Страница 75 из 96
Тася. Где Карп, ты не знаешь?
Акафистов. Какой Карп? Ах, отец… А черт его знает! Пьет, наверно, с мастеровыми.
Тася. Говорят, он куда-то на беговых дрожках помчался.
Акафистов. Все может быть… У него весь уезд — свое знакомство.
Тася. Прокофий, ты кого-нибудь любишь?
Акафистов. Вас любил, да задаром. Теперь у меня один младшенький брат остался, кого больше себя люблю. Для него, можно сказать, и живу. В нем самого себя вижу, каким был в чистом отрочестве.
Тася. Прокофий, ты делаешь огромную подлость… Я чувствую — делаешь. Скажи, зачем?
Акафистов. Я вам слово дал, что поезд уйдет? Дал. Он и уйдет. Чего еще надо от меня?
Тася. Делай, делай… может быть, на свою же голову.
Акафистов. Ну что такое вы говорите мне?!.. Да я для вашего же Костромина стараюсь, а по закону жизни должен его ненавидеть.
В дверях буфета — Юля.
Юля. Братец, тебя князь к столу требует.
Акафистов. Чего ему?
Юля. Об отце спрашивает… У них море разливанное идет. Баба с пером по столам сигает, юбки задирает. Содом!
Акафистов (нежно). Юленька, детка, погоди, дай слово скажу.
Юля. Какое слово, братец?
Акафистов. Берегись их.
Юля. Кого?
Акафистов. Сильных мира… не вздумай дерзость сказать. Умоляю.
Юля. Больно мне, братец, с тобой говорить, а на этих сильных я и смотреть не хочу. Не бойся, ничего не скажу.
Акафистов. Один ты у меня… Кто мы?.. Ты да я… Одинокие мы с тобой, несчастные…
Юля. Я себя несчастным не считаю, а ты как хочешь. Ну, пойдем, князь зовет.
Уходят. Появляется Костромин.
Костромин. Нарочито ждал, пока этот несчастный скроется. Ох и личность! Но пока он перед революцией хочет выслужиться, его опасаться нечего. А уедем мы без его помощи. Домой сбегал, радостью поделился.
Тася. Гришенька, дорогой мой, скорее уезжайте.
Костромин. А что вас волнует, Тасенька?
Тася. Боюсь несчастья. Карп Акафистов за усмирителями поехал, которые крестьян секут. Видимо, послал проезжий князь за вознаграждение.
Костромин. Князь?.. Он выродок, понятно. Но Карп!.. Незадорого пошел наш Савонарола[108]. Моралист! Но не беда. В случае необходимости мы так ударим по этим усмирителям, что живыми не уйдут. Однако лучше до такой необходимости дела не доводить. Нам силы нужны в другом месте.
Тася. Ясный мой, непоколебимый… Хочется мне перед разлукой наплакаться на твоей груди.
Костромин. Тася, не унывайте. Мы не разлучаемся. Я и думать не хочу, будто мы разлучаемся. Нет. Мы жить начинаем бесконечно счастливой молодостью. А вот и Юлай и Черемухин, все свои.
Тася. А я все-таки буду со стороны наблюдать, что вокруг происходит. (Уходит.)
Входят Юлай, Черемухин, Бородин, Калязин.
Костромин. Сумерек ждать пришлось, а то мы тут на виду. Юлай, беги за машинистом, скажи, по важному делу.
Юлай уходит.
Теперь я сам берусь с ним договориться. Скоро поедем. Но знайте, товарищи, что сюда могут пожаловать усмирители. Как быть?
Черемухин. Вам ждать их не надо, вы скорее уезжайте.
Костромин. Если бесчинств не будет — держитесь спокойно. Первыми не стреляйте, постарайтесь вступить с солдатами в переговоры. А придется драться — не бойтесь, деритесь. Но если все же роковой час пробьет и не восторжествует дорогая сердцу свобода, то уходите в глубокое подполье. Берегите себя к грядущему последнему сражению. На Урал советую пойти. Там не выдадут.
