Волчица

Линда скривилась, Ленайна зажала ноздри:

– Ф-фу… Валим-ка отсюда!

Дальше пошли клетки с «модифицированными» созданиями. То есть, такими, которых не удалось воссоздать так, чтобы не нарушить исходный генный материал – тот оказался либо утрачен, либо испорчен чёртовой войной. Ладно, что нашёлся хоть какой-то: Ленайне до сих пор не верилось, что после того, что пережила праматерь всех людей, на ней ещё хоть кто-то и что-то смогло выжить и сохраниться!..

Павлин представлял из себя небольшую (чуть побольше ворона) зелёную птицу, из хвоста которой на три-четыре метра торчали длинные не то иглы, не то – спицы, покрытые тончайшим, в свете солнца – то изумрудным, а в тени – синим, переливающимся, словно многослойный перламутровый лак, пухом.

Красиво, мать его! Непонятно только, за каким …ем такой крошке – такой хвост?

Ага, вон оно как – позволяет привлечь самку. Ну и странные вкусы у павлиновских самок! Линда озвучила её мысли:

– Вот дуры! Лучше бы велись не на длинный хвост, а на длинный счёт в банке! Где на него нанизаны разноцветные бумажечки купюр… Да и как он может их топтать с таким балластом!

– Ну, наверное, как-то справляется… Не вымер же пока!

– А вот и вымер! Здесь сказано конкретно: восстановлен по описанию очевидцев и фотографиям туристов, ездивших аж в двадцатом веке в среднюю Азию!

Пока напарники вяло переругивались, Ленайна не без удовлетворения наблюдала, как их, оставаясь за десятки метров, опасливо обходят группы с гидами, и рассматривала фазана азиатского, (Крохотная рыже-жёлтая штуковина, почти круглая, различить, где перед, а где – зад, было бы невозможно, если б не клюв…) цесарку горную, (штуковина побольше, и серо-паутинной воздушной текстуры: словно перья кто-то долго взбивал в миксере) и голубя обыкновенного.

Последний произвёл приятное впечатление. Милый. И гугукает что-то, потешно распушив перья на груди, и вежливо кланяясь своей напарнице… А, вон оно что – у него сезон размножения. Самочка чуть поменьше, и не такая ярко-оранжевая. Скорее, кремовая. Ленайна вдруг замерла, расширив глаза – ну-ка, ну-ка!..

Ага. Вот, значит, как у птиц происходит секс – три секунды, и – всё!

Ленайна отметила, что на эти три секунды заткнулись даже продолжавшие вяло прикалывать друг друга Линда с Мишей – заинтересовались, похоже! Правда, когда самец спрыгнул со спины подруги, и встряхнулся, не могли не поржать и не поиздеваться:

– Ну ты что, парень! Так будешь делать – твоя девушка найдёт самца получше – которого хватит хотя бы на пять секунд!.. Ой-ой-ой, а где же наше мужское достоинство?!

– Вы, двое пошлых придурков! У птиц не бывает «достоинства»! Просто – семенники и яичники. А семя попадает через одно общее для… всех функций… Отверстие!

– Ой-ой, какие мы умные… Особенно, когда почитаем и посмотрим информ! А мне их теперь даже жалко. Неужели у них вот так это и проходит – всю жизнь?!

– Думаю, да. Культ из секса делает, насколько я помню справочник по медицине, только человек. И ещё делали какие-то дельфины. Которые сохранились только на фото.

– А-а, это рыбы такие?

– Нет, они, вроде, как и мы – были млекопитающие. Просто жили в морях.

– А чего ж они жили тогда в морях, если «млекопитали»?

– Да не знаю я. Может, думали, что так лучше выживут…

– Ага. Два раза. Уж по матушке-то земле так жахнули в своё время… Кто бы там выжил – в замёрзших-то льдах, в которые превратились океаны!..

– Хватит бубнить. Мне ни …рена не слышно! – Ленайна пыталась понять получше про жизнь большой панды: чёрно-бело-полосатого кругленького существа размером с баскетбольный мяч, вниз спиной висевшего на тонком хлыстообразном побеге какого-то куста, и что-то вяло пережёвывающего. Жвачку?

– Чего ты там слушаешь? – возмутилась Линда, – Ну-ка, вот я ему сейчас печенек!..

Она действительно просунула руку сквозь ячейки сетки (Не сплели ещё такой сетки, сквозь которую рука танкистки не прошла бы, словно разогретый нож через масло!) и посыпала раскрошившихся печенек прямо на животик крохи.

