали уроки, чтобы посидеть в баре, играя в бильярд или читая газету. Я стал постоянно проводить с ними время, что не очень радовало моих учителей. Однажды они вызвали моих родителей и сообщили им, что я прогуливаю. Меня отстранили от занятий на неделю.
Я пребывал в счастливом неведении относительно этого, когда однажды вечером около восьми пришел домой с тренировки. Я ввалился в квартиру, довольный как слон, улыбнулся во весь рот и поздоровался с отцом: «Привет, папа, как прошел день?»
Его ответом стал удар рукой по моим губам. Я сразу понял, что всплыла вся правда. Меня полностью разоблачили, выхода не было. Или был? Я сделал то, что часто делал ребенком. Я разрыдался и стал выдумывать оправдания. Помните, как кто–то сказал: «Чем наглее ложь, тем больше шансов, что ей кто–нибудь поверит»? Такой была моя стратегия.
«Папа, извини! — рыдая, начал оправдываться я. — Но ты должен понять. Я могу все объяснить. В школе неспокойно. Подрались ученики–коммунисты с учениками–правыми. Некоторые принесли пистолеты, началась перестрелка… Я, я испугался, папа… Мне пришлось спасаться, пистолеты, пули и…»
Большая ошибка.
«Довольно этой чепухи! — взревел отец. — Довольно этой глупой, глупой лжи! Ты обязан посещать школу!»
У меня душа ушла в пятки.
«Я потратил 150 000 лир на твои книги, 150 000 лир на твои глупые учебники по электромеханике! Ты понимаешь, сколько это денег?»
Вот что по–настоящему дошло до моего сознания. Деньги. Думаю, многие, услышав это слово, скривятся и скажут, что «Образование ценно само по себе, и неправильно, что Паоло должен был посещать школу, только потому, что его отец купил ему учебники».
Ну что же, каждый имеет право на собственное мнение. Но чего эти люди не понимают — это насколько важны для нас были деньги. Когда растешь в такой среде, в которой вырос я, не вспоминаешь о высоких идеалах и моральных ценностях. Для тебя главное — добыть хлеб насущный, а для этого нужны деньги. Я знал, что для нас значила сумма в 150 000 лир (80 фунтов в то время), и чувствовал себя отвратительно.
«Но знаешь что: если не хочешь ходить в школу — не ходи, — сказал он, немного смягчив тон. — Не надо».
Я посмотрел на него с удивлением.
«Не надо?»
В тот момент я подумал, что школу и правда лучше бросить. Что угодно, кроме школы, особенно если это избавляло меня от наказания. Я сказал отцу, что сделаю все, что нужно. Я был готов работать.