Страница 17 из 61
- Одевайся, - говорю я, - спустись по дальней лестнице и иди через кухню, там, где выход к помойной яме. За нами кто-то пришёл, но чёрный вход они не загораживают, хотя тебя им всё равно будет видно. Ступай к отхожему месту, за ним дыра в заборе, и тут уже беги со всех сил. Улицы и тупички рядом с постоялым двором расположены примерно так - я рисую на папире - так что даже если тебя будут преследовать, есть шанс оторваться.
Я отдаю ему половину золота и кошелёк с серебром и медью, остальное засовываю в несколько подходящих щелей в полу и между досками стены.
- Постарайся вовремя привести стражу, но если не получится, помни, что луну спустя любому благородному уже будет понятно, кто ты такой. Если без меня ты не доберёшься до убежища, то придётся скрываться среди людей низшего сословия. Ещё через луну никто больше не сможет тебе повредить, но всё равно будь осторожен в решениях. Да, и не слушай, что я буду кричать тебе вслед.
Солдин, похоже, из тех, кого опасность заставляет собраться. Он быстро накидывает овчину, выходит и начинает тихонько спускаться по дальней лестнице. Я немного выжидаю, распахиваю окно, высовываюсь наружу в одном исподнем и ору:
- Верни кошелёк, мерзавец, сукин сын! Я в кипятке тебя сварю, когда найду! Верни кошелёк, лучше будет!
Солдин уже завернул за отхожее место и припустил изо всех сил. Мордовороты у меня под окном и те, которые стоят рядом с выходом, ржут так, что у меня уши закладывает. Я начинаю одеваться, потом выбегаю за дверь, и меня, понятное дело, тут же хватают под руки, затыкают рот какой-то тряпкой и волокут обратно в комнату. Тут все четверо, и это хорошо.
Из их разговора я понимаю, что Оллин Кори будет здесь к вечеру, поэтому устраивать мне серьёзный допрос они пока не решаются. Всего лишь бьют по лицу и под дых, чтобы подготовить к разговору. Когда это окончательно мне надоедает, я делаю вид, что потерял сознание. Один из бандитов тащит меня к стоящему на табурете тазику с водой и окунает туда голову. Это наводит его на свежую мысль, и когда я прихожу в себя, он снова погружает моё лицо в воду, выжидая, пока я не начну захлёбываться. Так повторяется три или четыре раза - я уже сбиваюсь со счёта, когда дверь слетает с петель, задевая одного из моих мучителей и сбивая на пол таз. Я еле успеваю от неё увернуться. Люди Кори, похоже, были до того поглощены развлечениями со мной, что сбежать от городской стражи успел только один. Ещё один, пригнувшись, ныряет в окно, и, судя по крикам, попадает там на чьё-то лезвие. Двоих скручивает стража. Я, пошатываясь, выхожу в коридор и вижу, как у лестницы, ведущей к чёрному ходу, добивают последнего.
Солдин бросается ко мне и помогает вытащить кляп.
- Хорошо, - говорю я. - Никто из четверых не ушёл. Ты выиграл нам полдня или даже целый день.
- Я подумал обо всех способах, какими они могли бы сбежать, Шади, и предупредил отряд. Вы кое-чему меня уже научили.
Его лицо сияет от гордости, и мне больно думать, что скоро он больше не сможет её почувствовать.
- Ты, надеюсь, не стал им говорить, что ты не мой слуга? - тихо спрашиваю я.
- Конечно, нет. Хотя сейчас мне жалко, что я не попросил палаш, чтобы с ними рассчитаться. Что они с вами делали?
- Ерунда. Сейчас нам снова надо будет идти.
- Но мне пришлось сказать, кто вы.
- Неважно. Об этом уже знают.
Я благодарю стражников. До небольших городков вроде этого смута, похоже, ещё не дошла, и они пришли на подмогу, как и следует, быстро. Конечно, отданный Солдином золотой этому тоже немало способствовал. Отдавая ещё один, я говорю:
- Перевяжите этих двоих и допросите. А нам скоро надо будет уходить. Если в городе или окрестностях появится их господин, постарайтесь его задержать. Он полный, обрюзгший, лет на двадцать постарше меня, с редкими светлыми волосами и лицом в оспинах. Будьте с ним осторожны, он очень опасен. Когда вернусь - награжу вас.
Даже если гадину потом велят отпустить (продолжаю я про себя).
