Страница 42 из 49
— Н-не знаю… Мне бы лекарства какого-нибудь… — И Ленька устало прикрыл глаза, будто ему стало совсем плохо. Он и в самом деле чуть не валился с ног: он боялся, что Кривой обо всем догадается.
— Где же я возьму лекарство! — возмутился Митя.
Кривой, которому хотелось остаться наедине с самим собой и страшно было после этой ночи встречаться с товарищами по группе, сказал:
— Чего парня мучить? Раз захворал — пусть домой идет.
— Но этот пост нельзя оставить без человека!
— Нельзя, значит, я и останусь. А вы и без меня обойдетесь.
— Хорошо. Я так и доложу Никифорову.
Кривой сверкнул глазом, промолчал.
— Ну что, пошли! — кивнул Митя Леньке.
Они медленно двинулись в глубь бора, и Кривой слышал, как Митя выговаривал товарищу:
— Знал, что холодно, чего тулуп не взял? Чего мерз? И катанки можно было принести…
Ленька молчал.
В глубине бора, когда ребята отдалились от поста настолько, что Кривой не мог ни видеть, ни слышать их, Ленька схватил Митю за руку.
— Кривой — предатель! — хрипло прошептал он.
Митя ошалело вытаращил глаза.
— Ты что, рехнулся? Или бредишь?
— Митя, он — предатель!.. — выдавил Ленька, у которого от волнения перехватило горло. — Я все видел… Он сказал: «Хомен ёл мина ляхтэн кескелэ сод…»
Митя крепко тряхнул Леньку за плечи.
— Ты што мелешь?! Што ты видел, што?! — зашипел он совсем как Федор Савельевич. — Кто выйдет на середину болота?
— Да он, Кривой!
— Кому сказал? Говори толком!
— Митя, бежим! Нам нельзя терять время! Я все расскажу. Я ведь совсем не больной, я только притворился, чтобы с поста уйти, чтобы сказать тебе… — И Ленька рванулся вперед.
Они бежали рядом, и Ленька рассказывал о том, что произошло ночью. Когда он кончил, Митя сказал:
— Будешь докладывать Никифорову, не вздумай говорить о предательстве: такими словами бросаться нельзя.
— Знаю! Я только тебе сказал… Мне так кажется…
На рассвете Никифоров принял срочную зашифрованную телефонограмму из штаба истребительного батальона, в которой сообщалось, что в районе болот между Шухтой и Сухогорьем противником сброшен десант. Штаб приказывал привести группу в боевую готовность и укрепить посты. Предполагалось, что целью десанта являются диверсии в тылу.
И вот уже в сельсовете под видом заседания сельского актива собралась вся группа Никифорова. Не хватало только Мити, посланного за Василием Тихомировым.
— Будем ждать или начнем? — спросил Никифоров. Он сидел за столом, сцепив большие красные руки с коричневыми от табака пальцами.
— Да, поди, начинать надо, — за всех ответил Федор Савельевич.
Никифоров свернул длинную толстую цигарку, закурил, выпустив из ноздрей две струи синего дыма, прокашлялся.
— Дело такое. Где-то в районе Мярг-со сброшен десант диверсантов. Нам предложено укрепить посты. Расположение постов вы знаете. Силы наши все тут. Давайте решать.
Леваков, секретарь территориальной партийной организации, сухонький мужичок с живым, гладко бритым лицом, близоруко сощурился и, подумав с минуту, сказал:
— Десант одним отрядом держаться не станет. На звенья разобьется. Такая уж диверсантская тактика. Поэтому я предлагаю создать свои микрогруппы, человека по три, и направить их, кроме постов, на мельницу — охранять мост на большой дороге, — на центральную ферму, ну и к хлебным складам. Таким образом мы возьмем под свой контроль наши опорные пункты и основные объекты, на которые может быть направлена диверсия.
Федор Савельевич крякнул.
— План хороший, — сказал он, — только за болотом десант делиться не станет. Он весь через болото ходить будет, а потом делиться будет. Ихний ероплан над болотом не зря летал. Путь смотрел, куда ходить. А путь из-за болота один: на Нена-мяги..
— Но мы не знаем точно, где именно сброшен десант! — заметил Никифоров.
— А што знать? Ежели бы на этой стороне болота, наши посты услышали бы; ежели к западу, там серковские посты дежурят, к востоку — армейские дозоры до самой Мальменьги. По-моему, за Мярг-со самое пустое место — хорошее для десанту место. Оттуда их ждать надо. И всем нам на Нена-мяги ходить надо…
Дверь распахнулась, на пороге показались Митя и Ленька.
Все поняли, что на третьем посту уже что-то случилось.
Под напряженными взглядами полутора десятка людей Ленька, вытянувшись перед Никифоровым, обстоятельно докладывал о ночном происшествии.
Когда он кончил, с минуту стояла гнетущая тишина. Потом мужики стали передавать друг другу свернутую гармошкой газету, тихо отрывали от нее по листочку, и было слышно, как крупчато шуршала о бумагу махорка.
Никифоров, только что раздавивший свой окурок в жестяной банке, тоже крутил цигарку. Густые седеющие брови его были сдвинуты.
— Ты ничего не прибавил? Ничего не перепутал? — спросил он наконец у Леньки. — Ты хорошо видел, что этот человек поднял винтовку с земли и разрядил ее?
— Все это я видел.
— Н-даа… Этто новость. Это такая новость!..
— Тут всякое можно думать, — подал голос Леваков. — Не попросить ли помощи у солдат?
— Я тоже об этом подумал, — быстро сказал Никифоров. — Предполагать, конечно, можно что угодно. Но не будем гадать… Третий пост я беру на себя. Надеюсь, из Мальменьги подкинут помощь. Ребята остаются со мной. Связными. Штаб — в Коровьей пустоши, у Федора Савельевича. Остальные — по семь человек — на первый и второй пост. На мелкие группы дробиться не будем, рискованно: вдруг Мальменьга не сможет помочь? Старшие: на первом посту Леваков, на втором Зорин. Сорвется с Мальменьгой — пришлю связных, и тогда все сосредоточимся на третьем посту. Если связные не придут, останетесь на местах до шести утра. Пароль — «ребой». Вопросы есть?.. Нет? Тогда все.. Леваков и Зорин! Распределите людей и приступайте к выполнению задания.
…Через четверть часа можно было видеть, как на дорогу из села Куйв-мяги на гнедой лошади вылетел всадник. Низко склонившись в седле, он карьером понесся в сторону Мальменьги. Это был Митя Кириков.
Никифоров сам решил сходить на третий пост, чтобы встретиться с Кривым один на один. Федор Савельевич одобрил это намерение, а Ленька испугался: «Если Кривой предатель, он может убить командира, или сам Никифоров как-нибудь проговорится, и тогда Кривой поймет, что предательство его раскрыто».
Но свои сомнения Ленька не решился высказать вслух. Лишь в последний момент, когда уже в Коровьей пустоши у дома Кириковых Никифоров остановился и сказал: «Ну, я пошел!», Ленька не выдержал:
— Павел Иванович! Возьмите и меня с собой. Я вам не помешаю.
— Нет. Тебе нельзя на посту появляться, — хмуро ответил Никифоров и добавил, чуть-чуть улыбнувшись: — Ты ж больной!
— А я спрячусь, и он ни за что меня не увидит.
— Нет, нет. Так рисковать нельзя.
— Но вы больше рискуете!
— Ты думаешь, рискую? — Никифоров посмотрел в рыжеватые Ленькины глаза и, видно поняв, что творится у парнишки в душе, раздумчиво сказал: — Ладно. До опушки проводишь…
И они пошли — большой, угловатый и грузный Никифоров и сухонький, но жилистый и шустрый, как молодой петушок, Ленька.
— Значит, боишься за меня?
— Боюсь. Если он продался, то что хошь может сделать!
— «Продался»… Это страшное слово. Подозрение в таком деле — самое жестокое подозрение.
Ленька покраснел: как он мог забыть предупреждение Мити — не говорить таких слов!
— А тот, в накидке, и о деньгах что-то говорил, — вспомнил он вдруг.
— О деньгах? Что он говорил о деньгах? И почему ты раньше этого не сказал?
— Так я же не знаю, к чему он упомянул деньги! Мелькнуло слово «деньги», и все. А к чему, зачем, я не понял…
Сейчас, когда отхлынуло волнение и нервное напряжение, когда не нужно было удерживать в голове последнюю не до конца понятую фразу, сказанную Кривым, в памяти неожиданно начали всплывать все новые и новые слова, которые Ленька слышал ночью.