Страница 13 из 24
Все мысли Изабеллы сосредоточились на этих встречах, и её чувство к Дартуэю стало настолько сильным, что она с ужасом думала о скором приезде мужа и о том, что вскоре ей вновь придётся делить с ним постель. Единственными, кто догадывался, в каком аду она живет, были её братья.
Встревоженные Смиты поспешили навести справки об упорном обожателе. Сведения оказались неутешительными. Не было более неподходящего поклонника для их сестры, чем этот беспринципный повеса.
После смерти бездетного дяди сэр Уильям должен был унаследовать титул лорда. Сейчас он подвизался в министерстве иностранных дел в качестве секретаря, но обольстительная внешность и умение очаровывать предвещали успешную карьеру на дипломатическом поприще. Зато финансовое положение джентльмена было далеко не блестящим, и дела Дартуэя могла поправить только выгодная женитьба. В светских салонах любили гадать, кто из богатых невест станет избранницей столь многообещающего молодого человека, но тот пока не спешил идти к алтарю.
Вывод братьев был однозначным - от этого человека нужно бежать, как от зачумленного.
- Он погубит тебя ради трех минут удовольствия. И хорошо, если не ославит шлюхой среди своих друзей - светских бездельников, чтобы те развлекались, освистывая тебя при встрече! - в гневе заявил старший брат.
- От такого распутного хлыща можно ожидать только беды! - поддержал его и Джек. - Раз Дартуэя даже беременность не фостанавливает... Беги, сестра, беги! Сатана силен, вдруг да не выдержишь? Мы сами проконтролируем ваш бизнес. Глаз не спустим с управляющих!
И Изабелла убежала, то есть скрылась в Лонгвуде. Там произвела на свет дочь, и провела месяц после родов, решив не возвращаться в Лондон пока не приедет муж. А мистер Джонсон, как на грех, почему-то задерживался в поездке.
Появление Беатрис примирило её с ненавистным браком, но было и ещё кое-что.
Незадолго до родов Изабелле пришлось пережить очень непростой разговор со своей горничной, которая сначала внезапно исчезла из дома в неизвестном направлении, а потом вернулась, но уже с новорожденной девочкой на руках.
- Это ребёнок вашего мужа, мэм! Я бедная девушка и не могу содержать его.
Изабелла не вчера родилась, и поэтому хмуро усомнилась в словах служанки, решив, что та пытается при помощи такой грубой лжи выманить у неё денег. И тогда девушка, презрительно фыркнув, с грубой прямотой пояснила:
- Вы, мэм, в постели как сырое полено! Сколько вас не разжигай, только едкий дым и ни капли тепла. Вот мистер Джонсон и стал поглядывать на сторону, но ведь не к проституткам же ему от такой красавицы ходить. Гоничные и почище будут, да и всегда под рукой. Если мадам не научится угождать мужу, то устанет менять прислугу.
Надо сказать, что в ту эпоху беременная от хозяина горничная ажиотажа не вызывала. Никого особо не возмущало, когда состоятельный джентльмен, завидев застилающую постель или моющую полы служанку, торопливо расстегивал панталоны и без лишних слов пристраивался сзади. Изнасилование служанок стало настолько обыденным делом, что воспринималось их хозяйками не иначе, как легкое бытовое неудобство, которое можно сгладить, заплатив пострадавшей несколько мелких монет.
Наиболее остроумные дамы, сквозь пальцы (а иногда и с заметным облегчением) поглядывающие на "проказы" супругов, называли таких горничных "ночными горшками". И в последствие заметив, как красноречиво округляется талия служанки, с досадой жаловались какой-нибудь подруге, заглянувшей на чашечку чая.
- Наш "ночной горшок" опять расплескался! Придется искать новую горничную. У тебя нет кого-нибудь на примете?
Забеременевших девушек, за редким исключением, выгоняли на улицу, и, пристроив родившегося ребёнка в приют, те зачастую пополняли ряды лондонских проституток. А если удавалось получить от снисходительных хозяек хорошую рекомендацию, они вновь нанимались горничными, и никто не мог гарантировать, что на новом месте всё не повторится сначала. Правда, некоторым даже нравилось распутничать с хозяевами, и к ним, видимо, относилась любовница мистера Джонсона.
