Страница 46 из 61
- Отец!
Тот отстраняет его и сурово спрашивает:
- Ты был с ними?
Парень колеблется, не зная, правда или ложь больше разгневают его родителя. Я вмешиваюсь:
- Нет, сир! Рони охранял путников на южных дорогах. Я встретился с ним, когда он нанялся к странствующим актёрам. Могу засвидетельствовать, что если было необходимо защитить их от опасности, вёл он себя весьма достойно. И очень неплохо научился сражаться на кинжалах.
Занятие охранника не считается особо почётным, но оно вполне приемлемо для небогатых благородных. И в случае чего я и правда могу подтвердить, что видел Рони в деле.
Его отец глядит на нас с сомнением, но уже без гнева.
Тем временем, к воротам приближаются урготские войска, ведомые штатгальтером Роотом. Наши стрелки и простолюдины уже взбираются на стены, становясь туда, где людей всё ещё слишком мало. Кто-то из них тащит по лестнице ведро дымящегося вара, кто-то попросту кладёт себе за пазуху лежащие на земле булыжники.
Мы с Миро тоже поднимаемся наверх на галерею, чтобы разглядеть врагов. Сейчас в армии Роота можно увидеть и сосчитать уже каждого. Я прикидываю её силу: если во время марша всем казалось, что победить нам будет невозможно, то сейчас мне представляется, что это просто будет довольно трудно. Роот не мог привести много войска, и понадеялся, что ворота ему откроет предательство - вот только предателей было меньше, чем он полагал. Собравшимся в Вилаголе следовало бы дать ему бой в поле перед городом, тогда, пусть не с первого раза, у нас будут шансы их разгромить. Но для сражения надо согласовать действия командиров и перестроить армию, а времени на это у нас нет.
- Я иду к Атке, - тихо говорит мне Миро. - Он сейчас командует теми, кто обороняет вторые городские ворота. Не знаю, долго ли мы будем вести переговоры, и чем дело кончится. Имей в виду, мне сказали, что молодой Архивариус уже в городе.
- Они уверены?
- Разве Архивариуса можно с кем-то спутать?
Воины Роота тем временем уже почти закончили собирать две большие, несколько выше наших стен, осадные башни. И подкатить их они явно собираются к нашим воротам, которые показались им уязвимее для осады. Прикрываясь щитами, его люди настилают на землю огромные доски - всё ближе и ближе к стене, хотя иные из них уже с криком падают на землю, корчась от пролитого на них вара или от нашедшей брешь стрелы. Махины на колёсах ставят на этот помост, и, прикрывшись ими, начинают толкать их к городу. Я прикидываю, сколько человек может там поместиться, и, поняв, что дела наши плохи, обнажаю свой палаш. Для находящихся в башне влезть на стены и захватить галерею, освободив путь остальным урготцам - дело довольно быстрое. Или прорваться вниз и открыть осаждающим ворота. Но я позабочусь о том, чтобы с нашей стороны они не прошли.
Неожиданно с улицы задувает ледяной, как зима, ветер, добираясь даже до меня на этой высоте. У толпы внизу и у стоящих здесь вырывается дружный возглас изумления. По улице, один за другим, идут два огромных, покрытых грубой кожей слона, и все спешат убраться с дороги. Этот зверь ужасен и неостановим в своём неистовстве, он растопчет каждого, кто встал у него на пути.
Я знаю, что сейчас услышу ещё один возглас, поскольку понял то, что остальным ещё предстоит заметить. Идут не слоны, идут слонихи, куда более разумные и осторожные, но от этого ещё более опасные, если под угрозой их стадо и дети. Кто-то догадывается открыть перед ними ворота, и они направляются к одной из башен.