Главное я уже знаю - бандитов послал Кори, а своими намерениями он всё равно вряд ли с ними делился. Стража, видимо, пошлёт в Вилагол донесение о нападении на благородного из столицы, но там, судя по наглости Кори, всем уже не до этого. Жалко. Я надеялся, что до следующих выборов родовитые будут соблюдать хоть какие-то приличия.
Я спускаюсь и иду на кухню. Слуги при виде стражи разбежались вслед за хозяином. Мне удаётся отыскать ведро с водой и отмыть лицо от крови. После некоторых раздумий я забираю лежащий на столе окорок. Потом поднимаюсь наверх, собираю сумку, выковыриваю спрятанные монеты из тайников и мы выходим, оставляя полностью разгромленную комнату. На протяжении дня пути отсюда дорога дважды разветвляется, и у нас хорошие шансы сбить со следа тех, кто будет нас искать.
- Мы будем идти всю ночь, - говорю я.
Когда мы удаляемся от города, я достаю из сумки плащ с меховой подкладкой, потом, поразмыслив, вынимаю ещё один - для Солдина. Путешествовать в обличье благородных для нас сейчас безопаснее. Я снимаю шляпу и прячу лицо под капюшоном. Солдин следует моему примеру. Я достаю два длинных кинжала, и мы подвешиваем их на плащи так, чтобы они всё время были под рукой.
Когда рядом с дорогой попадается большой камень или поваленное дерево, я присаживаюсь на них и отдыхаю. У юноши, по счастью, хватает благоразумия поступать так же. Сейчас у меня нет сил его уговаривать.
Темнеет. Почувствовав, что кто-то идёт к нам навстречу или обгоняет нас, я всякий раз прячусь вместе с Солдином в придорожной канаве. Наша одежда уже давно измарана в грязи, но это меня не слишком беспокоит. Идущие или едущие по дороге ночью обычно опасны - особенно теперь.
- Архивариус сегодня умер, - говорит Солдин. Говорит, не обращаясь ко мне, прямо в окружившую нас ночь. - И пока что некому его заменить.
Это означает, что уже назавтра в столице никто больше не сможет удержать благородных от любых глупостей и подлостей, на которые они решатся. Завещание либо уже стало известно, либо станет известно на следующий день. Так что искать теперь будут не только меня, но и Солдина. Ближайшую развилку дорог мы можем пройти ещё до света - если у нас хватит на это сил, во что слабо верится.
На лужайке неподалёку от дороги горит костёр, возле него сидят трое. Я прошу юношу спрятаться, осторожно подкрадываюсь и присматриваюсь. Похоже, и в самые тёмные ночи госпожа не оставляет меня в своей милости. Рядом с костерком пасётся пара стреноженных битюгов, покрытых попонами, и стоит фургончик. Самые безобидные из всех, кого мы могли встретить на пути - актёры. Им давно бы уже было пора остановиться на зиму в каком-нибудь большом городе. По всей видимости, они и ехали в столицу, но услышав последние известия, развернулись, чтобы отправиться в более безопасные места. Ночевать в чистом поле, конечно, не слишком разумно, но для них ещё хуже - запалить лошадей. Во всяком случае, сторожевых у костра они оставили. Полагаю, их вожак - человек догадливый и осторожный, а это не слишком хорошо, если мы с Солдином попробуем к ним прибиться.
Свои театры в столице есть у нескольких семей. Не самых богатых, поскольку это дополнительный источник дохода. Конечно, приглашения на сидячие места не продаются, а раздаются с поклонами и с обычным 'вы сделаете нам честь посещением'. Однако яма у сцены, где стоят люди попроще, деньги приносит, и немалые. Есть и королевский театр, куда не пускают простонародье с его непристойными выкриками, чесночным духом и лузганьем тыквенных семечек, но туда я не ходок уже давно.
Я тихонько подзываю Солдина и подхожу к костру с освещённой стороны с видом человека, который не собирается прятаться:
- Не слишком приятная ночёвка, верно? Мы с моим младшим спутником могли бы сторожить вас по ночам, а днём отсыпаться в фургоне. Иначе с нынешней дорогой вы совсем измотаетесь.
Двое остаются сидеть и бурчат что-то себе под нос, с подозрением глядя на мою опухшую физиономию. Третий встаёт, поправляя кинжал, и внимательно глядит на меня: