Страница 49 из 61
Ясмин кивнула, но продолжала смотреть на меня, склонив голову набок. Я проверил, на месте ли ключи и все, что мне может понадобиться — в особенности моя аптечка. Потом пошел к парадной двери.
— Марид? — позвала она.
Я обернулся к ней.
— Я не хочу быть женой номер два. Я не хочу быть служанкой Индихар и ее детей. Я хочу, чтобы со мной обходились так же, как с нею, как говорит святой Коран.
Я кивнул.
— У нас куча времени, — сказал я. Я пересек комнату и встал на колени, чтобы поцеловать ее на прощанье. Это был долгий, нежный поцелуй, и мне было жаль прерывать его. Затем я встал, вздохнул и закрыл за собой дверь.
Йа Аллах , во что эти наркотики втянули меня сейчас?
Снаружи на улице стояло серое сырое утро. Оно полностью соответствовало моему настроению, но легче мне от этого не стало. Я пошел по улице от Четырнадцатой до восточных ворот. Я опустил голову и шел близко к витринам, надеясь, что никто меня не узнает. Я сейчас был не в настроении встречаться с Саидом Полу-Хаджем или Жаком, или еще с кем из моих старых приятелей. К тому же у меня едва оставалось время на то, чтобы вернуться домой, принять душ и сменить одежду для встречи с Абд ар-Раззаком.
И конечно, как всегда, все мои желания были вселенной по фигу. Я прошел всего полтора квартала, когда пронзительный голос возопил:
— Аль-Амин! О великий!
Я вздрогнул и обернулся. Там стоял тощий мальчишка лет пятнадцати, выше меня ростом, в драной белой рубахе и белых штанах. Казалось, его грязные ноги никогда не знали сандалий. На его грязной шее узлом была завязана кафия в красно-белую клетку.
— Да будет светло твое утро, о шейх, — радостно сказал он.
— Ну, — спросил я, — сколько тебе надо? — Я полез в карман и вытащил скомканные купюры.
Он ошарашенно посмотрел на меня, затем огляделся.
— Я не из-за денег, шейх Марид, — сказал он. — Я хотел тебе кое-что сказать. За тобой следят.
— Что? — Эта новость по-настоящему напугала меня, и я почувствовал себя несчастным. Интересно, кто привесил мне хвост — Хаджар, Абд ар-Раз-зак или Абу Адиль?
— Это правда, о шейх, — сказал парень. — Пройдемся вместе. По другую сторону Улицы, где-то в полутора кварталах позади, сидит жирный кяфир в небесно-голубой джеллабе. Не смотри на него.
Я кивнул.
— Интересно. Он что, всю ночь торчал перед домом Ясмин и ждал, пока я вылезу?
Парнишка рассмеялся:
— Мой приятель сказал, что да.
Это ошеломило меня.
— Откуда вы могли знать, где я был прошлой ночью?
— Не купишь ли мне чего поесть, отец щедрости? — попросил он.
Мне это понравилось. Мы повернули и пошли назад, к более чем приличному японскому ресторанчику «Киоши» на Четырнадцатой южной улице. Я долгим взглядом окинул здоровенного типа, который безуспешно пытался не казаться подозрительным. С виду он не был опасен, но это ничего не значило.
Мы сели в закутке, глядя на голографическую рок-группу, что появилась между нами. Хозяин ресторанчика воображал себя музыкантом, и его группа развлекала гостей у каждого стола, хочешь ты этого или не хочешь. Мы с парнишкой заказали по цыпленку хибачи. Этого хватит, чтобы поговорить.
— Ты наш защитник, йа Амин, — сказал мальчишка, жадно заглатывая еду. — Всякий раз, как ты появляешься в Будайине, мы наблюдаем за тобой. У нас есть система сигналов, поэтому мы всегда знаем, где ты. Если тебе понадобится помощь, мы появимся в любой момент. Я рассмеялся:
— Я ничего не знал об этом.
— Ты сделал для нас доброе дело, открыв ночлежки и бесплатные кухни. Потому этим утром мои приятели сидели и ждали, пока ты не выйдешь от этой сексобменки Ясмин. Они заметили, что и этот кяфир тоже следит. Когда я проснулся, они рассказали мне об этом. Послушай, когда услышишь вот это, — он насвистел знакомую детскую песенку, которую знали все дети в городе, — знай — мы рядом и предостерегаем тебя. Значит, за тобой следят или тебя ищет полиция. Когда услышишь эту мелодию, тебе лучше будет на время скрыться с глаз.
Я выпрямился, обдумывая его слова. Значит, детская гвардия прикрывает мне спину. У меня сразу улучшилось настроение.
— Не знаю, как и благодарить, — сказал я.
Мальчишка развел руками.
— Не стоит благодарности, — сказал он. — Мы хотели бы сделать больше. Сейчас моя семья, конечно же, нуждается сильнее других, и потому у меня не так много времени на…
Я понял сразу же. Снова вытащил купюры и вынул сотенную. Подвинул ее к нему.
— Бери, — сказал я. — На жизнь твоим благословенным родителям.
Мальчишка взял купюру и изумленно воззрился на нее.
— Ты даже благороднее, чем рассказывают, — пробормотал он и быстро убрал деньги.
Ну, уж благородным я себя никак не чувствовал. Я дал парнишке несколько баксов во имя собственных интересов, и сотня киамов не слишком облегчила мой банковский счет.
— Хорошо, — сказал я, — доедай. Мне надо идти. Я буду бдительным. Как тебя зовут?
Он посмотрел мне прямо в глаза:
— Я Гази, о шейх. Когда услышишь два коротких низких свистка, а затем один высокий и длинный, это значит, что один парень передает дежурство другому. Будь осторожен, аль-Амин. Мы, жители Будайина, зависим от тебя.
Я погладил его по длинным грязным волосам.
— Не беспокойся, Гази. Я слишком люблю себя, чтобы умереть. В мире слишком много прекрасного, чего я не успел изведать. И лишь некоторые важные дела держат меня здесь.
— Такие, как деньги, спиртное, карточная игра и Ясмин? — хмыкнув, спросил он.
— Эй, — сказал я, — ты слишком много обо мне знаешь!
— О, — весело сказал он, — все в Будайине знают об этом!
— Какой ужас, — пробормотал я.
Я снова прошел мимо жирного типа, который засел напротив японского ресторанчика, и двинулся по Улице к восточным воротам. За спиной и впереди меня кто-то насвистывал детскую песенку. Всю дорогу я шел ссутулившись, словно в любой момент мне могли всадить пулю в зад. Тем не менее я спокойно дошел до другого конца окруженного стеной квартала, и никто на меня не набросился. Я сел в машину и увидел, что у меня на хвосте повисло такси. Мне было все равно — я ехал домой.
Я крался по лестнице вверх, надеясь, что ни на кого не нарвусь, но удача снова повернулась ко мне спиной. Сначала мне попались Тарик и Юссеф. Они не сказали ни слова, но лица у них были мрачны, и ничего доброго это не предвещало. Я почувствовал себя бесполезным наследником-пьяницей, пускающим по ветру деньги большой семьи. Когда я добрался до своей комнаты, меня в дверях встретил Кмузу.
— Хозяин дома очень, сердит, йа Сиди, — сказал он.
Я кивнул. Этого я и ожидал.
— Что ты ему сказал?
— Я сказал, что ты рано встал и ушел. Я сказал хозяину дома, что не знаю куда.
Я облегченно вздохнул.
— Хорошо, когда снова будешь говорить с Папой, скажи ему, что я ушел с Жаком, чтобы посмотреть, как идут дела с нашим проектом цифровой связи.
— Но это же ложь, йа Сиди. Я знаю, где ты был.
Мне стало любопытно, как он об этом узнал.
Может, жирный чернокожий, который висел у меня на хвосте, работал вовсе не на плохих парней?
— Разве ты не можешь чуть-чуть приврать? Разок? Ради меня?
Он сурово посмотрел мне в глаза.
— Я христианин, йа Сиди, — только и сказал он.
— Все равно, спасибо, — сказал я и протиснулся мимо него в ванную.
Я долго стоял под горячим душем, чтобы тугие струи промассировали мою гудящую шею и плечи. Я вымыл голову, побрился, постриг бородку. Мне стало получше, хотя я и спал всего несколько часов. Я долго рылся в своем гардеробе, решая, что лучше надеть для встречи с имамом. Из некоего упрямства я выбрал консервативный деловой костюм голубого цвета. Я теперь почти не носил европейской одежды и, даже когда мне приходилось это делать, я избегал деловых костюмов. Кмузу пришлось повязать мне галстук — я не знал, как это делается, и упорно Не хотел этому учиться.