Страница 42 из 113
Чтобы пройти на танцы, нужно было выполнить два условия, быть трезвым, что считалось второстепенным, а самое главное — иметь при себе красненький «чирик». Человек, пришедший со стороны, скажем иногородний, мог пройти и за четвертной, если с ним не было кого-то из местных. Конечно, доход был не совсем «того», но зато приличный. Ведь нигде не указывалось: «Вход 10 руб.», просто на кассе уже почти с самого начала висело объявление «Билетов нет». Их действительно там не было. «Голубые береты» аккуратно распределяли их между своими по госцене. Симпатичная и не очень строгая девушка, конечно, могла пройти, но при определенных условиях… Об этих условиях ей довольно вежливо и корректно намекали. Если девушка оказывалась непонятливой и соглашалась, то подходил «кавалер», чья очередь была посещать «комнату сказок». Если все укладывалось в пятнадцать минут — дежурный по «комнате сказок», стоя за дверью, хронометрировал процесс — то «кавалер» ничего не платил. Если задерживался, то минута перебора стоила рубль. Довольно скоро все «непонятливые» перестали ходить на танцы. Сначала «комната сказок» была одна, но потом, когда Иван Федорович накопил достаточно средств, он оборудовал во всех кружковых комнатах так называемые «уголки отдыха» с мягкими диванчиками, и комнат стало десять. Теперь уже можно было сдавать их и на более долгий срок, и подешевле. Для «очень хороших людей» Иван Федорович бесплатно, чисто по-дружески, уступал помещения, сооруженные рядом с подвальными спортзалами и тиром. Там была сауна с бассейном три на три метра, ковры, зеркала и так далее., Тут сложилась нормальная, застойных времен обстановка… Где-то была гласность, какие-то мелкие и вздорные людишки даже писали в инстанции, чуть ли не в ЦК. Были и комиссии из обкома, и из облисполкома. Была какая-то статейка в прессе, точнее, письмо. Но были и ежегодные победы, и грамоты, и шквал негодующих откликов на статью под общим лозунгом: «Клеветников — к ответу!» И официальное заключение: заведующий клубом — истинный борец за перестройку, клуб его и «голубые береты» — ценный опыт в борьбе с молодежной преступностью и важный вклад в военно-патриотическое воспитание молодежи. И уже появилось решение «райкобры» и «горкобры» о создании филиалов военно-патриотического клуба во всех школах и ПТУ… Нельзя же душить начинание, не те времена!
Днем, как уже упоминалось, клуб периодически арендовали разные неформалы: «мемориальщики», «памятники», «экологи», еще какие-то. Первые все пытались найти место, где захоронены жертвы сталинизма. Раз кто-то нашел Калитаики и Куропаты, значит, и здесь, поблизости, должно быть что-то такое. Перекапывать городское кладбище исполком не позволил, и «мемориальщики», испросив разрешения, провели митинг перед горкомом. Собрались человек пятьдесят, два часа покричали и разошлись, потому что ни разгонять, ни сажать их никто не стал. Их просто не заметили. После этого «мемориальщики» стали копать по лесам и болотам и в клуб приходили редко, только в очередной раз поругать покойного генералиссимуса да обсудить еще одну версию, ще могут располагаться местные Куропаты.
«Памятники» сначала искали в городе масонов, но те так глубоко законспирировались, что найти их не удалось. Зато нашелся в городе не до конца разрушенный храм Вознесения, построенный и освященный в 1908 году от щедрот купца Симеона Семизадова. Как выяснилось, церковь Вознесения стояла на фундаменте от рухнувшего в 1898 году каменного храма ΧΥΙ века, а тот в свою очередь — на месте деревянной церкви, спаленной татарами при набеге на Москву аж в 1571 году. Позже в летописях обнаружили, что и этот храм оказался не первым, самого раннего так и не нашли.
«Памятники» занялись было делом, начали восстанавливать храм Семизадова, но тут у них возникли расхождения. Некоторые заорали, что не нужно сооружать памятник самодовольному буржую, к тому же с подозрительным именем Симеон, а следует восстановить изначальный храм или хотя бы тот, который спалили татары. Однако тут возникли трения с горисполкомом, который совсем недавно отбил храм у РАПО, выкинул оттуда склад запчастей, существовавший еще со времен коллективизации, а затем торжественно водрузил на руины доску с надписью: «Памятник архитектуры ΧVI-ΧΙΧ вв, Охраняется государством».