Однако Изабелле, в силу её происхождения, был чужд циничный и снисходительный подход к подобным вещам. Она разгневанно вырвала девочку из рук мамаши.
- Денег не дам - сама позабочусь о младенце! А тебя, чтобы я больше никогда здесь не видела! Сунешь нос - обвиню в воровстве!
- Истинные леди так себе не ведут!
- Ты ещё будешь меня учить! Пошла прочь!
- Мне бы рекомендацию...
- Не дождешься!
Грубо, ничего не скажешь, но миссис Джонсон стало настолько обидно, что её муж искал утешения в объятиях служанки, что женщина едва сдержалась, чтобы не вцепиться мерзавке в волосы. Если бы она по-прежнему была цветочницей Бетси, то так и сделала, но... миссис Изабелле Джонсон - жене богатого торговца ни к лицу царапаться.
Впоследствии, заботу о девочке Изабелла стала считать своим долгом, ведь если бы не её отвращение к Джонсону, эта малышка не появилась на свет, заранее обреченной на холод, голод и издевательства окружающих. Да и не смогла бы она подвергнуть сестру своей дочери всем кошмарам существования на лондонском дне, которые испытала когда-то сама. Став крестной матерью Мэри, она заботилась о ней не меньше, чем о родившейся через месяц Беатрис и любила их в равной степени.
Возможно, их платонический роман с обольстительным Дартуэем так ничем и не закончился - Уильям уехал бы по посольским делам в дальние страны, а Изабелла постепенно успокоилась и выкинула его из головы. Но в дело вновь вмешалась судьба - недалеко от маленького поместья Джонсонов находилась богатая усадьба лорда Уэсли. Ещё со времен учебы в привилегированном колледже святой Магдалены Уильяма и Джорджа связывали узы дружбы.
Пытаясь хоть каким-то образом увидеться с неприступной красавицей, Дартуэй приехал в гости к Уэсли и первую же ночь встретил в парке Лонгвуда.
Боже, какая это была ночь, даже спустя много лет, у Изабеллы краснели щеки и учащалось дыхание при воспоминании о миге, когда она увидела под своим окном темную фигуру.
Полнолуние в том году выпало на конец апреля. Молодой женщине не спалось - какая-то неясная тоска томила её сердце, прогоняя сон и заставляя мечтательно любоваться тревожно сияющей голубоватой луной. Изабелла взобралась на подоконник, распахнула окно и глубоко вдохнула головокружительный запах цветущих деревьев. Как же прекрасен был парк, залитый лунным светом! Деревья отбрасывали на дорожки аллей кружевные таинственные тени. Томительно и одновременно сладко кружилась голова, и хотелось чего-то такого, чему и названия не подобрать. Изабелла в последний раз обвела тоскующим взглядом парк, и уже было собралась закрыть окно, когда ей показалось, что одна из теней внизу шевельнулась. Напуганная присутствием посторонних женщина замерла, пристально всматриваясь в темноту.
Очевидно, сообразив, что его заметили, незнакомец вышел из тени, и она сразу же узнала Уильяма Дартуэя. Несколько минут они пристально смотрели друг на друга, а затем возмущенная Изабелла решила спуститься в сад и в резких выражениях указать наглецу, преступившему все мыслимые пределы приличий, что её оскорбляет столь навязчивое преследование.
Намерения миссис Джонсон были чисты, но в её окружении не нашлось женщины, которая бы объяснила Изабелле, насколько безрассудно и опасно оказаться в ночном саду наедине с мужчиной, которого давно и тайно любишь.
Тихонько, стараясь не разбудить прислугу, она выскользнула из дома. Уильям ждал её на том же самом месте - под окном. Похоже, он не удивился при виде возникшей перед ним женской фигуры, и только с силой ухватив её за руку, увлек вглубь аллеи подальше от дома. И растерянно семенящая за ним Изабелла нервно заговорила, чтобы побороть всё больше охватывающее её смятение:
- Ваше поведение возмутительно! Как вы осмелились здесь появиться?! Я, по-моему, никогда не подавала вам повода... У меня муж, ребёнок..., прошу, оставьте нас в покое!