Черемухин. Ты, Костромин, покорный сын народа. Умница ты. Поцелуемся, Гриша.
Целуются.
Бородин. Значит, будем спокойно ждать отправки поезда. Пойдем в вагон, Калязин.
Калязин. Я спокойно ждать не буду, если здесь начнут избивать наших братьев.
Костромин. Как скажу, так и поступите. Революционная целесообразность выше наших чувств, товарищ. Ступайте. С машинистом надо говорить с глазу на глаз.
Все уходят, кроме Костромина. Появляются Юлай и Фетисыч.
Юлай. Вот, привел. Серчает. (Уходит.)
Фетисыч. Опять ты?!
Костромин. Я, я… Некому больше, товарищ Фетисыч. Благодаря моей непроницательности мы упустили массу дорогого времени. Я ведь думал, что мы с тобой — люди одной партии, но своему чутью не доверился. Ты к большинству примыкаешь?
Фетисыч. Ну… дальше.
Костромин. Во всяком случае, ты, механик, не меньшевик.
Фетисыч. Смело за дело берешься. А какое дело, до сих пор не пойму.
Костромин. Поезд надо отправлять. В поезде едет уральская дружина на помощь рабочему восстанию.
Фетисыч (изумлен). Да почему же мне никто об этом раньше не сказал…
Костромин. Потому что никто не знал, что ты свой.
Фетисыч. А кто мне поручится, что все это — святая правда?
Костромин. Уральцев сам можешь повидать, а за меня поручится каждый рабочий на этой станции.
Фетисыч. Это скорей моя вина, что мы не поняли друг друга. Я старше тебя, опытней. Но радостно, что поняли.
Костромин (до восторженности). Отец… механик… это выше, чем радость…
Фетисыч (помолчавши). Здравствуй, товарищ.
Костромин (жмет руку). Здравствуй, брат.
Фетисыч. На возвышенное дело зовешь, радостно. Теперь помоги мне с нашими сговориться.
Костромин. Телеграфист Акафистов с депешей придет — не верь: депеша фальшивая.
Фетисыч. Сам он фальшивый, вот горе. Не поймешь, какому богу молится.
Костромин. Усмирителей здесь ждать можно… Но наша высшая цель поскорее выехать отсюда.
Фетисыч. Мы пары упустили. Скоро не уедешь. Да еще на разговоры время уйдет.
Костромин. Давай, механик, постараемся. Будущее смотрит на нас с тобой.
Фетисыч. А для чего жизнь кладем? Для будущего. Пусть те люди, которые пожнут плоды наших дел, пусть они хорошо в свете, в радости поживут.
Оба уходят. Появляются Тася и Ландышев.
Ландышев. Тася, ты за весь день часу дома не посидела. Что с тобой делается?
Тася. День необыкновенный, папа.
Ландышев. Деликатной девушке находиться среди толпы… Это уж срам какой-то.
Тася. А мне кажется, что я этот день на крыльях провела.
Ландышев. Тася, да девичье ли дело…
Тася (перебивает). Не огорчайся, с завтрашнего дня я уж ногой не ступлю вон из дому.
Ландышев. Как трудно нам без матери! Давно пора тебе замуж, деточка.
Тася. Пора, пора.
Ландышев. А то еще революцией начнешь увлекаться. Это уж будет самое великое несчастье.
Тася. Не беспокойся, папа, никакого несчастья не случится.
Ландышев. Пойдем домой, не могу я один.
Тася. Пойдем, папахен мой, пойдем, не огорчайся.
Входят Карп и Акафистов.
Карп (Тасе). О дщерь непокорная, уйди под сень родительскую.
Тася. Неужели, Карп, ты еще не надоел самому себе?.. Как противно!
108
Савонарола, Джироламо (1452–1498) — итальянский проповедник и религиозно-политический реформатор. В своих проповедях изобличал безнравственность, особенно в среде духовенства и богачей, призывал к отказу церкви от богатства, к аскетизму. В 1497 году был отлучен от церкви, позже схвачен и сожжен.