Эффект поразил всех!

Малыш… Заплакал!

Ротик искривился в обиде, крупные слёзы буквально градом покатились из обведённых, словно кругами из тонкой белой шёрсткой, глазниц, и существо нежно и тоненько заблеяло! Словно от обиды за то, что ему испачкали шикарный наряд!

Линда открыла рот, но сказать ничего не смогла. И сама подозрительно часто заморгала. Миша почесал в затылке. Ленайна ткнула кнопку вызова персонала.

Как по мановению волшебной палочки из домика в глубине вольера возникла девушка, сразу подбежавшая к малышу, и нежно отцепила его крохотные лапки от ветки. После чего сдула с него крошки и кусочки лакомства.

Затем, уже с питомцем на руках, укоризненно повернулась к троице:

– Пожалуйста! Больше не пытайтесь его кормить печеньями! Панды едят только листья бамбука – да и то, не каждого, а только определённого вида! А от чуждой пищи он может даже умереть!

Сообщённое настолько шокировало Мишу и Линду, что они так и не смогли закрыть рты. Пришлось отдуваться Ленайне:

– Извините нас пожалуйста. Такого, разумеется, не повторится. Надеемся, мы не успели ему сильно навредить? Он… В порядке?

– Разумеется! Разумеется. А насчёт того, что он как бы плачет… Извините уже вы. Это он так играет. На публику. Просто он сейчас остался один, и он так… Пытается вызвать к себе сочувствие! – и, уже к малышу. – Ах ты, хулиган бессовестный! Опять изображал оскорблённого и обиженного беззащитного медвежонка?!

– Чёрт!.. – вырвалось у Миши, – У него классно получается. Даже я купился!..

«Оскорблённый медвежонок» со вполне счастливой улыбкой до ушей теперь нежился в тёплых заботливых ладонях, довольно щурясь, когда тонкий пальчик почёсывал его шелковистое брюшко.

– А можно мне… тоже подержать его? – Линда так и подалась к сетке.

– Простите, нет. Ко мне он привыкал два года! Он меня чует. По запаху. А вас – испугается. Снова плакать начнёт. Вот, видите? Он у нас – умненький!

Малыш действительно с опасением косил на приблизившуюся Линду чёрным глазком. Даже «улыбаться» перестал. Линда обиженно отошла. Ленайна сказала:

– Благодарим за интересный рассказ. И показ. Он у вас симпатичный. И ручной. Надеюсь, мы не нанесли ему вреда.

– Нет-нет, всё в порядке. Сейчас я пойду приведу его в порядок, почищу, поиграю с ним, и снова посажу на ветку. Спасибо, что посетили наш Зоопарк. До свиданья. – девушка двинулась к домику, что-то нежно воркуя на ходу.

– Мне мишка понравился. – прокомментировал Миша, когда за ними закрылась дверь служебного домика, – Очень… Милый. Хоть и капризный. А ещё – прирождённый артист. Ему бы в визиофильмах играть.

– Да, артист… И капризный. Но всё равно. Ленайна! Я хочу такого!

Ленайна, чего-то такого и ждавшая, (Ещё бы! Чуяла же и эмоции и мысли напарницы!) тяжко вздохнула. Потом, уже спокойней, сказала:

– Я так понимаю, ты хочешь завести такого питомца только для того, чтобы когда нас грохнут, всё наше бабло досталось ему? Или – зоопарку?

Линда долго молчала. Потом плечи опустились. В голосе послышались рыдания:

– Нет! Нет, я не этого хотела!.. Какая ты грубая. Жестокая! Да, я и без тебя знаю, что рано или поздно нас всё равно убьют! Но… я… Нет, я не хочу умирать! – Ленайну резануло по сердцу, когда она увидала, что сквозь пальцы, закрывшие лицо, пробиваются блестяще-мокрые ручейки.

– Дурёха старая! – Ленайна поторопилась обнять Линду за вздрагивающие плечики. – Никто, конечно, умирать не хочет! Но ты всё-таки подумай: вот заведём мы такую зверушку, вот даже накормим её чёртовыми бамбуковыми листьями… А когда нас – не дай Бог! – за…ят – кто о ней позаботится? Значит – снова в зоопарк?! А если она к нам успеет привыкнуть? Будет, значит, тосковать! Не жалко так расстраивать малыша?!..

Осторожно к ним подобрался Миша – неуклюжий, словно давешний медведь, он, сочувственно сопя, обнял их обеих, прижав к могучей груди. Проворчал: