Беспокойное путешествие

- Хороша, - ответил Шон. - Особенно рыба.

- А вино?

- И вино.

Энна поняла, что Шон из дружеского расположения к трактирщику готов похвалить все, вплоть до ягод, к которым он не притронулся. Впрочем, трапеза и впрямь была хороша.

- А рябчики?

- И рябчики.

- А яблоки?

- И яблоки.

Хозяин повернулся к Энне. Уже оценив её девятнадцать лет в сочетании с прелестным лицом и стройной фигурой, он позавидовал Шону, которого всегда считал баловнем судьбы.

- А тебе, красавица, понравилась ли трапеза?

- Ухм, - утвердительно ответила красавица.

- И рябчики понравились?

- Ухм.

- И... И музыка, сопровождаемая пением?

- Дивно, - мрачно сказала Энна. - Давно так не веселилась.

Удовлетворенный, Иеремия сел рядом с Шоном, прислонил к колену кувшин и принялся вытаскивать из горлышка пробку.

- Вино с моих собственных виноградников, - пояснил он гостям. Никому не даю и не продаю - для себя держу. Вкус воистину волшебный. Вот сейчас сами попробуете...

Он выдернул пробку, взял кубок Энны и до краев наполнил его ароматным вином темного рубинового цвета.

- Ах, ах, какое чудо! - хвалил свое вино Иеремия, наливая и Шону. Могли ли мы мечтать о таком божественном напитке, сидя в казарме? Нет, не могли. Мы пили кислое пиво и воду, а питались не рябчиками, жареными в свежем масле, а... Кстати, дорогой друг, ты ещё не сказал мне, как зовут твою милую спутницу.

- Энна-воин. Не слыхал?

- Нет, - хозяин обворожительно улыбнулся девушке. - А я - Иеремия Гоф.

- Ты служил с Одиноким Путником в наемной армии Тима? - спросила Энна, втайне гордясь своей проницательностью. Она сразу отметила и военную выправку Иеремии, и его зычный голос, и шрамы на сильных коротких руках. Его воспоминания о казарме лишь подтвердили догадку.

- Двенадцать лет назад, - ответил он. - Шон был в отряде капитана Белого Медведя, а я в отряде капитана Пантеры. О, если б ты видела этого Пантеру! Толстый лысый карла с голосом тонким и пронзительным, как у летучей мыши... Ну, как тебе мое вино?

Тут Энна предпочла сделать вид, что не расслышала. В вине она вовсе ничего не понимала. Конечно, она могла отличить его от пива, но этим её познания в области напитков и ограничивались.

- Отличное вино, - помог спутнице Шон. - Из черного сорта?

- Из черного. Есть ещё желтый и красный, но они слишком сладки. А теперь, - трактирщик поднял свой кубок, - давайте выпьем за славные годы нашей молодости. Ну-ка, музыканты, гряньте!

Парочка, мирно попивавшая разбавленное пиво, мигом встрепенулась. Не успела Энна опомниться и остановить это безобразие, как завизжала дуда, взвыла цитра, и певец заблеял во всю глотку гнусную песнь тимитских пастухов.

Не обращая внимания на побледневшие лица гостей, Иеремия наслаждался музыкой. Похоже, по его ушам когда-то прошлось целое стадо медведей, ибо жуткая, отвратительная, невообразимая какофония приводила его в экстаз: он гримасничал, ворочал глазами, открывал рот и тоненько выл, вторя козлу с цитрой. Ногами трактирщик отбивал такт - естественно, как попало.

Наконец Шон опомнился.

- Довольно! Довольно! - закричал он, дергая распоясавшегося хозяина за рукав. - Вели им заткнуться!

Иеремия вздохнул и жестом унял музыкантов. Наступила благословенная тишина.

- Вот как ты встречаешь старых друзей, - сердито сказал Шон. - Я чуть не умер от этих страшных звуков, порожденных самими демонами в человечьем обличьи!

- Ты немузыкален, - с грустью констатировал Иеремия. - Эти парни две луны назад услаждали слух градоправителя Хайме и его семейства. Мне с большим трудом удалось переманить их к себе.

- Градоправителя? - Шон насторожился, посмотрел на Энну, которая медленно приходила в чувство после пережитого потрясения.

- Да, градоправителя. Важная птица, между прочим. Недавно отравили нашего наместника, так теперь Хайме управляет Ниламом единолично. Не могу сказать, чтоб я был в восторге от этого - он жаден и глуп, а кроме того, страдает приступами безумия, но, признаюсь вам, друзья, в случае заговора я готов защищать его с мечом в руках.

