Страница 10 из 50
— Вечно цмок во всем виноват... — проворчал Белорецкий. — Лишь однажды я слышал более справедливую трактовку, лирник пел на Нижнем рынке: "Откуда ни возьмись, взялся тот святой Юрий и убил невинного цмока"...
— А что случилось с невестой рыцаря? — спросила Дорота. Ной пожал плечами.
— Об этом история молчит. Или так и осталась невестой, или вышла замуж за другого... Какие еще варианты?
— Я знаю историю про одну невесту... Только не слишком веселую, — сказала Зося.
— Ну вот и расскажи! — обрадовался Влад. — А то все уже что-то рассказали, а вы, барышня, только с драконом возитесь.
Зося раздраженно фыркнула, но рассказ начала.
История о золотогорской невесте
Однажды к матери пришла заказчица. Случилось это темным осенним вечером, когда голые ветви деревьев отчаянно тянутся к окнам, и последние мокрые листья, сорванные ветром, стучатся в стекло, словно самоубийцы. Заказчица была сухопарой и строгой немкой неопределенного возраста, в плоской шляпе с крохотной вуалью, неожиданно задиристо откинутой набок — видимо, ветер постарался. Немка осмотрела нашу квартиру, которая служила одновременно и мастерской, но невозможно было ничего прочитать на ее немного мужеподобном лице: презирала она нашу бедность, или ничего особенного в вынужденной скромности квартиры не видела?
Заказ был неожиданный: свадебное платье! Нет, не для нее самой — посетительница даже скривила губы в иронической улыбке, — а для дочери ее хозяев, шестнадцатилетней девушки. Вот и мерки все уже сняты — на листок записаны...
Мама моя растерялась — до сих пор ей не приходилось шить свадебные платья. Множество швей, однако, именно этим и занимаются... Тем более за деньги, которые гостья предложила, можно было заказать костюм в самом шикарном ателье на Губернаторской!
— Понимаете, фрау, мы не хотели бы обращаться в известное ателье! – с некоторой неловкостью в голосе ответила немка. — Нам нужно, чтобы наряд был сшит за двое суток, фасон, украшения — все на ваше усмотрение. И... чтобы об этом вы особенно никому не рассказывали.
Аванс был буквально всунут в мамины руки...
— А где состоится венчание? — успела только спросить мама. Немка немного промедлила с ответом:
— В костеле на Золотой Горке, фрау. Я приду за заказом в субботу утром.
Надо ли говорить, что мать отнеслась к заказу с некоторой опаской, и считала, что ввязалась в какой-то грех, а я — наоборот — с восторгом. Конечно, я все вообразила до мелочей. Верная служанка заказала свадебное платье для своей молодой хозяйки, которая решилась на запрещенный родителями брак... Это будет тайное венчание. Жених, конечно, неимущий. Но ужасно красивый, талантливый и смелый. И сама барышня не менее красивая и смелая... Как мне хотелось, чтобы платье получилось как можно лучше! Но мать и так хлопотала по полной — она была действительно прекрасной швеей... Если бы меньше старалась угодить заказчикам — так, может, не заработала бы после чахотку. Беленький шелк с изысканным узором из лилий, кружева, розочки из атласа... А мне все казалось, что вот, если бы еще пару дней — какую красоту можно было бы создать! Я обметывала швы всю ночь — я же лет с пяти, как только научилась держать в руках иглу, помогала матери, поэтому сейчас ненавижу всякое шитье и вышивание. Привносила в фасон свои фантазии — где добавлю бусинок, где присоберу кружева, так, как видела в магазине на Ратушной площади... В конце, когда уже все было готово, я подошла к белой призрачной фигуре — в свете свечи казалось, что платье на кого-то одето, и белая фигура вот-вот сдвинется с места... Я еще раз во всех подробностях представила, как завтра наденет этот наряд, скрываясь от мира, красивая бледная девушка, выйдет из черного хода к экипажу, где уже ждет жених — может быть, гусар, потомок обедневшего рода, может, молодой поэт... В храме — никого, кроме свидетелей, никакой пышной свадьбы... И мне захотелось еще чем-нибудь добавить блеска тайному венчанию. Я сняла со шкафа мамину шкатулку для всяческих блестящих мелочей, настоящую сокровищницу Алладина, с брошками, цветами, бархотками, достала лилию из искусственных жемчужин — в детстве я любила ею играться, и пристегнула ее на корсет платья, там, где сердце.