Другая уже почти перед нами, на расстоянии в четыре человеческих роста. Сверху из бойниц махины на нас сыплются стрелы, застревая в досках поновлённой крыши над галереей. Я знаю, что сейчас башню подкатят ещё ближе, чтобы осаждающие могли перепрыгнуть на стену, и даю приказ всем, кто вооружён пикой или хотя бы рогатиной, чтобы они просунули своё оружие в бойницы и упёрлись в эту махину. По моей команде они одновременно наваливаются на пики, а потом слегка отпускают их, потом снова наваливаются и снова отпускают. Башню толкают снизу, поэтому нам не удаётся её сдержать, и когда наши воины ослабляют напор, она всякий раз рывком надвигается на нас. Двое урготцев, не ожидая, пока перекинут лестницу, прыгают сверху, пробивая крышу, и мне приходится с ними разбираться. По счастью, пикинёры удерживают прежний ритм, махина начинает раскачиваться, сначала едва заметно, и вдруг неожиданно со скрипом и скрежетом опрокидывается на землю, разваливаясь на куски. Изготовившиеся к нападению враги срываются, ещё успевая прокричать на лету проклятья, поскольку высота тут немалая. Стоявшие внизу разбегаются из-под обломков прямо под наши стрелы.
Я перевожу взгляд направо. Две слонихи стоят между стеной и махиной, которая защищает их от лучников основного войска Роота. Те, кто сидит в башне, тоже не могут в них попасть, поскольку стрелять для этого надо точно вниз. Прорывающихся к ним они хватают хоботом, подбрасывая в воздух, и затаптывают упавшего. Мощные ноги крушат оббитые кожей доски башни, гибкий и ловкий хобот с пальцем на конце довершает дело там, где они треснули. Махина шатается, скрежещет и, наконец, рушится вниз. Одну из слоних задевает обломками, она заваливается на землю, в последнем усилии стряхивая их с себя. Через мгновенье среди остатков башни и раздавленных тел лежит маленькая сухонькая старушка. Вторая слониха подхватывает её хоботом, кладёт себе на спину и, пошатываясь, идёт к воротам, не обращая внимания на стрелы.
Ей открыли вовремя. Я сбегаю вниз и, вспомнив о том, что в комнате для караула высокие потолки, завожу её туда. Слониха перекатывается по полу и трубит от боли после того, как я вытаскиваю стрелу, пробившую огромное ухо. Когда она успокаивается, я подхожу чтобы помочь ей, потому что её ноги и хобот в ранах и занозах. Слониха дрожит всем телом, но лежит смирно. Я нахожу в караулке ведро чистой воды. Она жадно пьёт, и раны начинают затягиваться.
Вскоре передо мной сидит молодая женщина - довольно высокая, чуть выше меня, но хорошо сложенная и стройная, с прямым взглядом серых глаз, сейчас заметно заплаканных. Лицо у неё расцарапано.
- Как мне пойти домой? - говорит она. - Муж не знал, что я такая, такое...
- Самое разумное и благородное существо из всех, ходящих на четырёх ногах, - продолжаю я. - Что бы с нами дальше ни случилось, но сегодня вы спасли город, госпожа моя. Возвращайтесь в дом, залечите раны, похороните и оплачьте свою свекровь. Вы ведь любили её?
Женщина начинает тихонько всхлипывать.
- У вас есть более важные заботы, чем щадить чувства вашего мужа, госпожа. Ему стоит примириться с вашей второй природой, тем более, что у его матери она была такой же. А если он не захочет этого понять, то для поединка я всегда к его услугам.
Она испуганно взглядывает на меня и, поблагодарив, идёт к двери. Я велю трём воинам сопроводить Лори домой с необходимым почётом и донести тело её свекрови. Вокруг уже густеют сумерки, и всем понятно, что второго приступа врага сегодня не будет.
Ко мне подходит один из дворцовых слуг:
- Его Величество Стурин зовёт вас для аудиенции.
Стурин сидит за знакомым мне с юности дубовым столом. Сейчас вся столешница завалена картами столицы и окрестностей, чертежами оборонительных сооружений, книгами об искусстве войны и даже какими-то фолиантами по магии. Щёки его горят, в глазах застыло лихорадочное выражение. Он очень похож лицом на свою мать - темноглазый, с чёрными вьющимися волосами, хотя черты чуть крупнее и грубей. И ещё больше похож на ту молодую крестьянку, которую я видел мёртвой в её доме. Едва ответив на моё приветствие, он с разбегу, словно боясь передумать, заявляет:
- Сир, вы должны сказать мне, кто мой отец. Все говорят, что вы можете это узнать. Поклянитесь, что я услышу правду.
- Какое это имеет значение, Ваше величество? Покойный король видел в вас своего наследника, и когда вы остались в столице, то подтвердили, что он не ошибся.