- Он так дорог тебе? - усмехнулся Шон.

- Совсем не дорог. Просто я знаю: если он умрет, градоправителем станет его визирь. О-о-о, какое же это дерьмо! Жестокий, коварный, алчный и наглый ублюдок. А Хайме, хотя и полный дурак, зато совсем безвреден. Так что пусть он здравствует ещё долгие годы...

- Что ж, - задумчиво сказал Шон. - Пусть здравствует, я не против.

Энна промолчала. Жизнь и здоровье малоумного градоправителя Хайме ничуть не волновали её. Она вспоминала рассказ Тротби. По его словам, сын визиря, Аххаб, сумел освободить дядю Лансере; он же похитил из Кутхемеса красавицу Соломию и он же потом увел её у Тротби. Велика должна быть власть у визиря, если сын его способен на столь опасные и дерзкие поступки...

- Идем, Энна, - прервал Шон её размышления. Поднявшись, он взял её за руку, потянул в сторону узкой винтовой лестницы, ведущей на второй этаж. Иеремия покажет нам наши комнаты.

* * *

Судя по толстому слою пыли на стенах, полу и даже потолке, здесь давно никто не жил. Но вот они дошли до конца коридора; хозяин открыл дверь в одну комнату, выкрашенную в мягкий зеленый цвет, потом в другую, белую. В чисто вымытых окнах сверкали россыпи золотистых солнечных искр, яркий луч шаловливо бегал по блестящим крышкам столов, тумб, по шелковым занавесям и большим стеклянным лампам.

Энна вошла в зеленую комнату и остановилась, пораженная её истинно королевским убранством. Шон сразу направился в белую, более скромную, но отделанную с таким же вкусом и изяществом. Прежде он уже бывал тут, хотя за годы странствий успел позабыть великолепную обстановку этих покоев. С наслаждением он снял сандалии и повалился на кровать, такую широкую, что там запросто мог бы разместиться небольшой отряд.

Иеремия, стоя в коридоре, поочередно заглядывал то налево - в белую комнату, то направо - в зеленую. От восхищенной улыбки, сияющей на прекрасном лице девушки, подруги Шона, нежная душа хозяина трактира млела, таяла. Как всякий добрый человек, он желал порадовать своих гостей чем-нибудь еще.

Кликнув слугу, он велел ему принести госпоже и господину по бутыли красного вина, окурить их покои благовониями и омыть им усталые с дороги ноги. От благовоний и омовения спутники отказались (Энна просила только кувшин чистой холодной воды и купальную кадку), а вот вино согласились принять с удовольствием.

Потом Иеремия, критическим взором окинув изрядно потрепанную рубаху и рваные, покрытые черной пылью шаровары Одинокого Путника, предложил ему открыть гардероб и взять любую подходящую по росту и размеру одежду. Шон встал, распахнул резную дверцу и... глазам его предстали плащи, куртки, туники, штаны, пояса - чего только здесь не было!

- Не медли, друг! - весело воскликнул Иеремия. - Ты благороден как король, и заслуживаешь самого лучшего платья!

Шон не стал медлить. Он выбрал черные бархатные штаны, белую рубаху и кожаную куртку. Скинув свое рванье прямо на пол, он быстро облачился в новое одеяние. Большое зеркало, вделанное в стену, отразило его во всем великолепии. О, теперь он и впрямь походил на короля: высокий, статный, с чистыми голубыми глазами, черными волосами и белой прядью над левым ухом знаком отличия особы голубых кровей. Ему не хватало только... Нет, не короны, не золотой цепи, не перстней и даже не меча с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями... Шон с огорчением глянул вниз, на свои запыленные босые ноги, торчащие из бархатных штанов. Для полного совершенства ему недоставало лишь самого простого - сапог.

Добрый хозяин, заметив, как улыбка на широком румяном лице Одинокого Путника сменилась гримасой, тотчас нахмурился, осмотрел гостя с пристрастием, дабы выяснить, что же его вдруг так расстроило. Может, штаны оказались коротки? Или рубаха тесна? Или куртка жмет в плечах? Истина открылась ему, едва лишь он проследил за взглядом Шона. Тогда трактирщик подскочил к гардеробу, сунул руку в самые недра его, пошарил там, и наконец извлек на свет отличные сапоги с серебряными пряжками на ушках, кои с нескрываемым удовольствием тут же вручил другу.