Для того чтобы восстанавливать дубовый храм, нужно было снести то, что осталось от каменного, а на это идти не желали, поскольку уже было доложено наверх об обнаружении и взятии под охрану храма Семизадова. Кроме того, с дубами в районе была напряженка, а «памятники» требовали ставить церковь именно из дуба. Когда же где-то в глухом углу района обнаружилась невырубленная дубрава, то на ее защиту стеной встали «экологи». Эти ребята очень жалели, что поблизости нет ни атомной станции, ни химзавода, а то они бы их точно закрыли. Пока, вооруженные средствами радиационной и химической разведки, они бегали вокруг завода и искали, не загрязняет ли кто-нибудь чего-нибудь. Но назойливость их была напрасной. Завод был более-менее чистым, никаких атомных бомб не делал и даже пластмасс не выпускал. Зато огромную городскую свалку «экологи» как-то не тревожили. А именно там, на этой треклятой свалке, зарождался гнусный гнилой ручей, который тек в реку и травил рыбу и воду. Более того, когда горкомхоз собрался соорудить цех по утилизации мусора и даже закупил где-то подходящее импортное оборудование, защитники окружающей среды завопили, что утилизация мусора вызовет колоссальное загрязнение воздушного бассейна.
Никто, конечно, толком не стал слушать ни райком, ни горком, ни горкомхоз. Тут все неформалы чохом завопили о кознях аппарата, собрали толпу, провели митинг, угрожали провести забастовку и еще что-то. Начальство оглянулось наверх, а там, тоже опасаясь, что «нагорит» от еще более высокого начальства, дипломатично промолчали. В результате ящики с оборудованием были поставлены ржаветь на товарной станции, а горкомхоз надолго сел на мель.
Если бы Серега был такой же, как Гоша, то, без сомнения, подумал бы, что всех неформалов готовят в ЦРУ и тоннами сбрасывают на Советский Союз с парашютами или без. Конечно, он так не считал, но особо теплых чувств к ним не испытывал. Умные и даже интеллигентные ребята тратили время черт те на что, а жить становилось все хреновее и хреновее. Хотели они этого или не хотели, но все их дела выходили боком. Даже если бы они просто сидели и протирали штаны, то пользы было бы больше.
Иван Федорович у неформалов всех направлений пользовался репутацией либерала и плюралиста. Во-первых, позволялось проводить собрания, когда пожелаете. Два часа аренды бывшего агитпункта, ныне «общественно-политического центра», обходились в сто рублей, а кинозала — в тысячу. Но при этом можно было не беспокоиться, что помешают говорить, что начнут разгонять, выгонять и так далее. По крайней мере, в течение оплаченного времени. Чтобы неформалы не передрались, их собрания проводили в разные дни недели. Скажем, «памятники» заседали в понедельник, «мемориальщики>> — в пятницу, а «экологи» — в среду. Единственно, чего требовалось от них — это не ломать мебель и точно укладываться в оплаченное время. Если заседание затягивалось, то заходил развязной походочкой «голубой берет» и, старательно подражая незабвенному матросу Железняку, говорил: «Граждане, караул устал…» Поскольку все уже знали вторую часть фразы из учебника истории, то достаточно быстро очищали помещение.
Вот в таком клубе и работал Серега. Числился он художником-оформителем и одновременно маляром. Раньше ему доводилось малевать всяческую наглядную агитацию, теперь все больше афиши. Но и «наглядка» оставалась, хотя уже не такая. Красным по белому теперь приходилось писать чаще, белым по красному — реже. А некоторые плакаты теперь и голубым, и зеленым расписывали — плюрализм! Афиши в основном давал для видеозала, у них репертуар менялся чаще. Сема мотался по всей области, менял кассеты. Серега выбирал с кассеты какой-нибудь душераздирающий кадр, часа за два сля-пывал с него довольно похожую копию и выставлял в витрину. В неделю на витрине висело семь-восемь таких картинок. Киношные афиши получались больше, но зато и делались долго.