Но когда я утром проснулась, оказалось, что платье уже забрали — я пропустила самый интересный момент, когда можно было понаблюдать, порасспрашивать... Мать только сказала, что пришла та самая немка — ни свет, ни заря, заплатила — и исчезла...
И надо же было такому случиться, что назавтра мать достала со шкафа свою зеленую шкатулку и стала перебирать блестящие штучки —понадобилась какая-то бусина для очередной кофточки... Почему-то в мамином голосе, когда она спросила про лилию, была настоящая тревога... Я, конечно, не стала ничего скрывать — ведь не видела ничего плохого в своем поступке. Но... Оказывается, брошь подарил моей бабушке мой дед, она была на свадебном платье моей матери... Короче, я растранжирила свое наследство (цена которому пять копеек, как я прокомментировала в мыслях), и его следовало вернуть вместе с дорогими воспоминаниями.
Мать по-настоящему расстроилась, спорить было бесполезно... В конце концов, мне где-то в душе и самой было интересно снова прикоснуться к истории с таинственной свадьбой. Стоит представить себя Натом Пинкертоном — не смейтесь, я тогда старательно собирала все эти брошюрки народной библиотеки с приключениями великого сыщика — и тайна раскроется. Немка сказала, что венчание должно было состояться в Золотогорском костеле в субботу. Значит, я узнаю имена жениха и невесты.
Но в костеле сухонький слуга с острым, как клюв, носом так же сухо и остро сообщил мне, что никакого венчания в субботу в храме не было. Я растерялась, а потом заподозрила остроносого в неискренности: конечно же, венчание тайное... Но осторожные расспросы прикостельных старушек также ничего не дали...
— Ну какое же венчание, деточка! — чуть не с сочувствием сказала сухонькая старушка в черном платке, похожая на монахиню.— Отпевали вчера... Такую же молоденькую девочку. Как ты...
Вторая старушка, в старомодном чепце, с подслеповатыми, но все еще синими глазами, суетливая, как лесная птица, вмешалась:
— Да, да, хорошенькая такая девочка... ангелочек... Часто сюда ходила... В свадебном платье хоронили, так она, как королевна, лежала. Вся в цветах, в кружевах. Перчаточки белые-белые. Платьице с оборками, ткань вся в лилии... Бедная девчушечка... Поскользнулась на мосту, что через Лошицу, упала — а там колья в дно понатыкали... Это не иначе Ледаштик подстроил, злой дух.
— Не Ледаштик, а русалки! В Лошице русалки водятся! — заспорила вторая старушка.
— Какие русалки осенью? Ледаштик! Шевродь этот одноглазый особенно женщин ненавидит и девочек, глянет глазом своим — и ум замглится... С чего бы девчушке с моста падать?
Тем временем вторая старушка завела длинное, словно осенний вечер, рассуждение о тех, кого Господь призывает к себе первыми, но я почти этого не слышала. Все мои фантазии разлетелись, как лепестки искусственной розы, с которой неумелая рука сорвала нить... Счастливая невеста, жених-красавец... А на самом деле сказочная шелковисто-кружевная краса и мамина брошь — здесь, рядом, под слоем земли, влажной и тяжелой, как сама необратимость. Теперь понятно, почему обратились к бедной швее, а не в модное ателье — никто не хочет омрачать настроение заказчиц, которые могут узнать, что рядом с их символом счастья шили наряд для покойницы. Слухи в местечке разносятся быстро...
Я медленно пошла на кладбище. Последние золотые листья сыпались на могилы... Действительно, Золотая Горка... Я вспомнила расказы о другом золотом дожде, который тут сыпался — когда сто лет назад здесь пировала холера и собирала жертвы не меньшие, чем чума. А по-моему, так лучше чума, или, как у этой несчастной девушки, нелепый случай, чем умирать от, простите, расстройства желудка. Люди отчаялись и не знали, как остановить поветрие. Набивались аж по крышу в старый деревянный храм на Золотой горке... Потом, конечно, кто-то сказал, что если храм, Божий дом, такой бедный и тесный, это большой грех... И не потому ли Господь прогневался и попустил быть мору? Какой-то доктор — а другие говорят, ксендз — выйдя из костела, разослал на земле свой плащ и бросил на него первые золотые монеты... Другие прихожане поспешили также внести пожертвования — и скоро на плаще выросла золотая горка... Как по мне, построили бы на те деньги госпиталь, закупили хороших лекарств, провели водопровод, чтобы минчане не брали воду из этой помойной ямы — Немиги... Что ж, теперь я могла считать, что и наша семья внесла свой вклад в освященное место в виде фамильной броши...